Бо ад-Дин снова рассказывает:“Саладин был большим любителем справедливости; он не только строго следил за тем, чтобы она давалась, но и сам распределял ее, насколько позволяли его дела. Он слушал дела два раза в неделю, по понедельникам и четвергам, при содействии кадиса и представителей закона. Большие и маленькие, все находили дверь открытой. Он делал то же самое в своих поездках, что и в своей столице, принимая все представленные ему прошения и не отклоняя никаких требований. Когда дело требовало большого внимания, он рассматривал его на досуге, иногда днем, иногда ночью, и судил о нем так, как подсказывал ему Бог. Никогда его чувство справедливости не вызывалось напрасно; оно было таким же для принцев его семьи, как и для других его подданных, ибо он ни для кого не делал исключения”.
Не было бы конца, если бы кто-нибудь записал все, что рассказывают арабские летописцы, особенно Бо ад-Дин, о справедливости и благочестии Саладина. Последний особенно стремится выявить эти добродетели своего героя и намеренно умалчивает о пороках, которые их запятнали. За все время своего правления Саладин не столкнулся ни с каким серьезным сопротивлением, кроме как со стороны христиан, и особенно со стороны Запада. Итак, он пришел к убеждению, что у него нет врагов, кроме франков. С ними он обращался как с врагами Бога и назвал войну, которую они на него навлекли, “священной войной”.
“Когда Бог отдаст в мои руки другие христианские города,-сказал он Бо ад-Дину, - я поделюсь своими государствами со своими детьми, оставлю им свои последние наставления и, попрощавшись с ними, отправлюсь в это море, чтобы покорить западные острова и земли. Я никогда не сложу оружия, пока на земле остается хоть один неверный, по крайней мере, если отсюда и оттуда меня не остановит смерть".
Таким образом, амбиции Саладина простирались до завоевания Франции, Италии и других христианских стран. И чтобы никто не поверил, что слова, сообщенные Бо ад-Дином, являются напрасной угрозой, мы находим ту же идею в ответе султана на письмо императора Барбароссы. Что еще более странно, так это то, что ненависть Саладина была направлена на христиан только как на совокупность наций. Оказавшись в его власти, он посмотрел на них другими глазами. Таким образом, мы можем объяснить великолепные и даже преувеличенные панегирики некоторым современным христианским и особенно итальянским писателям, панегирики, которые, возможно, не превзошел ни один мусульманский писатель. Например, в арабской истории александрийских патриархов есть следующий отрывок, автором которого был один из христиан-коптов:
“Саладин во всех уступках, которые он получил от франков, был верен своему слову. Когда город капитулировал, он оставлял жителям свободу вместе с их женами, детьми и имуществом. Что касается их мусульманских пленников, то Саладин предложил выкупить их обратно и назвал сумму, превышающую их стоимость. Если франки отказывались от этого, он позволял им держать своих пленников, говоря: "Я не хочу мешать вашим пленникам; только обращайтесь с ними хорошо, как я обращаюсь с вашим народом". Всякий раз, когда его политика позволяла это, Саладин стремился угодить всем. "Я бы предпочел, - сказал он, говоря о христианах, - чтобы они оставались довольными и счастливыми”.
Двумя самыми славными достижениями Саладина в глазах большинства мусульманских историков были отнятие Иерусалима и Палестины у христиан и разрушение фатимитского халифата в Египте. К ним относится большинство названий и фраз, в которых они относятся к нему и которые, возможно, встречаются на многих памятниках того периода. “С Саладином,-говорит Имад ад-Дин, его секретарь, - погибли великие люди, с ним исчезли люди истинной ценности; добрые дела уменьшились, а плохие увеличились; жизнь стала трудной, и земля покрылась тенями; веку было о чем сожалеть, и ислам потерял свою поддержку”. k
СНОСКИ
[56] Среди причин Первого крестового похода мы упомянули влияние духа коммерции на любовь к паломничествам. Впоследствии этот дух был смешан с желанием завоеваний, особенно в случае египетских государств. Расположенный между Красным морем и Средиземным морем, Египет был связующим звеном между Европой и Индией, и обладание этой страной сделало бы европейцев хозяевами торговли.
