Валерию казалось, что время тянется чрезвычайно медленно.
Боль в теле, несмотря на действие алкоголя, присутствовала постоянно, не исчезая ни на мгновение. Нестерпимо сильно ломило распухшее, как от укуса ядовитой змеи, запястье травмированной руки. Ныли: ушибленный голеностопный сустав и правая височная область головы. В такт сердечным сокращениям пульсировала боль в разорванной мочке уха. Удар тупой боли он чувствовал при каждом вздохе. Помимо этого периодически грудную клетку пронзал укол острой, парализующей дыхание, рези. Интенсивность болей в конечностях нарастала с каждым часом.
Когда ломота в запястье становилась совершенно невыносимой, Валерий изменял положение травмированной руки, в надежде уменьшить ее силу. Но если это и получалось, то сейчас же на передний план выступала боль в голеностопном суставе.
Кроме этого, Рябоконь испытывал сильное головокружение, звон в ушах и препротивную тошноту, противостоять которой становилось труднее с каждой минутой. В конце концов, мерзкое чувство взяло верх, и Валерий скорчился в рвотном порыве. Неконтролируемое инстинктивное напряжение мышц организма послужило причиной того, что интенсивность боли многократно возросла. Мозг «Коня», видимо не выдержал такой болевой перегрузки и включил какие-то свои защитные механизмы. Валерий потерял сознание.
Когда Рябоконь очнулся, его голова кружилась уже не так сильно, как прежде, да и тошноты он уже не ощущал. На переднем крае строя неприятных ощущений их сменила сильнейшая головная боль.
Сколько времени он пребывал в «отключке», Валерий не знал. Не знал он по этой причине и как давно ушел Виктор. Он совершенно потерялся во времени.
Рябоконь включил фонарь. Свет больно ударил по глазам. Валерий инстинктивно закрыл их. Преодолевая стойкое нежелание, он снова щелочкой разомкнул веки и, действуя медленно, как ленивец, и предельно аккуратно, напился воды, принял обезболивающее и насколько возможно удобнее устроился на своем лежаке.
Выключив фонарь, Рябоконь стал ждать. Временами на фоне слабеющего постепенно монотонного звона в ушах, он, казалось, улавливал звук какого-то движения. Иногда ему казалось, что он видит светлое пятно. Но шли секунды, секунды складывались в минуты, и становилось понятно, что это были всего лишь иллюзии.
Прошло еще довольно много времени томительного ожидания, прежде чем Рябоконь увидел и услышал, теперь уже, вне всяких сомнений, совершенно реальные признаки приближения возвращающегося товарища. В пространство грота стали проникать первые световые фотоны от пока еще далекого источника, а уха Валерия начал достигать размеренный шум быстрых шагов компаньона.
Виктор действительно шел быстро. Он спешил поскорее вернуться к травмированному товарищу. Веденеев двигался, освещая себе путь фонариком мобильного телефона. Аккумулятор походного фонаря умер, и это обстоятельство еще сильнее подгоняло его. Он нашел Валерия на том же самом месте, где оставил его, отправляясь на разведку, и в той же самой позе. Рябоконь смотрел в глаза приближающемуся компаньону. Виктор не увидел в этом взгляде надежды.
- Проход завалило. – Сказал он, подойдя вплотную. – Завалило основательно. Придется искать выход там, - он указал рукой на колодец – с той стороны подводного коридора. Другого выхода нет. – Отрезал Веденеев и принялся рыться в своем рюкзаке, вытаскивая из него какие-то предметы, демонстрируя тем деятельную решимость. Не то, чтобы это было сейчас так уж необходимо. Скорее Виктор нуждался теперь в отдыхе, небольшой передышке перед предстоящим этапом их авантюры. Но так он, остро ощущая свою вину за все произошедшее, пытался вселить в «Коня» хоть какой-то проблеск надежды.
- Выхода нет. – Медленно и тихо повторил за товарищем Валерий. Фраза эта прозвучала так, что от нее повеяло холодком обреченной безысходности.
Веденеев приостановил свои занятия и посмотрел на Рябоконя. - Выхода нет – здесь. – Не громко, но резко и решительно заявил он. – Там – Виктор снова махнул в сторону колодца – он есть. Его там, просто, не может не быть. И мы его отыщем. Я тебя сюда притащил, я же тебя отсюда и вытащу. – Веденеев сделал это заявление эмоционально и горячо.
