Городки или, вернее, деревни, мимо которых они проходили, лепились на незатопляемых в паводок речных террасах. Хорнблауэр, выучивший назубок табличку городов и расстояний, составленную для него графом, знал, что первый мост впереди будет в Бриаре, и доберутся они туда не раньше вечера. Он намеревался дождаться темноты и миновать город ночью, но время шло, и решение не ждать постепенно крепло. Он сам не понимал, что им движет. Прежде такого с ним не случалось – идти на риск, пусть даже небольшой, когда к тому не понуждают ни долг, ни желание отличиться. Единственное, что они выиграют, это час или два времени. Нельсоновская традиция «не терять ни часу» глубоко укоренилась в нем, однако сейчас не она гнала его вперед. Частично это была его строптивость. Все шло просто великолепно. Их побег от Кайяра граничил с чудом, случай, приведший их в замок де Грасай, единственное место, где они могли укрыться, с еще большим правом мог называться чудесным. Теперешнее путешествие по реке обещало легкий успех. На эту противоестественную благодать Хорнблауэр инстинктивно откликался желанием самому напроситься на неприятности – в его жизни было столько неприятностей, что без них он чувствовал себя неуютно. Частично же его подзуживал злой дух. Он был мрачен и сварлив. Мари осталась позади – с каждым разделяющим их ярдом он сожалел об этом все сильнее. Он терзался мыслью о своей недостойной роли, с тоской вспоминал проведенные вместе часы, он томился по ней невыносимо. А впереди Англия, где его считают мертвым, где Мария уже смирилась с утратой и будет вдвойне и мучительно рада его возвращению, где Барбара его позабыла, где ждет трибунал и придется отвечать за свои поступки. Наверно, всем было бы лучше, если б он и вправду погиб, при мысли об Англии он сжимался, как иной сжимается перед прыжком в холодную воду, как сжимался бы он сам перед лицом близкой и неминуемой опасности. Этот-то страх и побуждал его торопиться. Он всегда смотрел опасности в лицо, смело шел ей навстречу. Он готов был без колебаний проглотить любую горькую пилюлю из тех, что преподносит судьба, ибо знал – презрение к себе еще горше. Так и теперь, он не принимал оправданий медлить. Бриар был уже виден вдалеке, церковный шпиль четко вырисовывался на вечернем небе, длинный изломанный мост над серебристой рекой казался черным. Хорнблауэр обернулся и увидел, что все подчиненные смотрели на него вопросительно. – Возьми весла, Браун, – бросил он. Они поменялись местами, Буш с удивленным видом уступил Хорнблауэру румпель – он знал, что города с мостами они собирались проходить ночью. Ниже по течению ползли две черные баржи – их тянули из бокового канала по правому берегу к бриарскому каналу по левому, для этой цели участок русла был углублен. Хорнблауэр глядел вперед, лодка быстро продвигалась под сильными взмахами Брауна. Хорнблауэр выбрал пролет и сумел миновать буксирные концы барж – их тянули поперек течения конной тягой, лошади шли по мосту и по берегу, черные на фоне предзакатного неба. С моста на лодку смотрели прохожие. Между баржами был промежуток, достаточный, чтоб не останавливаться и не вступать в разговоры. – Греби, – приказал Хорнблауэр, и лодка, наклонясь носом, устремилась вперед. Они проскочили под мостом, ловко обогнув корму одной из барж. Кряжистый старик у румпеля и его маленький внук с любопытством следили за проносящейся лодкой. Хорнблауэр весело махнул мальчику рукой – волнение всегда приятно пьянило его – и улыбнулся зевакам на мосту. Вскоре те остались позади, как и город Бриар. – Легко проскочили, сэр, – заметил Буш. – Да, – сказал Хорнблауэр. Если б они ехали по дороге, их бы остановили и спросили паспорта, на несудоходной реке это никому не пришло в голову. Солнце садилось, сияя прямо в глаза, через час должно было стемнеть. Хорнблауэр присматривал место для ночевки. Он пропустил один длинный остров, потом увидел, что искал – высокий, заросший ивами островок с поляной посередине, окаймленный золотисто-бурой галькой. – Мы пристанем здесь, – объявил он. – Шабаш. Правая на воду. Обе на воду. Шабаш.