Он мог бы победить своих врагов, если бы иностранные дела благоприятствовали ему. Флорентийцы, восхвалявшие свободу, были в ярости на Пизу за то, что она требовала и обеспечивала ее. Даже Савонарола не осмелился защитить мятежный город; и каноник собора, который заметил, что пизанцы тоже имеют право быть свободными, был сурово наказан синьорией Апьяньоне. Савонарола пообещал вернуть Пизу Флоренции и опрометчиво заявил, что держит Пизу в своих руках; но он был, как презрительно сказал Макиавелли, пророком без оружия. Когда Карла VIII изгнали из Италии, Пиза укрепила свою независимость с помощью союз с Миланом и Венецией; и флорентийцы оплакивали то, что Савонарола связал их с падающей звездой Карла и что они одни не участвовали в славном изгнании французов из Италии.17 Прежде чем покинуть недавно построенные флорентийские крепости Сарзана и Пьетра Санта, их французские коменданты продали одну Генуе, а другую Лукке. Монтепульчано, Ареццо, Вольтерра и другие зависимые территории Флоренции были охвачены движением за освобождение; некогда гордый и могущественный город, казалось, был на грани потери почти всех своих отдаленных владений и всех своих торговых точек по Арно, Адриатике и дорогам в Милан и Рим. Пострадала торговля, упали налоговые поступления. Совет пытался финансировать войну против Пизы за счет принудительных займов у богатых граждан, предлагая им взамен государственные облигации; но по мере приближения банкротства эти облигации сократились до восьмидесяти-пятидесяти-десяти процентов от их номинальной стоимости. В 1496 году казна была истощена, и правительство подражало Лоренцо, занимая деньги из фонда, доверенного государству, чтобы обеспечить приданое для бедных невест. В управлении государственными фондами, будь то Бьяррабиати или Спьяньони, коррупция и некомпетентность возросли и распространение. Франческо Валори, ставший гонфалоньером (январь 1497 года) большинством голосов аПьяньоне в Совете, свел с ума Бешеных псов, исключив их из всех магистратур, отказав им в членстве в Совете, если они были неуплатными по налогам, не позволяя никому, кроме Апьяньони, выступать перед Советом и изгнав из Флоренции любого францисканского монаха, который проповедовал против Савонаролы. В течение одиннадцати месяцев в 1496 году дождь шел почти ежедневно, уничтожая посевы в узких внутренних районах; в 1497 году люди умирали от голода на улицах. Правительство открыло пункты оказания помощи, чтобы обеспечить хлебом бедных; женщины были раздавлены насмерть во множестве подавших заявки. Партия Медичи замышляла восстановить Пьеро; пять лидеров были обнаружены и приговорены к смертной казни (1497); в обращении в Совет, гарантированном конституцией, им было отказано; они были казнены в течение нескольких часов после их осуждения; и многие флорентийцы противопоставляли фракцию, насилие и суровость Республики порядку и миру времени Лоренцо. Враждебные толпы неоднократно демонстрировались перед монастырем Савонаролы;Пьянони и Аррабиати побивали друг друга камнями на улицах. Когда монах проповедовал в День Вознесения Господня в 1497 году, его проповедь была прервана бунтом, в ходе которого его враги пытались схватить его и были отброшены его друзьями. Один гонфалоньер предложил синьории изгнать его, чтобы успокоить город, и это предложение было проигранно одним голосом. Посреди этого горького крушения своей мечты Савонарола столкнулся и бросил вызов самой сильной власти в Италии.
iii. МУЧЕНИК
Папа Александр VI не был глубоко встревожен критикой Савонаролы в адрес духовенства или нравственности Рима. Он слышал подобное и раньше; сотни священнослужителей на протяжении прошлых веков жаловались, что многие священники вели аморальный образ жизни и что папы больше любили богатство и власть, чем становились наместниками Христа.18 Александр был добродушным человеком; он не возражал против небольшой критики, пока чувствовал себя в безопасности в апостольском кресле. Что беспокоило его в Савонароле, так это политика монаха. Не полудемократический характер новой конституции; Александр не проявлял особого интереса к Медичи и, возможно, предпочитал во Флоренции слабую республику сильной диктатуре. Александр опасался нового вторжения французов; он присоединился к созданию лиги итальянских государств, чтобы изгнать Карла VIII и предотвратить второе нападение французов; он возмущался приверженностью Флоренции к союзу с Францией, считал Савонаролу силой, стоящей за этой политикой, и подозревал его в тайной переписке с французским правительством. Савонарола писал Карл VIII Об этом времени три буквы поддержали предложение кардинала Джулиано делла Ровере, что королю следует называть Генеральным советом духовных лиц и общественных деятелей по реформе церкви и низложить Александра как “безбожник и еретик.”19 кардинала Асканио Сфорца, Милан, представляющих при папском дворе, призвал папу Римского в конце проповедь и воздействовать на монаха.