Рябоконь не склонен был перекладывать всю вину за случившееся исключительно на Виктора. Себя он винил ничуть не меньше. В конце концов, ответственность за детективную сторону их расследования лежала именно на нем. И именно он не довел ее до конца. И именно это было, как он считал, главной причиной трагедии. «Конь» не разделял оголтелого оптимизма приятеля, да, и не очень-то в него поверил, но он не мог не признать того очевидного факта, что выход из подземелья надо искать на той стороне водной пробки.
- Ладно. – Примирительно произнес он. – Что ты намерен предпринять?
- Да вариантов-то немного. Надо перебираться на ту сторону. – Несколько успокоившись и понизив градус выражения своих мыслей до тона деловитой рассудительности, ответил Веденеев. – Ты как? Способен ли ты на еще одно сумасшествие? – Виктор пристально посмотрел в глаза своего компаньона и товарища.
Тот с ответом не торопился, видимо, прислушиваясь к своему организму, и пытаясь определить его ресурсные возможности.
- Или, лучше будет, если ты останешься здесь пока, выздоравливать и сил набираться. А я, отправлюсь на ту сторону, искать выход наружу. Найду, вернусь за тобой. – Видя замешательство, в котором пребывал его товарищ, предложил Виктор альтернативу подводному переходу.
- Найди в аптечке «Кетанов» в ампулах и шприц. – Отозвался на эту реплику Валерий. – Короче, уколешь меня и готовься. Через час отправляемся. – Рябоконь не знал, по какой причине он принял именно это решение, в то время как, исходя из здравого смысла, правильнее было бы действовать по альтернативному варианту. Но он его принял, и компаньоны занялись его реализацией.
…
Через какое-то время после укола, боль отступила. Она, конечно, не исчезла совершенно, но ослабла ощутимо значительно. Это дало Валерию возможность на месте старта и позднее в пункте дозаправки заполнить легкие воздухом так, что его хватило на преодоление обоих подводных отрезков. Виктор изо всех сил где-то подталкивал товарища сзади, где-то, наоборот, тянул его за собой, чтобы максимально уменьшить время его пребывания под водой.
Их подводный бросок отобрал у обоих товарищей уйму сил, но, слава богу, закончился успешно… и вовремя, потому что боль начала возвращаться к Валерию.
Рябоконь чувствовал, что потревоженные в процессе маневра нервные окончания скоро разразятся сильнейшим болевым синдромом, по мере ослабевания действия препарата. Он, вероятно, превзойдет, по своей интенсивности, пережитые на той стороне болевые ощущения. Это грозило вновь обрушить его сознание в небытие. Валерий обратился к Виктору с просьбой сделать ему еще один укол.
Исполнив обязанности патронажной сестры, как он их себе представлял, Веденеев помог товарищу более-менее удобно лечь, и сам откинулся спиной на камни и закрыл глаза. Возможно, он даже провалился в сон. Но, если так, то на минут пятнадцать-двадцать, не больше, как тот Штирлиц на границе Германии.
Как и Штирлицу, этого времени отдохнуть, Виктору хватило вполне. Готовый к дальнейшим действиям, он энергично поднялся и включил фонарь. Ослабевший световой поток, генерируемый устройством, сигнализировал о скорой кончине и его источника питания тоже. Это могло бы показаться катастрофическим, но еще на той стороне, предвидя такое развитие событий, Веденеев нашел вариант поправить ситуацию. Он вытащил аккумулятор из металлоискателя и вырвал оттуда же два проводка. Этими проводками, предварительно зачистив их концы от пластиковой оболочки, он подключил этот источник энергии к своему фонарю. Лежавший на земле около аккумулятора фонарь откликнулся ярким светом, далеко отодвинув границы мрака.
Рябоконь, преодолев симптомы светобоязни (следствие пережитого сотрясения мозга), открыл глаза и осмотрел грот в пределах его освещенности, пока Виктор прикреплял к извлеченному из металлоискателя аккумулятору что-то вроде ремня.
Закончив работу, Веденеев перекинул ремень через голову и, взяв в руку фонарь, поднялся во весь рост.
- Ну, как? – поинтересовался он мнением своего компаньона.
Валерий оторвался от созерцания окружающих красот и перевел взгляд на мастера. Удерживаемый самодельной привязью за шею, источник питания, громоздкий и, очевидно, тяжелый висел у Веденеева на груди. От него к фонарю, который Виктор держал в своей правой руке, тянулись два проводка. Чтобы они не болтались самопроизвольно, грозя зацепиться за что-нибудь, оторваться и оставить исследователя без света, Веденеев в двух местах (на запястье и предплечье) прикрепил их к руке.
