Продолжение
Отправившись в ссылку на Кавказ во второй раз, М.Ю.Лермонтов прибыл в Ставрополь 10 июня 1840 г., а уже на следующий день получил назначение в “Чеченский отряд” под командованием генерала А.В.Галафеева. Через несколько дней Михаил Юрьевич написал своему приятелю А.А.Лопухину: «О милый Алексис! Завтра я еду в действующий отряд, на Левый фланг, в Чечню брать пророка Шамиля, которого, надеюсь, не возьму, а если возьму, то постараюсь прислать к тебе по пересылке. Такая каналья этот пророк!». Точная дата приезда в крепость Грозную не совсем ясна, но 6 июля 1840 г. он уже находился в составе действующих войск при командире “Чеченского отряда” и исполнял должность адъютанта. Она подразумевала в боевых условиях не приготовление утреннего кофе для начальства, а передачу срочных распоряжений отдельным подразделениям, часто под градом неприятельских пуль.
Здесь же, в походе по Малой Чечне он познакомился с Р.И.Дороховым, известным столичным бретёром, неоднократно разжалованным за дуэли (реальный прототип буяна Долохова из романа “Война и мир”). Благодаря своей безграничной отваге и удалой бесшабашности, Руфин Иванович в очередной раз восстанавливался по службе и даже командовал отдельной сотней. После ранения он передал свой “спецназ” XIX столетия, с полного согласия начальства, своему боевому товарищу. Впоследствии генерал А.В.Галафеев писал: «Нельзя было сделать выбора удачнее, всюду поручик М.Ю.Лермонтов, везде первый подвергался выстрелам хищников и во всех делах оказывал самоотвержение и распорядительность выше всякой похвалы. Его всесторонняя одаренность и успешно перенятые у противника боевые качества партизанского отряда, обеспечили их действиям максимальный эффект». Однако, по воспоминаниям современников, первая встреча в рядах “Чеченского отряда” едва не закончились для них банальной дуэлью. Командир подразделения сорвиголов решил, что вновь прибывший столичный франт «ведет себя высокомерено и насмешливо». К счастью, все быстро разрешилось и вскоре известный дуэлянт дал следующую характеристику своему новому приятелю: «Славный малый - честная, прямая душа…он пылок и храбр». Подобная похвала из уст признанного на Кавказе рубаки стоила многого, поэтому принимая под свое начальство команду отчаянных башибузуков, М.Ю.Лермонтов еще и держал экзамен на командирскую зрелость.
Примерно около месяца, в октябре 1840 г. Михаил Юрьевич командовал таким необычным подразделением, с которым далеко не каждый бы справился. Несмотря на строгие воинские уставы, беспрерывную работу военно-судебной комиссии, подобная публика приняла бы далеко не каждого офицера, подчиняясь ему безоговорочно. В считанные дни поручик М.Ю.Лермонтов стал непререкаемым авторитетом для буйных головушек и делил с ними все тяготы боевой службы. В “Спецназ” входили «татары-магометане, кабардинцы, казаки, словом люди всех племен и верований, встречающихся на Кавказе, были и такие, что и сами забыли, откуда родом. Это были профессионалы войны, для которых опасность, удальство и лишения были привычным делом. Огнестрельное оружие они презирали и резались только шашками да кинжалами». Бывший гвардейский офицер не чурался подчиненных ему головорезов, во многом принял их внешний облик, питался вместе с ними из одного котла, отдыхал на голой земле и др. Единственное, что отличало его от них, разве что белоснежный конь и иногда одеваемый офицерский сюртук, но без офицерских эполет.
В одном из сражений артиллерийская батарея, входившая в ариергардную колонну, осталась без пехотного прикрытия и чеченцы, моментально изрубив боковую цепь, кинулись, как казалось к беззащитной орудийной обслуге. По вспоминаниям артиллерийского офицера К.Х.Мамацева (Мамацашвили), он увидел рядом с собой М.Ю.Лермонтова, «который точно из земли вырос со своею командой. И как он был хорош в красной шёлковой рубашке с косым расстёгнутым воротом; рука сжимала рукоять кинжала. И он, и его охотники, как тигры, сторожили момент, чтобы кинуться на горцев, если б они добрались до орудий». В дальнейшем Константин Христофорович (Хойхосрович) вспоминал: «Я хорошо помню М.Ю.Лермонтова, и как сейчас вижу его перед собой то в красной канаусовой рубашке, то в офицерском сюртуке без эполет, с откинутым назад воротником и переброшенною через плечо черкесской шашкой, как обыкновенно рисуют его на портретах. Он был среднего роста, с смуглым или загорелым лицом и большими карими глазами».
По словам самого поэта, он никогда долго не задерживался на одном месте, «а шатался все время по горам с отрядом» и всегда появлялся там, где его меньше всего ожидали встретить. Своему приятелю, он как-то написал: «Может быть, когда-нибудь я засяду у твоего камина и расскажу тебе долгие труды, ночные схватки, утомительные перестрелки, все картины военной жизни, которых я был свидетелем». Но, к сожалению, в стихотворной форме успел поведать потомкам только об одном, самом страшном сражении, в котором ему пришлось принять участие у горной речки, которую чеченцы называли “рекой Смерти” - Валерик.
Продолжение следует. Подписывайтесь на канал, ставьте лайки, будем вместе продвигать честную историю.
