*В Бриенне в 1805 году Наполеон встретил старого священника, который был его школьным учителем в Военном училище. Увидев его в коричневом пальто, он сделал вид, что не узнал его. - Сутану отдали священникам, чтобы все знали, кто они такие. Иди и одевайся!* - сказал он. Затем, когда другой изменился, *Ах! Теперь я узнаю тебя, и я очень рад тебя видеть! " 2 О, уважаемый руководитель священного предприятия, Направь, о, направь наши шаги к Земле Обетованной! Наша жажда жгуча, о, соблаговолите утолить ее! Будь для нас нашим Моисеем и ударь по скале!
Только одна вещь могла бы помочь успокоить общественное мнение и привить мягкость и терпимость ~~ фигура в белом из Рима, которую приветствовал Париж 28 ноября 1804 года. Даже во времена Самых христианских королей город никогда не видел папу римского, и хотя в целом он был мало религиозен, он не мог остаться равнодушным к такому непривычному зрелищу. В общей реакции на присутствие папы большую роль сыграли мягкость, евангельская простота Пия VII. Когда он посещал наши церкви или сам совершал в них богослужения, принимал большой государственный корпус и цветы общества в галерее Лувра, осматривал достопримечательности Парижа-Инвалидов, Монне, Х6тель-Дье, Квинз-Вин, Ботанический сад,— он проявлял интерес ко всему и говорил со всеми по-доброму. Предубеждение развеялось в присутствии этого дряхлого старика, чья рука, казалось, была создана для благословения.
Без малейшего колебания самые яростные якобинцы вчерашнего дня склонили перед ним головы, от Франсуа де Нешато, приветствуя его от имени сенаторов, и Франсуа де Фод, принося ему дань трибуната мелодраматичному Лаланду, который положил руку на сердце, представляя членов Бюро долгот. Сам Давид, бывший друг Робеспьера, получив несколько заседаний от Суверенного понтифика, громко восхвалял его. "Он действительно папа, этот человек, - сказал он, - он настоящий священник: золотая отделка на его мантии-просто обман!"
В течение целых четырех месяцев Пий VII получал знаки уважения, даже энтузиазма, на которые он вряд ли мог рассчитывать. И когда в день его отъезда на балконе Павильона де Флор его встретила последняя овация, он окончательно убедился, что в этой старшей дочери Церкви больше нет ничего от того ужасного, которого он ожидал.
Визит папы римского позволил императору быть помазанным на манер Карла Великого, а парижским торговцам четками совершить бурную торговлю. Говорят, что один из них продавал более ста дюжин в день; другой получил чистую прибыль в размере 40 000 франков только в январе месяце. Разве это не было доказательством того, что благочестие начало серьезно прогрессировать?
Этот прогресс вскоре должен был быстро ускориться, как можно судить по отчетам о религиозном движении вплоть до конца Империи, в которых рассказывается об организации приходов, развитии проповедей и миссий, поощрении благотворительной деятельности, подобной работе Filles de Charite, и создании в Сен-Сюльписе Конгрегации аббатом де Фрейссинусом, все это представляло собой заметные победы для Церкви, признаки возрождения, зародышем которого послужил Конкордат.
Но три или четыре года спустя сложилась парадоксальная ситуация, когда Наполеон, нарушив гармонию, которую он так старался создать, лишил папу его государств, интернировал его в Савоне, отлучил себя от церкви и остался, несмотря на все это, официальным хозяином духовенства.
Экстраординарная ситуация, если она когда-либо существовала! Самый могущественный католический суверен Европы, исключенный из Божественного Закона (Он должен быть в ваших глазах язычником и мытарем), и, тем не менее, продолжающий каждое воскресенье служить мессу в часовне Тюильри, назначать епископов и быть встреченным каждый раз, когда он входил в церковь, традиционным Господом, salvum fac imperatorem!
Как отреагировали верующие на такое зрелище? "Если говорить правду,-писал будущий министр Луи-Филиппа, придерживавшийся большинства ортодоксальных взглядов, - никто не задумывался об этом, - Таков был авторитет Наполеона, что его ссоры со Святым Престолом рассматривались современниками как простые инциденты во внешней политике. *Мы уделили этому мало внимания/ признается герцогиня д'Абрантес: "Во-первых, потому, что мы всегда относимся ко всему легкомысленно, а затем потому, что сам император не хотел, чтобы люди беспокоились о том, что он сделал или приказал сделать/