- Гламурненько. – Нашел в себе силы, прокомментировать это представление, Рябоконь, чем дал Виктору дополнительный повод надеяться, что ничего необратимого с его здоровьем не случилось.
…
На разведку Веденеев отправился, не теряя драгоценного времени, сразу же, как только доработанный фонарь был готов к эксплуатации. С Валерием остался его собственный умирающий прибор. Его угасающих сил было бы достаточно, чтобы подсветить место расположения лежки, если понадобится отыскать нужное лекарство или бутылку с водой. Но, в целях экономии оставшейся в его аккумуляторе энергии, фонарь находился в выключенном состоянии. Поэтому, по мере удаления Виктора вглубь грота, на Рябоконя вновь стала наступать темнота. Он провожал взглядом удаляющееся световое пятно, наблюдал, как темнота постепенно съедает фигуры каменных наростов пещеры, пока она не окутала его совершенно, став непроглядной.
…
Непогода не отступала и, судя по прогнозам синоптиков, отступать, не собиралась.
Автомобильные дворники, маячившие перед лицом Тамары с максимально возможной частотой, не справлялись с потоком низвергавшейся с небес влаги, отчего видимость была сильно затруднена. На открытых, не защищенных лесной полосой, участках дороги порывы ветра норовили столкнуть ее красную «Астру» в кювет. По этим причинам ехать приходилось достаточно медленно. Несмотря на малую скорость движения, управление автомобилем требовало от женщины невероятной концентрации внимания, что, в данном случае, было скорее, кстати, чем наоборот. Это напряжение не давало ей быть затянутой в трясину ощущения непоправимости произошедшего.
Для того чтобы не промахнуться, Тамаре пришлось несколько раз остановиться на заправочных станциях и справляться у персонала о маршруте к месту трагедии.
Туда она добралась только к глубокому вечеру, как раз тогда, когда машину Веденеева затаскивали на эвакуатор.
Помимо погрузчика на месте происшествия находились два микроавтобуса: красная «буханка» МЧС с двумя белыми полосами на своем борту и лаконичной надписью «Штаб» и видавший виды Фольцваген Транспортер одной из Тверских телерадиокомпаний.
Желая выяснить подробности, получить дополнительную информацию, женщина подошла к уазику. Поначалу ее вопросы штабисты просто игнорировали, но Тамара проявила настойчивость, и, в конце концов, ее банально обматерили, послав, как принято говорить, далеко и надолго.
Побитой кошкой она поплелась в сторону машины прессы. В освещенном салоне автомобиля Тамара в числе прочих обнаружила корреспондента местного телевиденья, чей комментарий смотрела по телевизору, и решила сменить тактику.
- Я видела ваш сюжет. – Глядя мимо других прямо на комментатора, восторженно заявила она. – Вы так лаконично и, в то же время, понятно изложили суть произошедшего инцидента. Это было в высшей степени профессионально. Ни одного лишнего слова, динамика подачи материала, экономия эфирного времени, мимика (я имею в виду выражение тревожной серьезности на вашем мужественном лице), своевременная и уместная жестикуляция….
Тамара захлебнулась, ища в своем уме дополнительные яркие эпитеты. Ничего такого она не чувствовала. Это была всего лишь грубая лесть.
И это было понятно всем находящимся в это время в салоне микроавтобуса, что было совершенно очевидно по наплывшим на их лица насмешливым улыбкам. Всем, кроме самого корреспондента, физиономию которого тоже тронула улыбка, но улыбка другого свойства: самодовольная и слащавая.
Бородатый, дурно пахнущий смесью перегара, табака и пота, мужчина с умными и добрыми глазами, вероятнее всего, оператор, хотел было что-то сказать, и уже открыл было для этого рот, но осекся. Он искренне удивился, когда увидел самодовольную физиономию корреспондента и понял, что тот воспринял произнесенные странненькой дамочкой слова за чистую монету. Бородач закрыл рот и подмигнул Тамаре, мол, давай, разводи дальше. Он обнял за плечи молодую девушку, бывшую в их некорректно прерванной Тамарой беседе третьим участником, и увлек ее в дальний конец салона.
