И все же золотая цепь, как ее любовно называли, платоновской преемственности продолжалась сорок четыре года со смерти Прокла до эдикта Юстиниана, который наложил вечное молчание на афинские школы и вызвал горе и негодование немногих оставшихся приверженцев греческой науки и суеверий. Семь друзей и философов, Диоген и Гермий, Евлалий и Прискиан, Дамаск, Исидор и Симплиций, которые не разделяли религию своего государя, приняли решение искать на чужбине свободу, в которой было отказано в их родной стране. Они слышали и доверчиво верили, что республика Платона была реализована в деспотическом правительстве Персии и что царь-патриот правил самой счастливой и добродетельной из наций. Вскоре они были поражены естественной открытие Персии походил на другие страны земного шара; что Хосрова, который влияет имя философа, был тщеславен, жесток и амбициозен; что фанатизм и дух нетерпимости, царившие среди волхвов; что дворяне были высокомерны, придворные подневольные, и воеводы, несправедливо, что виновный иногда бежал, и что невинные часто притесняют.
Разочарование философов побудило их упустить из виду истинные добродетели персов; и они были шокированы, возможно, более глубоко, чем это было принято в их профессии, множеством жен и наложниц, кровосмесительными браками и обычаем выставлять трупы собакам и стервятникам, вместо того, чтобы прятать их в земле или сжигать огнем. Их раскаяние выразилось в поспешном возвращении, и они громко заявили, что скорее умрут на границах империи, чем будут пользоваться богатством и благосклонностью варвара. Однако из этого путешествия они извлекли пользу, которая отражает чистейший блеск характера Хосрова. Он потребовал, чтобы семь мудрецов, посетивших персидский двор, были освобождены от уголовных законов, которые Юстиниан ввел против своих языческих подданных; и эта привилегия, прямо оговоренная в мирном договоре, охранялась бдительностью могущественного посредника[5].
Симплиций и его спутники закончили свою жизнь в мире и безвестности; и так как у них не осталось учеников, они завершают длинный список греческих философов, которых можно справедливо восхвалять, несмотря на их недостатки, как мудрейших и добродетельнейших из их современников. В настоящее время сохранились труды Симплиция. Его физические и метафизические комментарии к Аристотелю исчезли вместе с модой того времени; но его моральная интерпретация Эпиктета хранится в библиотеке наций как классическая книга, наиболее превосходно приспособленная для того, чтобы направлять волю, очищать сердце и подтверждать понимание справедливым доверием к природе как Бога, так и человека.
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ РИМСКОГО КОНСУЛЬСТВА
[541 год н. э.]
Примерно в то же время, когда Пифагор впервые изобрел название философа, свобода и консульство были основаны в Риме старшим Брутом. Первые магистраты республики были избраны народом для осуществления в сенате и в лагере полномочий по вопросам мира и войны, которые впоследствии были переданы императорам. Но традиция древнего достоинства издавна почиталась римлянами и варварами. Готский историк Джорданези приветствует консульство Теодориха как вершину всей мирской славы[6]. король Италии он сам поздравляет тех ежегодных фаворитов фортуны, которые без забот наслаждались великолепием трона; и в конце тысячи лет два консула были созданы государями Рима и Константинополя с единственной целью-назначить дату года и праздник для народа. Но расходы на этом фестивале, в котором богатые и тщетно стремились превзойти своих предшественников, незаметно встал в огромную сумму - £80,000 [$400,000]; мудрейший сенаторы отклонили бесполезный честь, в котором участвовали определенные разорению семьи; и это нежелание мы должны вменить частые провалы в последнюю эпоху consularfasti.
Предшественники Юстиниана помогали из общественных сокровищ достоинству менее богатых кандидатов; жадность этого князя предпочитала более дешевый и удобный метод консультирования и регулирования. Семь процессий или зрелищ-вот число, к которому его указ ограничивал скачки на лошадях и колесницах, спортивные состязания, музыку и театральные пантомимы, а также охоту на диких зверей; и маленькие серебряные монеты были незаметно заменены золотыми медалями, которые всегда вызывали шум и пьянство, когда он играл в театре. они были разбросаны щедрой рукой среди населения. Несмотря на эти предосторожности и его собственный пример, преемственность консулов окончательно прекратилась в тринадцатом году правления Юстиниана, чей деспотический нрав мог быть удовлетворен молчаливым исчезновением титула, который напоминал римлянам об их древней свободе.
ВОЙНА ВАНДАЛОВ
[523-533 н. э.]
Когда Юстиниан взошел на престол, примерно через пятьдесят лет после падения Западной империи, королевства готов и вандалов получили прочное и, как может показаться, законное основание как в Европе, так и в Африке. Титулы, которые были начертаны римскими победами, были с равной справедливостью стерты мечом варваров; и их успешный грабеж получил более почтенную санкцию от времени, от договоров и от клятв верности, уже повторенных вторым или третьим поколением послушных подданных.
