Папа того времени, Павел II, был человеком, чей энтузиазм легче было привлечь его великолепной коллекцией древностей и произведений искусства и драгоценностями, которые он собирал для своего личного украшения, чем идеалом абсолютной бедности. В 1466 году ему дошло до ушей, что многие Fraticelli «de impressione» собираются отправиться в Ассизи, чтобы присутствовать на фестивале Portiuncula, который должен был состояться там в июле. Маленькая часовня Святой Марии Ангелов, известная как Портюнкула, была местом, где Святой Франциск получил откровение, определившее его призвание; теперь это стало излюбленным местом паломничества Фратичелли - а также местом, где среди толп паломников они могли встречаться, не привлекая внимания. Однако в данном случае это было не так: следователи, специально присланные папой, изъяли десяток из них,
Оказалось, что пленники проделали долгий путь в Ассизи: некоторые из окрестностей Поли, недалеко от Рима; другие - из окрестностей Майолати, в горной, внутренней части Марша Анконы. Все были малоизвестными жителями безвестных деревень; но, несмотря на это, было сочтено целесообразным перевезти их до Рима и заключить в самой папской крепости. Более того, священнослужители, допрашивавшие их там, включали архиепископа и двух епископов, а также коменданта крепости; и пытки применялись свободно. Ясно, что к массовому допросу и признаниям, которые он мог дать, возлагались большие надежды. Они не были разочарованы.
Первым допрошенным заключенным был «священник» секты по имени Бернар Бергамский. Его ответы дают живую и убедительную картину жизни Фратичелли. (28) Бернар провел послушник в Греции; ибо Фратичелли, спасаясь от преследований в Италии, основали монастыри по ту сторону воды, за пределами латинского христианского мира. После рукоположения Бернар вернулся в Италию, чтобы преподавать доктрину Фратичелли в Поли: проповедовать против ошибок Иоанна XXII, осуждать католическое духовенство, превозносить абсолютную бедность. Хотя его деятельность была тайной, очевидно, что она нашла отклик. Благоприятно располагались даже великие вельможи. Хозяин деревни граф Стефано де Конти, защищал Фратичелли и относился к Бернару как к своему духовнику - и в свое время был заключен папой в крепость Сант-Анджело за это. Бернар вспомнил также, как великая дама из семьи Колонна вызвала его в свой замок, чтобы она могла исповедаться перед ним, а не перед католическим священником; она была идентифицирована как Суева, мать Стефано Колонна, графа Палестрина.
Такие ситуации, когда еретиков, любящих бедность, тайно покровительствовали богатым и влиятельным семьям, не были редкостью в четырнадцатом и пятнадцатом веках. Но большую часть стада Бернарда составляли обычные сельские жители. Он подсчитал, что, когда он тайно служил мессу, присутствовало двадцать или тридцать мужчин и женщин Поли. Один житель завещал свой дом, чтобы «священники» Фратичелли могли проводить мессу, выслушивать исповедь и рукоположить новых «священников» в безопасности. Даже католический священник прихода в какой-то степени замешан; когда умер «епископ» Фратичелли, он позволил похоронить его на освященной земле. (В свете признания Бернарда тело было извлечено и сожжено.)
Все это кажется правдой, и это подтверждается и дополняется показаниями «непрофессиональных» заключенных. Эти люди называли себя «бедными Христовыми» и считали себя избранными Богом. На самом деле - точно так же, как вальденсы - они считали себя единственными истинными христианами, поскольку только они подражали Христу и апостолам в своей абсолютной бедности. Целые семьи жили и умирали в этой вере, и поступали так на протяжении поколений; в нем родились дети. Время от времени в эти отдаленные деревни приходили инквизиторы и пугали тех, кого они не сажали в тюрьмы и не сжигали, заставляя их отказаться от своей веры. Но рано или поздно ренегаты были склонны решить, что любящие бедность братья предлагали более верный путь к спасению, чем Церковь, отягощенная имуществом и пронизанная симонией; и они поплыли бы назад. Так выжили общины Фратичелли,
Но если первое признание в замке Сант-Анджело дает совершенно связную картину, то второе обнаруживает некоторые странно несовместимые черты. К показаниям следующего заключенного, Франциска Майолати, относятся следующие:
«На допросе по поводу барилотто он сказал, что в молодости, в возрасте десяти или двенадцати лет, он дважды оказывался в склепе церкви, которая с тех пор была разрушена, в месте недалеко от Майолати. После богослужения ночью, незадолго до рассвета, свет погас, и люди закричали: «Погасите свет, пойдем в жизнь вечную, alleluia, alleluia; и пусть каждый мужчина берет свою женщину ». На вопрос, что он делал сам и имел ли он половую связь с какой-либо женщиной, он ответил, что в то время он был молод, и молодые люди покинули церковь; взрослые остались и имели половой акт с присутствующими женщинами. Они издали грохот, как в священный день Венеры.