Тамара понимала, что ее уловка сработала. Она знала о чудесных свойствах грубой лести, но пользовалась этим приемом редко. По этой причине она оказалась сейчас в некотором затруднении, не умея подобрать нужные слова.
Из этого затруднения ее вывел сам корреспондент. Он, неуклюже пытаясь придать своему ответу скромности, заметил, что его высокий профессионализм является следствием работы его учителей, и принялся рассказывать Тамаре о них, об учебе, самообразовании…. Тамара знала, что теперь надо слушать, слушать внимательно, не перебивая, и слушала.
Дав собеседнику выговориться, чувствуя себя при этом совершенной Матой Харри, Тамара парой наводящих вопросов вывела разговор на нужную ей тему. Андрей, так звали этого репортера, не скрывая своего удовольствия, подробно отвечал на все вопросы женщины….
- Когда произошел взрыв? – Переспросил он. – Где-то в девять.
- В девять утра или в девять вечера? – Попросила уточнить Тамара.
- В девять вечера. Я как раз собирался домой. Работаю часто допоздна. Вчера я заканчивал материал о реконструкции школы, шлифовал его, выбрасывая из текста некоторые слова, чтобы добиться необходимой сюжету динамики. Я, Вы знаете, перфекционист…
- Стоп. – Встрепенулась историк, невольно выйдя из своей роли Маты Харри, невежливо прервав рассказчика на полуслове. - Во сколько, во сколько? – Вновь поинтересовалась она точным временем происшествия, внезапно поняв, насколько далеко оно отстоит от времени встревожившего ее телефонного разговора с Веденеевым.
- В девять вечера. – С удивлением на лице, продублировал информацию Андрей.
- Ыгы – Почти неслышно буркнула себе поднос женщина и погрузилась в раздумья.
Андрей, не заметив произошедших со слушательницей перемен, вернулся к доставляющему ему удовольствие рассказу о собственном понимании профессионализма на стезе репортерства.
В Тамаре, тем временем, зарождалась надежда. Ведь если взрыв произошел в девять вечера, а их телефонный разговор о разминировании…. Она, не обращая внимания на вновь проскочившее на лице рассказчика удивление, достала мобильник и открыла список исходящих вызовов. А телефонный разговор состоялся в тринадцать сорок три. Значит, эти события могут быть не связаны между собой. То есть, существует вероятность того, что мужчин в момент взрыва рядом не было, они не погибли и сейчас живы и находятся в катакомбах. Хоть что-то!
- Вы меня совершенно не слушаете. – С обидой в голосе, констатировал репортер.
Тамара не стала опровергать это заявление, а просто извиняющимся взглядом посмотрела на Андрея, выскочила из микроавтобуса и, не обращая внимания на непрекращающийся ни на мгновение дождь, энергично направилась в сторону штабного уазика. По дороге к автомобилю МЧС ее догнал заливистый хохот бородатого оператора и более сдержанный смех третьего члена съемочной бригады.
…
Бригада саперов работала не спеша. Их рабочая зона была обозначена на местности красно белой лентой. Один из саперов, облаченный в защитного цвета плащ-палатку, обследовал выделенный квадрат металлоискателем, потом все вместе они аккуратно лопатами снимали примерно десятисантиметровый слой преимущественно песчаного грунта. Сильно размытый влагой, он периодически оползал, что задерживало их продвижение вглубь. Еще большая задержка случалась, когда металлоискатель срабатывал, реагируя на что-то. Тогда саперы останавливали свою работу и отходили в сторону под навес, оставив одного, который, добавив своим действиям осторожности и внимательности, орудуя почти что детским совочком, извлекал источник беспокойства из грунта. Тревога, к счастью, каждый раз оказывалась ложной, но работа шла, как казалось Тамаре, катастрофически медленно. Ни конца, ни края ее видно не было. Тем более что, судя по всему, спасательная бригада даже не обладала хотя бы приблизительным пониманием того, какой толщины был завал.
Тамара старалась унять свое беспокойство, придумывая какие-то оптимистические версии произошедшего. Но ее рациональный мозг ученого, привыкший все подвергать сомнению, неминуемо разрушал эти радужные конструкции, водворяя чувство тревоги на его прежнее место. Она пыталась просто отвлечь себя от пессимистических мыслей, и даже открыла для этого свой ноутбук. И это было тщетно. Сердце продолжало колотиться гораздо сильнее обычного. Тамара отчетливо ощущала, как оно мощными толчками пропихивает по скованным напряжением сосудам кровь. Эти удары волной прокатывались по всему ее телу, передаваясь, в том числе, и на конечности. От этого подергивался даже ноутбук, который она держала на своих коленях. Смотря невидящими глазами на его монитор, женщина снова и снова ловила себя на том, что совершенно не воспринимает материала, который силится прочесть, мысленно возвращаясь к тому, от чего намеревалась уйти.
