Кардинал-легат отслужил мессу. В момент возвышения зрителей удивило эффектное новшество: войска представили оружие, а барабаны отбили общий салют. Во время проповеди несколько генералов рассмеялись
насмешливо, особенно Ланна и Ожеро, которые только что слишком хорошо пообедали, и Бертье почти насильно притащил их туда. Другой, генерал Дельмас, которого в тот вечер Первый консул спросил, что он думает об этой церемонии, без колебаний ответил: "Прекрасный образец церковного балагана! Не хватало только миллиона человек, которые отдали свои жизни, чтобы разрушить то, что вы только что восстановили!"
Эта фраза подытожила чувства большого числа военных, ибо армии Революции было трудно понять внезапный поворот направо-около поворота, который ей было приказано выполнить. Чувства были не менее острыми в определенных интеллектуальных кругах, особенно в Институте, где все еще царил дух Энциклопедии. Нам нужно только вспомнить предложение, выдвинутое Кабанисом во время сессии, на которой я требую, чтобы имя Бога никогда не произносилось в этих районах T, И еще более странное заявление, сделанное другим членом C, Я клянусь, что Бога не существует!"
Но эти запоздалые ученики философов, в число которых входили Гинне и Парни, Гарат и Мари-Жозеф Шенье, в конце концов, были лишь небольшой группой; их протесты вряд ли принимались всерьез, не более чем фантазии астронома Лаланда, который мог сказать такие прекрасные вещи о небесах и такие плохие вещи об их главном обитателе. Конечно, в то время среди людей было мало религиозных убеждений, но сам факт того, что религии теперь было предоставлено законное существование, вскоре помог ей укрепиться, потому что общая забота заключалась в правильном поведении в таких вопросах.
Это объясняет возрождение модного благочестия на следующий день после Конкордата. Вскоре у некоторых очень важных персон вошло в обычай ходить на мессу, как Камбасерес, или быть назначенными почетными церковными старостами, как Мюрат; у некоторых лидеров моды вошло в обычай обходить стол в Сен-Кохе в полном вечернем платье, как жена банкира Деларю— с русским графом, ведущим ее за руку, и двумя лакеями, несущими ее шлейф, за которым следует негр-или подавать хлеб для освящения в Сен-Амбруазе, как Майл Дюшенуа, или даже установить временный алтарь в день Тела Христова, как Майл Контат в своем загородном доме в Иври.Парижское население было немало поражено этими непривычными зрелищами, но его ожидали еще большие сюрпризы. Священники вот-вот должны были появиться на улицах в церковных одеждах, сначала в коротких сутанах, как у аббатов старого режима, затем в длинных сутанах, официально рекомендованных Бонапартом. 1 В праздничные дни служба совершалась вне церкви; Святое Причастие проносили по бульвару Сент-Антуан, или процессия отправлялась поклониться Голгофе в Скиту Мон-Валерьен.
Поскольку духовенство теперь официально признано, они, очевидно, должны быть свободны отныне заниматься своим призванием различными способами, такими как благословение курсантов Военной школы Сен-Сир (которые приветствовали епископа Версаля несколько комичными стихами 2), подтверждение юных леди Сен-Лазар и помощь осужденным заключенным на Гревской площади, новшество, засвидетельствованное населением, согласно Журналу Дебатс, "с таким же удовольствием, как и уважением".
И все было бы хорошо, если бы не стойкая нетерпимость некоторых старомодных священников, которая породила ряд ненужных волнений.
Зачем лишать конституционных аббатов права служить мессу теперь, когда они были признаны Папой римским? Почему аббат Боссу должен был с оскорблениями выгнать честного человека из Сент-Эсташа за то, что он совершил преступление, переодев двух своих маленьких мальчиков мамелюками, а не так, как мы могли бы переодеть наших моряков или шотландцев? Почему, прежде всего, кюре Мардрюэль должен запретить похоронной процессии бедного Шамоя въехать в Сент-Эсташ, навлекая тем самым гнев театрального мира и возмущение широкой публики? Так много ошибок, которых можно было бы легко избежать в интересах Священного Союза!
К сожалению, эти столкновения были еще более многочисленными в провинциях. Некоторые города, такие как Авиньон, публично сожгли Конкордат. В других, как, например, в Сен-Флуре, над новым кюре, которого обвинили в том, что он был присяжным заседателем, подняли шум, и военным пришлось вмешаться. Прихожане Витре разграбили церковь под предлогом того, что она была осквернена во время революции. Жители Ла-Панисьера на Луаре штурмом взяли колокольню числом четыреста или пятьсот человек и забросали сверху камнями кюре, мэра и полицию. В Орлеане они пошли еще лучше. Поскольку новый епископ Бернье не только принимал участие в переговорах Конкордата, но, как, несомненно, ошибочно утверждали, приложил руку к массовым убийствам в Вандее, ночью перед его дверью паства поставила ведро с кровью. Деликатная манера приветствовать его,