На вопрос о порошках он ответил, что из рожденных младенцев берут в жертву одного маленького мальчика. Они разводят костер, вокруг которого стоят кругом. Мальчика передают из рук в руки, пока он совсем не высохнет. Позже делают пудры из тела. Они положили эти порошки в флягу с вином. После окончания мессы всем участникам раздают немного этого вина; каждый выпивает один раз из фляги посредством причастия. И он, Фрэнсис, был там дважды и дважды пил, когда был на мессе. Он также сказал, что в течение тридцати лет он не принадлежал к секте, потому что у него не было повода. Он снова присоединился к ним после прибытия брата Бернарда, который вернул его к этому своей проповедью; и он четыре раза исповедался одному и тому же Бернарду. (29)
Такую историю рассказал Франциск Майолатский. Чтобы понять это, нужно иметь в виду два факта. Как и во всех следственных процессах, трибунал был уполномочен применять пытки; и снова и снова в протоколе расследования прямо говорится, что пытки действительно применялись. Возможно, Фрэнсиса не пытали, но он определенно знал, что может. Во-вторых, среди заключенных, содержащихся в замке Сант-Анджело, был «епископ» Фратичелли, Николай Массаро. Этот человек вообще не фигурировал в первой серии допросов; но есть веские основания полагать, что заявление Фрэнсиса было направлено на то, чтобы подготовить почву для его последующего появления. На новом допросе Франциск заявил, что он знал о ритуальном детоубийстве только от высокопоставленных членов секты. (30) Другой заключенный, Анджело Поли, был более точен: Впервые он услышал о барилотто сейчас, в тюрьме, когда «епископ» Николай рассказал ему об этом. (31) Невозможно сказать, были ли эти миряне вынуждены изобличить своего «епископа» или же на напротив, «епископ» был вынужден ввести в заблуждение своих последователей; но это тоже несущественно. Как бы то ни было, сцена была создана для драматического признания лидера Фратичелли.
Расследование началось в августе 1466 года, а в октябре комиссия представила свой отчет Папе Павлу. Папа настаивал на немедленном возобновлении расследования, а пленников допросили заново. (32) На этот раз Николай Массаро был во главе линии; Казалось бы, почтенная фигура, потому что он был епископом около сорока лет. Он сразу сознался во всем - в участии в оргиях и детоубийствах; также к раздаче вина с прахом сожженного младенца «девять или десять раз». Ему нужно было сделать только одно исправление: оргии не были полностью беспорядочными, мужчины обычно выбирали женщин, которых они знали, а он сам обычно брал Екатерину Палумбарийскую. (33) Кэтрин, которую вызвали, не смогла это подтвердить - она могла вспомнить, что имела половой акт. с пожилым Николаем всего один или два раза. С другой стороны, она знала все об убийствах младенцев и изготовлении порошков; действительно, это часто происходило в ее доме. (34)
Это совокупность свидетельств об оргиях, детоубийствах и каннибалистических напитках среди Фратичелли: в остальном записи допросов, которые необычайно полны и ярки, показывают только то, насколько совершенно странными казались эти истории обычным мирянам-членам Церкви. секта Показательна реакция одного исключительно сильного персонажа, Антонио Сакко. В августе и в октябре этот человек отстаивал свою веру. (35) Он отказался отречься и отказался преклонить колени перед судом. Сказав, что сам «епископ» Николай отрекся, он остался непоколебимым; В таком случае, ответил он, он подчинится не папе-еретику, а одному Богу. Он признавал и восхищался каждым символом веры Фратичелли. В то же время он отрицал всякое знание барилотто. Итак, при повторном запросе в октябре Антонио де Сакко подвергался обычным пыткам; его тащили за веревку вокруг запястий, которые были связаны за его спиной, а затем внезапно упали - процедура, рассчитанная на разрыв мышц и вывих суставов. После нескольких применений этой пытки Антонио признался, что принимал участие в барилотто, но как только его сняли с веревки, он отрицал это. Снова замученный, он подтвердил свое первое заявление - но когда его привели в суд, он снова все отрицал. (36)
В конце концов, Антонио капитулировал, как и все другие обвиняемые, в том, что он отказался от своей веры, попросил вернуться в Церковь и пообещал принять папу как истинного наместника Бога на земле. Подойдя к комиссарам, он смиренно сказал: «Милорды, простите меня». Но он также сказал: «Милорды, вы видели, как вчера, когда меня пытали, я сказал, что дважды присутствовал на барилотто. Это неправда. У меня есть молодая жена и красивая дочь, которые содержатся здесь, в тюрьмах Сант-Анджело. Я бы никогда такого не допустил »(37).