Единственной новостью всего этого преисполненного мучительным тщетным ожиданием дня, было то, что по данным экспертизы, остатки обнаруженного на месте происшествия взрывного вещества соответствовали по составу веществу, используемому для производства боеприпасов в период тридцатых-сороковых годов прошлого столетия. Это косвенно подтверждало основную версию следствия о случайном срабатывании мины времен Великой Отечественной войны. «Ну и что из того?». На этот заданный ею самой себе вопрос, Тамара ответа не нашла.
…
Не самый длинный коридор, из всего множества уже виданных Веденеевым в этих катакомбах, привел диггера к узкому и невысокому (по грудь) проему. Виктор окинул его взглядом. Он обнаружил явные признаки присутствия здесь человека, самым неопровержимым из которых была почти стертая временем надпись. Несколько более-менее сохранившихся символов со всей определенностью говорили, что древняя гравировка представляла собой какой-то старославянский текст. Тратить время на попытку его прочитать, Виктор посчитал сейчас нерациональным. Он низко наклонился и пробрался внутрь.
Более широкий, чем коридор, ведший к нему, зал, в котором оказался разведчик, имел относительно ровные стены. По всей видимости, это являлось следствием выемки здесь камня. И, все-таки, ширина помещения была значительно меньше его длины. В купе с прорубленными в стенах по обе стороны этого тоннеля нишами прямоугольной формы, помещение вызвало у Виктора ассоциацию с пассажирским железнодорожным вагоном.
Веденеев запустил в ближайшее к нему углубление луч своего фонаря. От неожиданности и молнией пронзившего сознание ужаса Виктор даже отшатнулся. Из глубины алькова на него черными пустыми глазницами смотрел череп, оскаленный несколькими сохранившимися зубами.
Боковым зрением Виктор увидел, что другой череп выглядывает на него из-за угла следующего, частично освещенного углубления, и тут же испытал короткое, но пронзительное ощущение, запустившее по спине стаю мурашек. Он отчетливо представил, как со всех полок этого странного плацкартного вагона на него смотрят нечаянно потревоженные им пассажиры идущего в небытие состава. Инстинктивно он обернулся и еще раз окинул взглядом помещение.
Расположенные в три яруса, ниши чуть отличались друг от друга, но были сопоставимы по размерам. Они представляли собой прямоугольники, высотой около полуметра и от полутора до двух метров шириной. Их отличия, по всей видимости, обуславливались физиологическими различиями людей, чьим последним пристанищем они являлись. В толщу известняка они уходили на полуметровую глубину. Правее каждой из ниш находились гравировки посмертных посвящений.
Виктор сам поразился своей реакции на увиденное. Ну, а, собственно, чего еще можно было ожидать, здесь обнаружить? Загасив в себе эмоциональный всплеск и, силой воли, преодолев нежелание, он осмотрел еще несколько ниш. Человеческие останки были в каждом из обследованных альковов.
«Свободных плацкарт нет». Это умозаключение, которое Виктор сделал по результатам осмотра захоронения непонятно по каким причинам, показалось ему позитивным. Теперь Веденеев переключил свое внимание на посмертные посвящения. Их содержание было везде одинаковым, простым и лаконичным: «Здесь покоится раб божий такой-то».
Помещение было проходным, что, вероятно, усилило в сознании Виктора странную ассоциацию с вагоном поезда. Он поспешил покинуть это загробное царство и заторопился к выходу, но, когда свет фонаря расширяющимся мыльным пузырем вполз в соседний зал, стало понятно, что он представляет собой, если можно так выразиться, ви-ай-пи вагон того же самого состава.
Это помещение, чуть меньшее по длине, зато, более широкое, было заставлено саркофагами, выполненными, само собой разумеется, из того же самого «Старицкого мрамора». Каменные гробы были, преимущественно, прямоугольными, хотя, не все. Некоторые из них, также как и прочие, плоские сверху и снизу, с боков имели формы, довольно грубо повторяющие контуры человеческого тела. В крышках саркофагов были выгравированы надписи. Мимолетного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, что более искусно выполненные саркофаги имели и более изысканные, с точки зрения исполнения, посвящения.
