Здравствуйте! Спасибо, что читаете мою статью.
Предположу, что, прочитав заголовок, Вы решите, что я буду Вас призывать к жалости и состраданию. Отнюдь. Прекрасно понимаю, что «тема не в тренде». Да и пустое все это в сравнении с насущной суетой и глобальными проблемами. Но осмелюсь думать, что дочитав до конца, хотя бы временной перезагрузки ценностей не избежать. Впрочем, возможно и обратное. Мы же не знакомы. Люди все разные, а перед равнодушием все равны. И «оно» все глубже и глубже прорастает в нас, укореняется и процветает.
Итак, разрешите потревожить Ваше воображение и пригласить в далекий сибирский поселок. Несмотря на удаленность от регионального центра, поселок выглядит очень ухоженным. Добротные усадьбы, уютные дворики многоквартирных домов в стиле новых проектов, освещенные улицы, асфальтированные пешеходные дорожки и облагороженный зеленый ландшафт. С недавних пор поселок стал одним из туристических центров Сибири, так как многие его места представляют историческую ценность. Красоте окружающего леса и водоемов, их обитателям можно посвятить целые книги, что и делают местные писатели и поэты.
На самой окраине поселка стоит здание интерната. Не одно поколение района и области провели свое детство в его стенах. Его история начинается в годы войны, когда осиротело много детей. Местоположение интерната с тех пор, конечно, несколько раз поменялось. Сейчас это современное здание после капитального ремонта.
В советские времена учебное учреждение приобрело специфику обучения детей с ограниченными возможностями, в частности с интеллектуальными отклонениями. До середины последнего десятилетия сюда привозили на обучение и проживание сирот со всего региона.
На момент начала моей работы социальным педагогом в 2012 году в интернате насчитывалось около 70 сирот и около 100 «домашних» детей из семей района. Условия для них созданы очень хорошие. Спальный и учебный корпуса обеспечены полностью всем необходимым для благоприятного проживания и обучения. Всегда полный состав педагогического и воспитательского состава. Хорошее питание, с контролем медицинского диетолога санитарных норм для нормального развития детского организма. Полное обеспечение детей мягким инвентарем, развивающими игрушками и одеждой на все сезоны. Не кривя душой, скажу, что обеспечению «интернатовских детей» некоторые семьи могут позавидовать. Может отсюда и бытует мнение, что растут такие дети иждивенцами, воспитанные на «всем готовом».
Интересно, что дети - сироты в младшем возрасте в основном всех сотрудников называли «мамами и папами». Возможно, им так было легче всех запомнить, а может это правило жизни. Этапом взросления мальчишек был переход от «папы» к «бате» в отношении преподавателей мужского пола. Женщин, при этом, они пытались называть по имени и отчеству.
Постепенно число сирот в учреждении стало уменьшаться. Некоторых стали разбирать в приемные семьи, согласно новым веяниям. Но таких «счастливчиков» было меньшинство. И процесс этот, на мой взгляд, проходил довольно-таки болезненно для всех сторон. Часть сирот выпускалась по окончанию обучения. Новых уже не поступало. Некоторых, с более сложным диагнозом, увозили в другие специализированные учреждения. Для меня это было самое трудное в моей работе.
Среди сирот, оставшихся в интернате, был Вадим, у которого в нашем поселке живет бабушка. В свое время, когда мать Вадима лишили родительских прав, бабушка с дедушкой не смогли забрать внука в силу возраста и состояния здоровья, учитывая диагноз ребенка. Бабушка оказалось в инвалидной коляске, похоронив в течение одного года сразу двух единственных сыновей. Дедушка еще продолжительное время держался «бодрецом», навещал внука, забирал на выходные. Когда его здоровье ухудшилось, мы с Вадимом ходили к ним в гости. В октябре 2015 дедушки не стало.
По-прежнему, выходные у бабушки были для мальчика успокоительной таблеткой для него, и, можно предположить, раздражителем черной зависти для других ребятишек. Четырехлетняя адаптация ребенка в коллективе была практически безуспешной. Многочисленные мелкие конфликты с детьми выливались для Вадима в приступы ярости и неограниченной агрессии по отношению к окружающим и к себе самому. Мне приходилось буквально вытаскивать его из затянутого на горле шарфа. Приходилось брать на себя ответственность за отказ, как законного представителя, от госпитализации в психиатрическую больницу.
В 2016 году я вернулась на свое прежнее место работы. На этот момент в интернате оставалось четверо мальчишек - сирот. Дальнейшая их судьба была уже решена. Я и моя семья, срочно приняли решение забрать Вадима, чтобы его не увозили в другой район. Я думаю, это было очередным ударом для оставшейся тройки, но забрать всех я не могла. Да и решение далось мне не просто. Но оно было согласовано с бабушкой Вадима.
На тот момент нашему приемному сыну исполнилось 14 лет. Хотя по физическим данным возраст никак не соответствовал действительности. Это был его первый день рождения в кругу семьи после долгих шести лет скитаний.
