А потом мы с Маришкой заблудились.
Заблудились в лесу, который находится в десяти минутах от города, который я знал, как свои пять пальцев и который исхожен был мной вдоль и поперек.
Грибов, как ни странно, попадалось в нем много: белых, подосиновиков, груздей. Наверное, опытные грибники лесок этот просто игнорировали, предпочитая леса темные и глухие. А нам с семилетней дочкой Маришкой лучшего и не надо было: грибов много, от города близко и не заблудишься.
Да и в этот раз повезло - пяток белых, много маслят и моховиков. Через пару часов набралась полная корзинка, а уходить не хотелось.
И тут Маришка говорит:
-Пап, а сколько мы тут уже ходим?
-Ты что, устала? Домой хочешь?
-Не устала и не хочу. А только посмотри, лес-то другой, мы с тобой тут не были. И тропинка другая, и камня вон того я никогда не видела.
Оглянулся по сторонам. Действительно, стоим на песчаной тропинке. Знаете, такие лесные дорожки с желтым песком. На их обочинах еще часто растут мелкие, крепкие, хрустящие грибы-зеленушки.
Только тропинка не наша - широкая, что твой тротуар и песок - глубокий и вязкий - ноги в нем тонут. И лес по сторонам не наш - темнее и глуше, и огромного гранитного обломка я раньше никогда не встречал.
И на душе стало неприятно и беспокойно, но Маришку успокаиваю:
-Ничего страшного, вернемся сейчас по этой тропинке и назад пойдем.
А она мне:
-Песок не пускает.
Смотрю, а у нее ноги уже выше щиколотки в этом песке. И повернуть назад не могу. Иду вперед - ровная дорожка ложится, поворачиваю - и вязну, как в болоте.
Делать нечего. Пришлось идти вперед.
"Грибов сколько", - Маришка говорит. А по обочине, и правда, грибов видимо-невидимо. Шляпка к шляпке, ножка к ножке. Да только грибы странные - на тонких ножках, склизкие и все в паутине.
И идем мы с Маришкой по этой тропинке, и назад не повернуть, ни налево, ни направо. И солнце на месте стоит, будто и время вместе с ним остановилось.
Вытащил телефон - пустой черный экран. Батарея села? Не может быть. Из дома уходили, зарядил его полностью.
Сколько мы так шли - час или больше, не знаю, но только впереди показался между деревьями просвет.
Поближе подошли - большая, круглая, как блюдце поляна. И тропинка наша там обрывается.
"Ну вот, - говорю, - Маришка, до поляны добрались. Сейчас отдохнем, перекусим и к дому".
Вышли на поляну, а она вся в аккуратных холмиках - маленьких детских могилках. И ни на одной - ни крестика, ни фотографии. Зато где кукла безногая, где мишка безлапый, где машинка без колес лежат.
И останавливаться и перекусывать здесь как-то не хочется.
И чувствую, Маришка в мою руку вцепилась, дрожит вся и в глазах у нее ужас. И шепчет она мне:
-Пап, пойдем. Здесь много детей, страшных, и они хотят, чтобы я с ними осталась.
-Каких детей?!
-Ты их не видишь. Они рядом с каждой могилкой стоят, и они меня не отпустят.
И тут я шепот услышал. Вернее, даже не так. Не шепот в человеческом понимании - в шорохе листьев, в шуршании песка слышны были слова:
-Новая девочка к нам пришла. Новая, новая девочка. Ты играть с нами будешь. И кроватка для тебя готова - сухая, чистая. А кто-то из нас уйдет в ваш мир.
И вижу - сбоку от холмиков-могил пустая свободная яма.
Я Маришку на руки схватил, а она тяжелая, будто не свои двадцать килограммов весит, а все семьдесят.
"Не отдам ее, - кричу, - не отдам ее!"
А в ответ опять шепот и тихий смех:
-Отдашь, отдашь. У нас давно не было новых детей. Мы тоже хотим к людям. Ты уйдешь вместе с одним из нас.
Да как бы не так. Морок все это, не может такого быть. Оборачиваюсь - нет поляны. Стоим мы с Маришкой на дне огромной ямы с песчаными отвесными краями. По таким не поднимешься и не выберешься.
-Ты вот что, - шепчу Маришке, - сейчас я тебя подсажу, а ты лезь наверх и беги. Я следом за тобой поднимусь.
-Нет, папочка, не убегу. "Оно" меня за ноги держит и не отпускает.
Смотрю, у земли, у Маришкиных ног, силуэт-не силуэт, а что-то вроде объемной тени, темного пятна. Рост - как у трехлетнего ребенка, глаз и рта нет - вместо них черные провалы. И только руки - настоящие, детские, с крохотными, младенческими еще пальчиками. И пальчики это вцепились в Маришкины ноги, и тянут, тянут ее к земле.
Ударил ногой по этой по этой мерзости, а она как сквозь пустое место прошла. Схватил за ладошку, вывернул пальцы, и хруст раздался. Такой реальный звук ломающейся кости, только не сильно громкий, как будто кости этой много-много лет, и она успела истлеть в земле.
А потом - визг, от которого заложило уши. И сразу легче стало держать Маришку. "Это" упало мне под ноги, вертится, как волчок, и не переставая визжит.
Маришка меня за шею держит и в самое ухо говорит: "Давай скорее, пап. Они все сюда идут".
Подобрался к краю, Маришку поднял и толкнул ее как можно сильнее. Смотрю, упала она, поднялась и от края отбежала. И тут же услышал:
-Девочка убегает.
-Не убежит. Одна дорогу не найдет, песок не выпустит. И отец здесь останется.
"Нет уж, - думаю, - не останусь".
Цепляюсь за край, подтягиваюсь, а подняться не могу. На ногах центнер повис, край осыпается, и я снова внизу, в проклятой этой яме.
И тут смотрю, бежит моя Маришка и тащит здоровенную ветку.
-Держись, папочка. Подняться попробуй.
Ухватился я за ветку. Выше, выше, еще выше. Все, край. Подтянулся, выбрался.
Сидим мы с Маришкой на земле. Отдышаться не можем. И нет никакой ямы. Поляна, обычная лесная поляна. Трава, пара кустов, сбоку неглубокая яма - ну, может кто за песком приезжал, мало ли.
Вокруг сосны-подростки и солнце уже к горизонту клонится. И место это я хорошо знаю - чуть подальше будет выход на шоссе, а там рукой подать до автобусной остановки.
А у Маришки моей глаза закрываются, закрываются. Ну еще бы, и встала рано, и прошли столько да еще и случай этот.
Так ее спящую на руках из леса и вынес.
Маришка проспала всю дорогу в автобусе, не проснулась и дома. И спала почти двое суток. Уже хотели вызывать врача, когда она открыла глаза и сразу попросила поесть.
И все пошло по-старому. Про лес и тот кошмар она никогда не вспоминала.
А через полгода я проснулся от страшного ее крика.
В маленькой Маришкиной спальне горел ночник, и я отчетливо увидел черную объемную тень ростом с трехлетнего ребенка, скользнувшую в угол.
И шепот, шепот в тихой, спокойной комнате:
-Наша девочка, наша. Она уйдет к нам, а кто-то из нас придет в ваш мир.