Виктор осмотрел мемориальный титул на одном из гробов. Наподобие фотоаппарата, мозг, щелкнув, сформировал общее впечатление от увиденного. На ментальном снимке отразились: месторасположение текста относительно каменной плиты, ширина не тронутых гравировкой полей, скол в верхней части основы, структура известняка и его рисунок, состоящий из причудливо извивающихся полосок, линий, пятен всевозможных форм, разных размеров и оттенков.
Затем Веденеев ментально приблизил к себе исследуемую поверхность, так что пустые поля выползли за рамки кадра, а масштаб надписи увеличился. Эта стадия позволила составить знание о глубине гравировки, наличии некоторого расхождения в написании одинаковых букв и прочих деталях самого старославянского текста.
Во время этого осмотра Виктор мимолетно пережил заново трансформацию своих эмоций, испытанных им при первом знакомстве с древнерусским письмом, когда он впервые смотрел на выуженную из торфа восковую табличку. Точно так же, как теперь, он пробежал тогда взглядом по тексту, рассматривая буквы, и в голову ворвалось понимание того, что это не какой-то иностранный язык, но родной, только древний. И это понимание было радостным, обнадеживающим, таким, как бывает, когда вдруг в толпе видишь лицо со знакомыми из детства чертами. Но, пока ты роешься в памяти, человек проходит мимо и это радостное ощущение узнавания сменяется разочарованием; впрочем, разочарованием не глубоким, не переживательным; настолько же не глубоким, насколько поверхностным и неявным было давешнее ощущение радости.
Такое же скребущее разочарование пережил Веденеев, когда, как не старался, не смог понять смысла текста восковой таблички, потому что довольно легко угадываемые буквы алфавита складывались, по большей части, в совершенно непонятные слова.
Эта тлеющая негативная эмоция, угасая, сменилась удивлением от неожиданного понимания того, насколько сильные изменения претерпел язык.
Однако, в дальнейшем, по мере изучения старославянского языка, Веденеев понял основные тенденции произошедших в нем изменений, узнал и запомнил смысл многих вышедших из употребления слов, и теперь перевод древних русских текстов давался ему легко, можно сказать, безо всякого напряжения.
«Совоскреси еси рабу Твою, Господи, воскресению Твоему, Ты бо еси победитель смерти и Владыко живота вечного…» – принялся Веденеев за чтение надгробных надписей.
В целом, посвящения на саркофагах были более пространные, нежели надписи в плацкартном вагоне. Некоторые из них были довольно сложны для сиюминутного понимания. «Бых немощным, яко немощен, да немощныя приобрящу. Всем бых вся, да всяко некия спасу». – Прочел Веденеев на одном из самых искусно выполненных посмертных коробов.
Так или иначе, довольно скоро Виктор утвердился в своем понимании, что он находится, как и предположил с самого начала, в ви-ай-пи зоне монастырского некрополя. Здесь обрели свой покой сановные обитатели монастыря, в том числе и его основатели Трифон и Никандр. Их саркофаги не выделялись ни размерами, ни изысканностью исполнения, ни чем-либо еще. Напротив, они были скромнее иных, в особенности тех, в которых, судя по гравировке, покоились более поздние настоятели.
Этот ви-ай-пи некрополь тоже был проходным. За ним начинался очередной коридор, по которому Виктор добрался до следующего грота. Интересно, что к этому моменту Веденеев научился не отвлекать своего внимания на красоты подземного мира, рационально сосредотачивая его на информации существенной. Здесь это было то, что грот имел четыре выхода. Виктор решил исследовать их по ходу часовой стрелки и, не тратя понапрасну времени, направился в крайний левый тоннель. Он привел Веденеева в помещение, поразительное во многих отношениях.
Во-первых: оно было необычайно высоким, во-вторых: куполообразным. Расстояние от пола до максимально высокой точки этого купола было никак не меньше десяти метров. В-третьих: зал был шестигранным. В каждой из шести вертикальных стен имелась ниша, на глубину полуметра уходившая в тело известняковой породы. Но самым поразительным, конечно, было то, что все поверхности, кроме пола, двух расположенных на нем каменных кубов и круга наверху (в самом центре купола), были покрыты росписью. Один из известняковых постаментов находился на центральной оси ближе к противоположной входу стене. На нем что-то лежало, что-то четырехугольное, размером с обувную коробку. В стороне от него был установлен другой (меньший по размеру) куб, двумя своими гранями вросший в тело каменного массива.