После того как сам Рим был лишен императорского пурпура, константинопольские князья взяли на себя единственный и священный скипетр монархии; потребовали в качестве своего законного наследства провинции, которые были покорены консулами или которыми владели цезари; и слабо стремились избавить своих верных подданных Запада от узурпации еретиков и варваров. Исполнение этого великолепного замысла было в какой-то степени зарезервировано за Юстинианом. В течение первых пяти лет своего правления он неохотно вел дорогостоящую и невыгодную войну против Персии, пока его гордость не подчинилась его амбициям, и он купил по цене 440 000 фунтов стерлингов [2 200 000 долларов] выгоду от ненадежного перемирия, которое на языке обеих наций было удостоено названия “бесконечный мир”. Безопасность Востока позволила императору использовать свои силы против вандалов, а внутреннее положение Африки послужило благородным мотивом и обещало мощную поддержку римскому оружию.
Согласно завещанию основателя, Африканское королевство по прямой линии перешло к Хильдерику, старшему из вандальских князей. Мягкий нрав склонял сына тирана, внука завоевателя, отдавать предпочтение советам о милосердии и мире; и его восшествие на престол было отмечено благотворным указом, который восстановил двести епископов в их церквах и позволил свободно исповедовать афанасианское вероучение. Но католики с холодной и мимолетной благодарностью приняли милость, столь неадекватную их притязаниям, и добродетели Хильдерика оскорбили предрассудки его соотечественников. Арианское духовенство осмелилось намекнуть, что он отрекся от веры, а солдаты еще громче жаловались, что он утратил мужество своих предков. Его послов заподозрили в тайных и позорных переговорах при византийском дворе, а его полководец, Ахилл, как его называли, из вандалов, проиграл битву с голыми и беспорядочными маврами.
Общественное недовольство было вызвано Гелимером, чей возраст, происхождение и военная слава давали ему очевидный титул преемника. Он принял, с согласия нации, бразды правления, и его несчастный государь без борьбы сошел с трона в темницу, где его строго охраняли вместе с верным советником и его непопулярным племянником, Ахиллесом вандалов. Но индульгенцию, которая Hilderic показал его католические субъекты имели сильно рекомендовал его пользу Юстиниана, которые, на благо своей секты, могли бы оценить и использовать юстиции веротерпимость; их союз, а племянник Джастин остался в частной станции, был закреплен взаимный обмен подарками и письмами, и император Юстиниан утверждал причиной королевской семьи и дружбы.
В двух последовательных посольствах он призывал узурпатора покаяться в своей измене или, по крайней мере, воздержаться от любого дальнейшего насилия, которое могло бы вызвать недовольство Бога и римлян; уважать законы родства и наследования и мирно позволить немощному старику закончить свои дни либо на карфагенском троне, либо во дворце Константинополя. Страсти или даже благоразумие Гелимера вынудили его отклонить эти просьбы, которые были высказаны надменным тоном угрозы и приказа; и он оправдал свое честолюбие на языке, на котором редко говорили при византийском дворе, утверждая, что свободный народ имеет право отстранить или наказать своего главного магистрата, который не выполнил королевскую должность. После этого бесплодного увещевания с пленным монархом обошлись более строго, его племянника лишили глаз, а жестокий Вандал, уверенный в своей силе и расстоянии, высмеял тщетные угрозы и медленные приготовления императора Востока. Юстиниан решил освободить или отомстить своему другу Гелимеру, чтобы сохранить свою узурпацию; и войне предшествовали, согласно практике цивилизованных наций, самые торжественные заявления о том, что каждая сторона искренне желает мира.
Сообщение об африканской войне было благодарно только тщеславному и праздному населению Константинополя, чья бедность освобождала их от уплаты дани и чья трусость редко подвергалась военной службе. Но более мудрые граждане, которые судили о будущем по прошлому, вспоминали о безмерной потере, как людей, так и денег, которую империя понесла в экспедиции Василиска. Войска, которые после пяти трудных кампаний были отозваны с персидской границы, боялись моря, климата и оружия неизвестного врага.
Силы вандалов были ослаблены разногласиями и подозрениями; римские армии были воодушевлены духом Велизария, одним из тех героических имен, которые знакомы каждому веку и каждой нации.
ВЕЛИСАРИЙ
Африканец из Нового Рима родился и, возможно, получил образование среди фракийских крестьян[7] без каких—либо преимуществ, которые сформировали достоинства старшего и младшего Сципиона-благородное происхождение, либеральные исследования и подражание свободному государству. Молчание болтливого секретаря может быть признано доказательством того, что юность Велизария не могла позволить себе никаких похвал; он служил, несомненно, с доблестью и репутацией, среди личной охраны Юстиниана; и когда его покровитель стал императором, слуга был повышен до военного командования. После смелого вторжения в Персармению, в котором его славу разделил коллега, а его продвижение было остановлено врагом, Велизарий отправился на важную станцию Дара,где он впервые принял службу у Прокопия, верного спутника и прилежного историка его подвигов.
[Картинка: img_18]