Лошадь, на которой он сидел, во многих местах раненная стрелами, упала на землю вместе с всадником; но окружавшие Алексея, из любви к этому достойному любви человеку, соскочив со своих лошадей и мужественно отбиваясь вместе с ним, избавили его от опасности, хотя из пятнадцати человек только пять возвратилось в лагерь, прочие же или были убиты, или взяты в плен. И возвратившись в лагерь, он не давал себе покоя, но, обходя вокруг всего стана, ободрял дух воинов, чтобы они не сделали чего-нибудь недостойного благородных ромеев. Так, пока был день, они стояли твердо и, удивляясь мужеству Алексея, прославляли его, простирали к нему руки и называли его своим благодетелем и спасителем. «Да здравствует, – говорили они, – юноша спаситель, правитель, избавитель уцелевшего ромейского войска! Да здравствует он в теле едва не бестелесный! [90] О, если бы нам еще наслаждаться твоими доблестными подвигами и тебе еще надолго быть хранителем общего нам блага!» Одобряя этими словами мужество юного вождя, они оставались в лагере, а он делал внезапные вылазки из стана и из числа нападавших врагов одних убивал, других прогонял. При наступлении же ночи, видя, что все готовятся, радовался, – как видно, в той мысли, что они приготовляются к битве, и раздавал приказания своей прислуге.6. Но тогда как другие при этом молчали, один благородный человек, отличавшийся от прочих и силой руки, и опытностью, по имени Феодот, сказал: «То, что теперь делается, не предвещает ничего доброго: с наступлением ночи все разбегутся». Эти слова огорчили юношу, полагавшего, что все также благородны, как сам он.Однако же он пошёл в палатку поужинать, потому что целый день ничего не ел. Но между тем как Алексей был еще в палатке и закусывал, воины его, тайно вышедши за стан, убежали. Когда ему было донесено, что все войско его убежало и остался он один с немногими, – он потребовал коня и хотел помочь делу – остановить бежавших. Но вместо коня едва нашли мула, на которого он сел и поспешил к выходу, чтобы занять его и удержать внутри стана, по крайней мере, оставшихся. Однако же почти все уже успели уйти. Тогда вышел и сам он, турки же, узнав о бегстве ромеев, быстро и в большом числе поспешили в погоню за ними, – и Алексей был бы взят в плен, если бы не Феодот, о котором мы сказали выше.Услышав топот коней, и поняв, что на них несется множество турок, он уговорил его свернуть несколько с дороги. Уклонившиеся в сторону и укрывшись в одном лесистом месте, они пробыли там, пока не прошло турецкое скопление; потом оттуда отправились по направлению к Дидимовой горе. Но, на этом пути встретившись с турками и испытав их нападение, они рассеялись и, так как была ночь, то и после не могли собраться в одно место, но каждый бежал куда попало. Тогда доблестный Алексей, оставшись один, достиг подошвы Дидимовой горы, и, так как мул его устал и не мог далее идти, он сошёл с него и пошёл на гору пешком и в латах, которых, по юношеской ревности, снять не хотел. К тому же один случай, живо сохранившийся в его памяти, как говорил он сам, не позволил ему сделать это: «Я слышал, – говорит, – как отец мой смеялся над одним воином, сложившим свое оружие» – вот почему, и идя пешком, не снимал он лат. Удивительно, что и при большом кровотечении из носа с первой минуты, как начал идти пешком, всю ночь, он и не снимал оружия, и не останавливался на дороге, пока не дошёл до городка в Гавадонии.7. Когда же пришёл сюда Алексей, все туземцы сбежались к нему и, видя, что плащ его покрыт кровавыми пятнами, вздыхали и плакали.Лошадь, на которой он сидел, во многих местах раненная стрелами, упала на землю вместе с всадником; но окружавшие Алексея, из любви к этому достойному любви человеку, соскочив со своих лошадей и мужественно отбиваясь вместе с ним, избавили его от опасности, хотя из пятнадцати человек только пять возвратилось в лагерь, прочие же или были убиты, или взяты в плен. И возвратившись в лагерь, он не давал себе покоя, но, обходя вокруг всего стана, ободрял дух воинов, чтобы они не сделали чего-нибудь недостойного благородных ромеев. Так, пока был день, они стояли твердо и, удивляясь мужеству Алексея, прославляли его, простирали к нему руки и называли его своим благодетелем и спасителем. «Да здравствует, – говорили они, – юноша спаситель, правитель, избавитель уцелевшего ромейского войска! Да здравствует он в теле едва не бестелесный! [90] О, если бы нам еще наслаждаться твоими доблестными подвигами и тебе еще надолго быть хранителем общего нам блага!» Одобряя этими словами мужество юного вождя, они оставались в лагере, а он делал внезапные вылазки из стана и из числа нападавших врагов одних убивал, других прогонял. При наступлении же ночи, видя, что все готовятся, радовался, – как видно, в той мысли, что они приготовляются к битве, и раздавал приказания своей прислуге.6. Но тогда как другие при этом молчали, один благородный человек, отличавшийся от прочих и силой руки, и опытностью, по имени Феодот, сказал: «То, что теперь делается, не предвещает ничего доброго: с наступлением ночи все разбегутся». Эти слова огорчили юношу, полагавшего, что все также благородны, как сам он.Однако же он пошёл в палатку поужинать, потому что целый день ничего не ел. Но между тем как Алексей был еще в палатке и закусывал, воины его, тайно вышедши за стан, убежали. Когда ему было донесено, что все войско его убежало и остался он один с немногими, – он потребовал коня и хотел помочь делу – остановить бежавших. Но вместо коня едва нашли мула, на которого он сел и поспешил к выходу, чтобы занять его и удержать внутри стана, по крайней мере, оставшихся. Однако же почти все уже успели уйти. Тогда вышел и сам он, турки же, узнав о бегстве ромеев, быстро и в большом числе поспешили в погоню за ними, – и Алексей был бы взят в плен, если бы не Феодот, о котором мы сказали выше.Услышав топот коней, и поняв, что на них несется множество турок, он уговорил его свернуть несколько с дороги. Уклонившиеся в сторону и укрывшись в одном лесистом месте, они пробыли там, пока не прошло турецкое скопление; потом оттуда отправились по направлению к Дидимовой горе. Но, на этом пути встретившись с турками и испытав их нападение, они рассеялись и, так как была ночь, то и после не могли собраться в одно место, но каждый бежал куда попало. Тогда доблестный Алексей, оставшись один, достиг подошвы Дидимовой горы, и, так как мул его устал и не мог далее идти, он сошёл с него и пошёл на гору пешком и в латах, которых, по юношеской ревности, снять не хотел. К тому же один случай, живо сохранившийся в его памяти, как говорил он сам, не позволил ему сделать это: «Я слышал, – говорит, – как отец мой смеялся над одним воином, сложившим свое оружие» – вот почему, и идя пешком, не снимал он лат. Удивительно, что и при большом кровотечении из носа с первой минуты, как начал идти пешком, всю ночь, он и не снимал оружия, и не останавливался на дороге, пока не дошёл до городка в Гавадонии.7. Когда же пришёл сюда Алексей, все туземцы сбежались к нему и, видя, что плащ его покрыт кровавыми пятнами, вздыхали и плакали.