Фрески в нишах были, судя по первому впечатлению, на библейские сюжеты, как, собственно говоря, и картины на куполе. Их было тоже шесть, по одной над каждой из ниш. Все остальное пространство потолка покрывал орнамент, состоящий из повторяющихся квадратных элементов. По этой причине, потолочная роспись приобретала отдаленной сходство с кафельной отделкой. В центре каждого из квадратов красовалась шестиконечная звезда. Фресками и орнаментом были заполнены также и простенки.
Все в этом удивительном помещении: изъяны в его геометрии; неровности, допущенные мастерами при обработке поверхностей; приглушенные временем цвета красок, использованных иконописцем; художественное несовершенство и, даже, примитивность рисунков, говорило о редко встречающейся, исключительной древности этого христианского святилища.
Составив общее впечатление об этом зале, Виктор подошел к центральному кубу.
Его верхняя горизонтальная грань была покрыта ровным слоем однородной пыли. Направив луч фонаря на лежавший поверх куба четырехугольник, Веденеев ребром ладони аккуратно сгреб с его бугристой поверхности пышное пылевое покрывало. Четырехугольник блеснул благородным металлом и выстрелил в глаза Виктору разноцветными отраженными бликами. Веденеев заворожено смотрел на открывшуюся ему красотищу искусно выполненного серебряного оклада с вмонтированными в его поверхность камнями, вероятнее всего, драгоценными.
Вытесненный посередине металлической пластины барельеф распятого Христа, разделял центральное изображение оклада на четыре части, в каждой из которых были размещены еще по одной барельефной фигурке, меньшие по размеру, чем заглавная.
Два выпуклых тиснения ниже горизонтальной перекладины креста, судя по нимбам, были изображениями апостолов. А вот, кого мастер разместил выше нее, Веденеев так и не понял.
Поверхность пластины была испещрена замысловатыми завиточками из такой же, как и она серебряной проволоки и вся усыпана разноцветными камнями разных размеров и формы и жемчугом. По углам оклада мастер разместил четыре квадратных цветных, наверное, эмалевых изображения птиц и каких-то сакральных животных с крыльями.
Подгоняемый недостатком времени Виктор раскрыл книгу. На левой странице разворота он обнаружил изысканный округлый рисунок, само собой понятно, что тоже на библейскую тему. С правой стороны был заголовок, заключенный в прямоугольник изящного цветочного орнамента и две колонки ровного древнерусского текста, начинавшегося с большой узорной буквицы «Н».
Веденеев сосредоточился на заглавии. Побегав по нему глазами он угадал в нем слово «евангелие», хотя его старославянское написание сильно разнилось с современным.
Виктор взялся за уголок этой страницы, чтобы перевернуть, и, ощутив приятную мягкость материала, догадался, что она выполнена из кожи. Пролистав книгу до середины, Веденеев обнаружил в ней множество изящных рисунков, но не стал, ни рассматривать изображения, ни пытаться вникнуть в содержание текста.
Некоторое время, постояв в раздумье, он все же, снял с плеч рюкзак и, порывшись в нем, отыскал сменную футболку. Заворачивая в нее евангелие, Виктор принялся одну за другой рассматривать настенные фрески. Блеклость изображений, которая бросилась в глаза при беглом осмотре росписи, стала теперь еще более очевидной. Безжалостное время не только притупило цветность, но и стерло подавляющую часть деталей рисунков. От изображенных когда-то на фресках людей остались, по большей части, только их силуэты, которые выглядели теперь тусклыми серыми призраками. Фон рисунков трудно (а чаще всего, невозможно) было даже угадать.
Более всего силуэтов человеческих фигур было в нише на прямо противоположной входу стене, которую Веденеев определил, как центральную. Укладывая евангелие в рюкзак, Виктор сосредоточил свое внимание на этой фреске. Подключив всю мощь своего воображения, и использовав имеющиеся (небогатые, честно сказать) знания в сфере живописного убранства православных храмов, Веденеев предположил, что на ней изображено таинство евхаристии.
Угадать сюжеты других изображений Виктору не позволили: ветхость живописи, недостаток христианских знаний и дефицит времени. Последнее было самым остро ощущаемым и раздражительным фактором.