Я никогда не задавала ребенку вопросы по поводу его прошлого. Какие-то отдельные моменты он начинал иногда рассказывать сам спонтанно при определенных обстоятельствах. Внешне не показывая свою реакцию, я переживала внутри взрыв негодования. С такими ужасами обращения с ребенком, я знакома только из истории фашизма. Не буду пересказывать в деталях в целях соблюдения этики. Мать Вадима страдала алкоголизмом и наркоманией, и этим все сказано. Выйти из этого ада в таком раннем возрасте с не пограничными нарушениями психики, с умственной отсталостью в легкой форме - это уже победа. И я этому радовалась вместе с ним. Это давало мне силы прощать, понять и принять.
Четыре года промчались мгновенно и оправдали все мои ожидания. Все предполагаемые проблемы оказались мелочами жизни. Государственная поддержка пришлась очень кстати. Шиковать нам, конечно, не приходилось, но на все необходимое средств было достаточно.
Сложности с обучением постепенно сошли на нет. Отношения в коллективе «домашних детей» тоже наладились, и уже при прохождении первой плановой диспансеризации психиатр сняла в диагнозе Вадиму отклонение в поведении. Правда, выявились другие серьезные проблемы со здоровьем, но без оформления инвалидности.
Сдав на «отлично» свой первый экзамен в жизни по столярному делу, Вадим получил почетное право подать «последний звонок» на торжественной линейке, как лучший ученик интерната. Кроме того Вадим, имея очень хорошие способности к рисованию, закончил художественную школу. Неоднократно занимал призовые места в районных и областных конкурсах. Он собрал солидное портфолио из грамот, дипломов, благодарностей.
Для дальнейшего обучения мы выбрали профессиональный центр в областном городе. Обучение усложнила пандемия. Но это не помешало Вадиму занять первое 1-е место в областном конкурсе по столярному делу среди студентов его категории. Во всероссийском соревновании, он занял 16-е место среди 36 участников.
Все складывалось куда лучше. Два года обучения в профессиональном центре Вадим находился на полном государственном обеспечении, при этом получал пенсию по потере кормильца до окончания обучения. От борьбы за свои законные 12 квадратных метров в квартире, где проживал отец его матери (его дед), Вадим принял решение отказаться, так и не познакомившись с родственниками. Решил жить с бабушкой здесь - в поселке.
И вот она взрослая самостоятельная жизнь… Обучение окончено, и в один день «совершеннолетний ребенок» остается без какой-либо государственной поддержки.
Свою первую профессиональную практику, Вадим проходил на местной частной фабрике по изготовлению мебели. И я бесконечно благодарна ее руководителю за то, что он принял Вадима в коллектив. Здесь Вадим трудится и сейчас, уже официально. Но все та же пандемия внесла свои коррективы – заказов на сегодняшний день мало, зарплата падает до 10 000 рублей. Можно пойти работать на пилораму не официально, но с его астмой это опасно.
В момент официального трудоустройства руководитель посоветовал Вадиму обратиться в местный центр занятости для поддержки. Откуда его благополучно сняли с учета в первую же неделю. Когда я попыталась выяснить у сотрудников причину: почему??? Выяснилось, что ребенок вошел не в тот кабинет, куда его направили. В другом - он просто не сумел объяснить, или его попросту не захотели услышать. И за отказ от предложенного места разнорабочим в общеобразовательную школу его моментально сняли с учета. И я опоздала со своим вмешательством, не узнав вовремя истинной ситуации. Да к тому же «Свидетельство об обучении» Вадима оказывается вообще не подходит для участия в госпрограмме, нужен только диплом с трехгодичным обучением.
«Вот такая она - жизнь!» - остается ответить «ребенку», которым Вадим останется для меня навсегда. Живут они вдвоем с бабушкой, никому не мешают. При этом бабушка, сидя в инвалидной коляске, ежедневно борется за свою жизнь и за жизнь внука. Она еще тот - «крепкий орешек»! Дай бог ей терпения и здоровья! А Вадим, которому на днях исполнилось 19 лет, пока еще, наверняка, и не понял, что вся его жизнь – это борьба за существование. Да и не скоро поймет, к сожалению.
А я постоянно думаю о тех остальных 69, в судьбе которых я приняла непосредственное участие. Где они теперь? Кто с ними рядом? Некоторых - есть официальная информация - уже нет в живых. И это объясняется закономерностью. Государство их вырастило, выучило, а дальше учитесь плавать сами. Это хорошо, если кто-то протянет руку помощи, а если нет?... И их справки с диагнозом давно уже утонули в водовороте жизни. Жизни их не предъявишь.
Сегодня 28 ноября. День матери!
Я от души желаю Вам и Вашим близким добра и благополучия!
С уважением, Евгения.
PS. А наш интернат и сегодня не имеет свободных мест. Его теперь не хватает и для детей из семей только нашего района. Наверно, это тоже плачевная закономерность нашей жизни…