[57] В этих уставах был указ, запрещающий крестоносцу брать с собой любую женщину, кроме прачки с хорошим характером. Это уточнение исключения было необходимо, поскольку в средние века слова“лотрикс” и “меретрикс” были синонимами.
[58] Не стоит спрашивать, купался ли император в Кидне или Каликадне:“Если он вошел, чтобы умыться, он не посоветовался ни со своим здоровьем, ни с честью. Некоторые говорят, что его лошадь провалилась под ним, когда он проходил мимо воды; другие говорят, что он упал с него. Но эти несколько отношений, как разнообразие инструментов, составляют скорбный концерт в том, что там он потерял свою жизнь; и неудивительно, если холодная вода быстро погасила те немногие искры естественного тепла, которые остались в нем в семьдесят лет”.—Фуллер.я
[59] Христианский лагерь был так хорошо укреплен, что сарацины говорили:“Даже птица не может войти в него”.
[60] Таким образом, как это часто бывало, крайняя степень нищеты порождала последствия крайней роскоши. Язычники и христиане, считающие Бога творцом только временного добра и зла и замечающие, что добродетельные страдают так же сильно, как и нечестивые, пришли к выводу, что небеса пренебрегают моральным поведением. Последовала безграничная распущенность. Никакие законы Божьи не ограничивали людей: законы человеческие были столь же неэффективны, потому что преступник думал, что он может умереть до дня суда, или, если бы он дожил до этого времени, те, кто был бы его обвинителями, могли бы погибнуть во всеобщем бедствии. Сравните рассказ Фукидида о чуме в Афинах.
[61] [Ричард Девизский называет ее“чудесным кораблем, кораблем, о котором, за исключением Ноева ковчега, мы не читаем ни о каком более великом”. Он говорит, что турки “яростно сражались, потому что”единственная надежда для побежденных-это не на что надеяться"".]
[62] [С другой стороны, Ричард Девизский цитирует брата Саладина: “Слава Богу, Ричард был обременен королем французов и мешал ему, как кошка с молотком, привязанным к ее хвосту”.]
[63] [Арабский историк Имад ад-Динд так говорит о заключенных, казненных Ричардом.“После отступления христиан в город мы обнаружили мусульманских мучеников совершенно обнаженными на песке. Мы отправились их осмотреть. Они узнали своих друзей и рассказали, что они перенесли за дело Божье, какие почести они получили, какие преимущества они приобрели мученичеством, каким счастьем они наслаждались ценой своей крови”.]
[64] Оборонительная война была настолько полной целью крестоносцев, что каждый человек был покрыт кусками ткани, соединенными вместе кольцами, на которые он получал без ран вражеские стрелы. Бо ад-Динф (который рассказывает об этом любопытном обстоятельстве) добавляет, что он сам видел нескольких христиан, у которых не одна или две, а десять стрел были приставлены к их спинам, и все же они шли вперед спокойным шагом и без трепета.“Они прошли так близко, что, если бы было брошено яблоко, оно, должно быть, попало либо в человека, либо в лошадь”, - говорит Винсауф.г
[65] Согласно Боха ад-Динфу и Абульфеде,во время всех этих переговоров люди двух армий жили в дружеских отношениях и участвовали в турнире и танцах. Более того, на протяжении всей войны Саладин и Ричард подражали друг другу как в проявлении вежливости, так и в военных подвигах. Если когда-нибудь королю Англии случалось заболеть, Саладин посылал ему подарки из дамасских груш, персиков и других фруктов. По словам Ховедена, та же либеральная рука давала роскошь снега в жаркое время года.Саладин не мог не испытывать некоторого сочувствия к доблестным воинам, будь то христиане или мусульмане, если это правда, что, как только он стал достаточно взрослым, чтобы носить оружие, он попросил и получил рыцарскую честь от французского кавалера по имени Хамфри де Торон. См. Vinsauf.g
[66] Саладин почти не проявлял снисхождения в религиозных вопросах. Аббат Ренодо в своей рукописной истории рассказывает, что он заставил задушить философа, который осмелился проповедовать новые учения в городе Алеппо.
[67] [Хорошо известная история о том, как Блондель обнаружил Ричарда в руках Леопольда, благодаря пению песни, которую кинг и менестрель сочинили вместе, теперь считается апокрифической и совершенно невероятной.]