Катерина сложила в холщовую сумочку – сшила сама! – кусочки хлеба, что оставались после обеда. На берегу Луганки у Катерины было целое хозяйство: озорные воробьи – они напоминали Катюше драчливых мальчишек, весёлые синички, щеглы с пёстрыми головками и крылышками, ясно-жёлтые овсянки, крикливые, шумные сороки-белобоки, важные галки. Прилетает даже большая сойка – с лоскутками синего неба на крылышках. Катерина осторожно накалывает на сучья диких яблонь кусочки хлеба. Тут же слетаются стайками воробьи и синички, – они совсем не боятся Катюшу. А щеглы и овсянки любят зёрнышки, заметила Катерина. Сойка поджидает семечек.
Саня обещал, что в воскресенье они вместе пойдут на берег – покормить птиц. И строго-настрого велел Катерине одной к Луганке не ходить: сейчас, ближе к зиме, снова участились обстрелы посёлка. Война куражится над Луганской степью не первый год, а до сих пор оторопь берёт: это что, – и правда обстрелы?.. Обстрелы, а не какая-то нелепая случайность… или вообще – тягостный сон.
А наяву оказывались разбитыми целые улицы. Казалось, застыли в горестном недоумении ещё совсем недавно добротные шахтёрские дома: выбитые окна смотрели на степь с немым укором, надёжные крыши разорваны в клочья… И в затаённой, полынно-горькой надежде ждёт такой дом своего хозяина-ополченца, – ждёт, когда вернётся ополченец с позиций, посидит, уронив голову, на разбитом крыльце, покурит… Прямо здесь, под небом, выпьют с соседом, таким же шахтёром-ополченцем, по стакану бабы Вериной самогонки, а потом привычные шахтёрские руки сделают крышу ещё лучше, чем была до войны, – и свою, и соседскую, по очереди… Только уже годами стоят в этом безмолвном ожидании дома на Степной улице, крайней в посёлке, – в ожидании, что однажды окончится война…
Серёге Касаткину этим утром вдруг показалось, что вот сейчас он встанет и пойдёт, – выйдет на крыльцо, спустится под навес, дров наберёт… Приподнялся с инвалидного кресла, прислушался: будто и правда, сила в ногах появилась. Врач в Луганске говорил: может быть, что-то и восстановится, – если уж совсем чудо. Но – случается и такое. Сергей хорошо запомнил эти слова, поэтому так скептически относился и к поездке в Москву, и – тем более! – к местному доктору из шахтёрского медпункта: он, Серёга Касаткин, машинист проходческого и добычного комбайна, понимал всё так, как надо, без иллюзий. Если сказано, – только чудо… То зачем в Москву-то ехать, – чудес, что ли, там больше… Ну, а от того, что здешняя врач… Наталья… как там её, – Санёк вроде говорил… – умеет чудеса делать, Сергей просто отмахнулся.
Ночью тоска нахлынула, – от страшной несправедливости: мужики там, на позициях, под Станицей Луганской, под Счастьем, под Краснодоном и Славяносербском… Ночью Серёга тоже попытался встать. Только что-то презрительно- холодное безразлично швырнуло его назад, на диван. Сергей уткнулся в подушку, до утра не спал, так, чуть дремал… А когда за окном чуть посветлело, – показалось Сергею, что он может встать. Радостно-удивлённый Саня поддержал его:
-Ого, дядь Сергей! А ты и правда решил – сам!
А отправил Саню в школу – вдруг потянуло на берег. Саня на днях говорил, что тёрна много. Серёга даже вкус его почувствовал, – сладковато-терпкий, прохладный от инея. С сомнением осмотрел свой транспорт: очень уж хлипкий, ненадёжный. Но в каком-то мальчишеском отчаянии махнул рукой: доберёмся! До того хотелось вдохнуть свежести с ещё не замёрзшей Луганки…
По дороге Сергей присматривался к домам с разбитыми крышами… Сердце сжималось: такие хорошие, крепкие и красивые дома, – один краше другого… Только выстудила за эти годы война из шахтёрских домов тёплый уют, и любовь, и нежность… и простое, желанное счастье... А хозяина-ополченца, знал Сергей, не каждый дом дождётся с позиций. Некому будет ремонтировать крышу в доме Лычаных и Карповых, так и останется медленно рушиться дальше просторный дом Василия Нефёдова: ещё в четырнадцатом погиб Василий в бою под Новосветловкой, а жена, Галя, с ребятами уехала к матери, под Ростов…
Маленькую девчонку в светло-голубой курточке Касаткин увидел, когда уже за посёлком слышались стрелково-миномётные разрывы. Сергей даже глазам не поверил: откуда она здесь?.. А девчонка, защищаясь от этих разрывов, подняла над головой руки, беспомощно оглянулась на сойку, что поспешно снялась с ветки яблони-дички, на вспорхнувшую стайку синичек… Серёга Касаткин видел только эти руки над головой. Не помнил, как встал с шаткого кресла, как схватил девчонку, скатился вместе с ней в неглубокий яр, поросший низкими кустами тёрна. Небольшое и ненадёжное укрытие, но всё же лучше, чем просто стоять в раскатах выстрелов.