21 июля 1495 года Александр написал короткую записку Савонароле:
Нашему возлюбленному сыну приветствие и апостольское благословение. Мы слышали, что из всех работников в винограднике Господнем ты самый ревностный, чему мы глубоко радуемся и благодарим Всемогущего Бога. Мы также слышали, что ты утверждаешь, что твои предсказания исходят не от тебя, а от Бога.* Поэтому мы желаем, как подобает нашему пастырскому служению, поговорить с тобой об этих вещах, чтобы, будучи таким образом лучше осведомленными о Божьей воле, мы могли бы лучше ее исполнить. Поэтому, согласно твоему обету святого послушания, мы повелеваем тебе ждать нас без промедления и будем приветствовать тебя с любящей добротой 20.
Это письмо стало триумфом врагов Савонаролы, поскольку поставило его в ситуацию, когда он должен был либо закончить свою карьеру реформатора, либо вопиюще ослушаться папы. Он боялся, что, оказавшись у власти папы, ему никогда не позволят вернуться во Флоренцию; он может закончить свои дни в темнице Святого Ангела; и если он не вернется, его сторонники будут разорены. По их совету он ответил Александру, что слишком болен, чтобы ехать в Рим. То, что мотивы папы были политическими, появилось, когда он написал синьории 8 сентября протестуя против продолжающегося союза Флоренции с Францией и призывая флорентийцев не терпеть упреков в том, что они единственные итальянцы, вступившие в союз с врагами Италии. В то же время он приказал Савонароле воздержаться от проповедей, подчиниться власти генерального доминиканского викария в Ломбардии и идти туда, куда ему прикажет генеральный викарий. Савонарола ответил (29 сентября), что его паства не желает подчиняться генеральному викарию, но тем временем он воздержится от проповедей. Александр в примирительном ответе (16 октября) повторил свой запрет на проповеди и выразил надежду, что, когда здоровье Савонаролы позволит, он приедет в Рим, чтобы быть принятым в “радостном и отеческом духе”21. Там в течение года Александр оставил проблему в покое.
Тем временем отряд приора вернул себе контроль над Советом и синьорией. Эмиссары флорентийского правительства в Риме умоляли папу снять запрет на проповедь монаха, настаивая на том, что Флоренция нуждается в его моральном стимуле во время Великого поста. Александр, по-видимому, дал устное согласие, и 17 февраля 1496 года Савонарола возобновил свою проповедь в соборе. Примерно в это же время Александр поручил ученому доминиканскому епископу изучить опубликованные проповеди Савонаролы на предмет ереси. Епископ сообщил: “Святейший Отец, этот монах не говорит ничего неразумного и честный; он выступает против симонии и развращения священства, что на самом деле очень велико; он уважает догмы и авторитет Церкви; поэтому я предпочел бы сделать его своим другом—если понадобится, предложив ему кардинальский пурпур”22. Александр любезно послал доминиканца во Флоренцию, чтобы предложить Савонароле красную шляпу. Монах почувствовал себя не польщенным, а шокированным; для него это был всего лишь еще один пример симонии. Его ответ посланнику Александра был таким: “Приходите на мою следующую проповедь, и вы получите мой ответ Риму”23.
Его первая проповедь в этом году вновь открыла его конфликт с Папой римским. Это было событие в истории Флоренции. Половина взволнованного города желала его услышать, и даже огромный дом не мог вместить всех, кто хотел войти, хотя внутри они были так плотно набиты, что никто не мог пошевелиться. Группа вооруженных друзей сопровождала настоятеля до собора. Он начал с объяснения своего долгого отсутствия за кафедрой и подтверждения своей полной верности учению Церкви. Но затем он бросил дерзкий вызов папе римскому:
Настоятель не может давать мне никаких распоряжений, противоречащих правилам моего ордена; папа не может давать никаких распоряжений, противоречащих милосердию или Евангелию. Я не верю, что папа когда-либо стремился бы сделать это; но если бы он так поступил, я бы сказал ему:“Теперь ты не пастор, ты не Римская Церковь, ты в заблуждении”.... Всякий раз, когда ясно видно, что приказы начальства противоречат Божьим заповедям, и особенно когда они противоречат заповедям милосердия, никто в таком случае не обязан повиноваться.... Если бы я ясно видел, что мой отъезд из города приведет к духовной и мирской гибели людей, я бы не повиновался ни одному живому человеку, который приказал бы мне уехать... поскольку, повинуясь ему, я бы ослушался повелений Господа24.