Остальные обвиняемые больше не помогли. В отличие от Антонио де Сакко, все они очень быстро отреклись от своих обвинений во время первой серии допросов, но даже в этом случае никто не поддержал Франциска Майолати в его утверждениях. Дело было не просто в том, что никто не признавался в участии в таких зловещих действиях - никто ничего о них не знал. То же произошло и с возобновлением допросов в октябре. Кроме Николая, Екатерины и Франциска, никто не мог пролить свет на этот вопрос - и сам Франциск утверждал, что сам никогда не видел ничего из этого. Более того, по мере продолжения слушания он уже не мог даже вспомнить, в каком возрасте он слышал извне церкви то, что он считал abarilotto - возможно, это было десять, но опять же, возможно, пятнадцать. (38)
Таким образом, итоговая картина крайне парадоксальна. Трибунал действительно исследовал две группы Фратичелли «де-мнений». Они обнаружили, что они придерживаются всех тех взглядов - на всю важность абсолютной бедности, на возвышенные заслуги Фратичелли, на порочность Римской церкви, - которые обычно приписывались им. Это можно считать установленным; и этого было достаточно, чтобы осудить узников как еретиков. Но после этого дело погружено в пучину неправдоподобий и противоречий. В конце концов, трибунал остался с двумя ведущими личностями - «епископами» Николасом Массаро и его подругой Екатериной Палумбарийской, которые признались в организации массовых оргий, детоубийств и каннибалистических общностей; но ни один из рядовых, кто когда-либо принимал участие или даже был свидетелем любой из этих действий. Короче говоря, пара генералов вообще без войск.
Более того, поведение самого трибунала было полно парадоксов. Имея в своем распоряжении средства, он определенно мог получить признательные показания от других заключенных, некоторые из которых были мальчиками и девочками подросткового возраста; но не настаивал. И когда дело дошло до приговора заключенным, обнаружилась аналогичная неопределенность. Они были приговорены к наказанию за их настоящие убеждения - изгнание одних на семь лет, других к пожизненному заключению; но он также описал их в совокупности как «убийц, прелюбодеев, кровосмесителей». Объяснение, несомненно, должно заключаться в том, что перед трибуналом стояла двойная задача. В первую очередь, как это обычно делала инквизиция, она была заинтересована в том, чтобы вернуть раскаявшихся еретиков для Церкви и наказать нераскаявшихся или отступивших. Но он также хотел установить, что движение Фратичелли было чудовищным антигуманным заговором.
Однако из этого не следует, что комиссия была просто группой циников. Вполне возможно, что видные духовные лица, руководившие допросом, считали, что они просто раскрывают правду. К моменту суда в 1466 году именно эти обвинения стали частью стереотипа духовенства о Фратичелли. История того, как это произошло, никогда не рассказывалась, и она заслуживает того, чтобы ее рассказать.
Действия, описанные Франциском Майолати, включают одну очень любопытную особенность. Говорят, что фратичелли не просто убивают младенцев, но делают это особенно причудливым образом - передавая их из рук в руки, пока они не умрут. У этой странной фантазии была долгая история. Еще в восьмом веке глава армянской церкви Иоанн Оджунский описал, как павликанские еретики именно таким образом убивали плоды своих оргий. (39) А в двенадцатом веке французский летописец Гибер де Ножан сказал о еретиках Суассона почти в точности то, что Франциск Майолати сказал о Фратичелли: «Они разжигают большой огонь и все сидят вокруг него. Они передают ребенка из рук в руки и, наконец, бросают его в огонь и оставляют там до тех пор, пока он полностью не сгорит. Позже, когда ребенок сгорит дотла, они превращают этот пепел в своего рода хлеб; каждый съедает кусок для причастия »(40). Итак, за мрачными и торжественными процедурами допроса и пыток мы обнаруживаем литературную традицию. Точнее, мы обнаруживаем вековую фантазию, закрепленную в богословских трактатах и монастырских хрониках.
Можно проследить путь, по которому эта фантазия достигла епископского трибунала в Риме. В середине четырнадцатого века Орден францисканцев произвел реформаторское движение из своих собственных рядов, наблюдателей. Как и сам францисканский орден, реформа Observant началась в центральной Италии и быстро распространилась по всей Италии и другим странам. В основе реформы лежало «плохое и скудное использование» мирских благ; и многие наблюдатели вели свой образ жизни так же аскетично, как и сами Фратичелли.
Одним из первых пропагандистов движения наблюдателей был св. Бернардин из Сиены, действовавший в первой половине четырнадцатого века. Около тридцати лет он путешествовал по Италии, проповедуя в красноречивом и содержательном стиле, который вызвал огромный резонанс. И проповедь, которую он произнес на площади Пьяцца-дель-Кампо в Сиене в 1427 году, то есть примерно за сорок лет до суда в замке Сант-Анджело, включает рассказ о барилотто: рассказ, который, кстати, объясняет происхождение самого термина. Бернардин дает обычный отчет о беспорядочной ночной оргии, о закидывании насмерть мальчика, изготовлении порошков; но он также может сказать что-то новое. Секта, выполняющая эти обряды, называет себя «людьми барилотто»: а барилотто - это на самом деле маленькая бочка или фляжка,