Девчонка в пушистой шапочке притихла, прижалась к Сергею. А он даже в миномётных разрывах слышал, как бьётся её сердечко – крыльями птицы, что не может взлететь…Сергей улыбнулся: маленькая такая, а, видно, не из пугливых. Вздрагивает от выстрелов, но не плачет, только глаза прикрывает…
Небо над Луганкой затрепетало малиновыми крыльями заката, когда раскаты стали удаляться в сторону Зимогорья. Сергей приподнялся на локте:
- Сама выберешься отсюда?
Девчонка нерешительно кивнула, немного подумала:
- А давайте лучше вместе пойдём в посёлок. А то темнеет уже.
Сергей постарался успокоить девчонку:
-Ты не бойся. Здесь же недалеко.
Девчонка всмотрелась в темнеющее небо, вздохнула:
- С Вами лучше. Пойдём вместе?
Сергей тоже вздохнул, – виновато:
- Придётся тебе одной бежать. Я не умею ходить.
Поднялись в изумлении тёмные бровки:
- Не… умеете?
Сергей развёл руками:
- Да вот… не умею. Так что ты беги, – только быстро. – Подбадривающе улыбнулся: – Тебя как зовут?
- Катерина Андреевна я. Воронцова.
- Ты беги, Катерина Андреевна, а я буду смотреть тебе вслед, и ты не бойся.
Катюша подумала.
- А если я Вам помогу? Я соседского Ванечку ещё в том году научила ходить, – все говорили, что это я его ходить научила.
Сергей рассмеялся:
- Боюсь, учительница, что я не такой хороший ученик, как Ванечка.
Катерина задумчиво посмотрела на склон:
- Скользко.
Сергей заторопился:
- Я поддержу тебя. А ты – руками вон за тот куст, он не колючий.
А сам, не разбираясь, взялся руками за низкий куст боярки, поднялся. Недоверчиво постоял. От привычной, равнодушной слабости в ногах кружилась голова. Протянул Катерине руку:
- Давай. Осторожно.
Её ножки в красных сапожках скользили по склону, и она не выпускала его руки, и Сергей, не замечая, медленно шёл за ней, – должен был идти, чтобы она не упала, не скатилась назад, в яр.
На берегу Катерина перевела дыхание, серьёзно сказала:
- Я ж говорила, – научу. Ещё быстрее, чем Ванечку, получилось. – Девчонка, кажется, что-то поняла. Сочувственно в глаза заглянула: – Больно?
Сергей кивнул: больно. И вдруг сам удивился… и обрадовался этой боли, что пришла на смену равнодушной слабости…
Катюша уверенно сказала:
- Моя мама – врач. Она раненых ополченцев лечит. И Вас вылечит, – она умеет.
Саня встретил их на краю посёлка, когда уже почти стемнело. Взял малую за руку, Сергею плечо подставил. Не расспрашивал.
Около Катюшиного двора остановился: им навстречу, сильно пошатываясь, вышла молодая женщина с растрепавшимися волосами. Сергею показалось, что морозный воздух словно смешался с запахом самогонки. Женщина благодарно кивнула Сане. Сергей нахмурился:
- За ребёнком следить надо. А она у Вас одна, на берегу!
Женщина виновато прижала к себе дочку. А заговорила жёстко, хоть и сильно запиналась:
- Я… только из больницы. Сегодня… работы много было…
Сергей молча усмехнулся: только… – и уже?
Женщина поняла:
- А … не тебе!.. Не тебе – судить меня! Все вы… умные.
Саня взял Сергея за руку:
- Дядь Сергей, домой идём.
Женщина вскинула на Саню удивлённые глаза:
- Так это и есть… твой дядя Сергей? Ты ж говорил, – не ходит… А он не только ходит… а учит меня жить.
А в ногах предательски появлялась знакомая слабость…
- Не хожу. Это – так… Девчонку надо было привести.
Катерина перевела взгляд с матери на Саню, серьёзно сказала:
- Это я научила его ходить. Только его теперь надо вылечить, – чтобы ноги не болели. Ты его вылечи, мамочка.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Окончание