Вынуждено покидая помещение древнего христианского храма, Веденеев совершенно отчетливо испытывал чувство сожаления по этому поводу. Это чувство было ему странно, непонятно и удивительно. Обойдя неизвестно как образовавшуюся в самом центре храма небольшую лужицу, Виктор направился к выходу их него. Продолжив движение по коридору, он, отчасти, чтобы разобраться в этих чувственных странностях, а пуще того, пожалуй, чтобы занять мозг, отвлечь его от осознания опасности положения, стал гадать о причинах своих ощущений.
Может, подсознание сигнализирует ему о том, что стоило воспользоваться предоставленной возможностью, чтобы попросить «Его» о помощи. Может, это какая-то странная трансформация будущего сожаления о том, что он не использовал выпавшую ему исключительную возможность, и недостаточно внимательно и детально рассмотрел живописные изображения…. Чтобы как-то помочь своему сознанию, он воскресил в памяти визуальный образ святилища. Всплывшее в мозгу еще пока достаточно отчетливое и детальное ретроспективное видение кольнуло ощущением какой-то странности. Вероятнее всего, оно проскакивало и раньше, но удивление от увиденного было чувством значительно более ярким и мощным и на его фоне ощущение присутствия на фресках какой-то странности осталось нераспознанным. Веденеев перебрал в мозгу картинки настенной росписи и понял, что было причиной столь странного ощущения. Время стирало краски неравномерно. Какие-то исчезли совершенно, не оставив и следа. Другие увяли (какие – больше, какие – меньше) но сохранились. Гораздо жалостливее время обошлось с черным цветом. Он потускнел и превратился в темно серый, но сохранился лучше других красок и контрастно выделялся на их фоне. В результате такой палитровой метаморфозы имеющиеся на некоторых фресках изображения демонов с рогами, хвостами и крыльями, для которых, понятно, использовалась преимущественно черная краска, бросались в глаза. Они казались реальнее других, превратившихся в призраков, освященных христовой верой персонажей библейских сюжетов. И, если оставить за скобками размышлений процессы, объяснимые с точки зрения обычной физики, следовало бы признать, что в этом локальном поединке «добра» со «злом» время было на стороне «зла». Сожаление по этому поводу – чувство совершенно естественное. Вопросов и версий Виктор себе накидал немало. А, вот, ответить на них – не ответил.
Луч его фонаря наткнулся на нишу в левой стене коридора, судя по ее форме, природного происхождения. Приблизившись, диггер обнаружил в ней уложенные в штабель факелы. Виктор вынул один из них из стопки и осмотрел. На треть длины рукояти из дерева хвойной породы была плотно намотана береста, служившая, видимо, горючим веществом. Веденеев приставил факел к стене и заглянул за поленницу. Там он нашел две керосиновые лампы. Виктор вытащил их из-за штабеля факелов, поставил на землю и перевел взгляд на свой фонарь.
На протяжении уже какого-то времени Веденееву стало казаться, что генерируемый прибором свет начал постепенно тускнеть, но признаться себе в этом он отважился лишь теперь, когда неожиданно и счастливо наткнулся на альтернативные источники.
Виктор скинул рюкзак и отыскал в его «недрах» спички. Он ощутил приятное облегчение, оказавшись без этого всегдашнего груза за спиной. Наслаждаясь им, он проверил работоспособность обоих осветительных приборов. Коротко поразмышляв над тем, каким из источников света рациональнее пользоваться далее, диггер затушил керосинки. Включив электрический фонарь и водрузив на спину свою ношу, он продолжил движение, прихватив, конечно же, допотопные светильники с собой.
Чуть поодаль от этого схрона Виктор уперся в келью, о чем, он сделал заключение, основываясь на наличии в комнате двух каменных постаментов, расположенных параллельно друг другу и своими размерами вполне подходящих для использования их в качестве постелей. В стенах, над этими лежанками были устроены небольшие ниши, предназначенные, скорее всего, для размещения свечи, ну, или там лучины, и для хранения каких-нибудь личных вещей. Один из углов древней спальни был скошен. Сканируя лучом своего тускнеющего фонаря помещение кельи, на неширокой вертикальной полосе этого скоса Веденеев обнаружил грубую гравировку четырехконечного креста с символической голгофой и надписью «Иисус Христос Ника».
Виктор не знал, что означала эта символика, и догадаться не смог. Понятно было только одно. Этот угол использовался келейниками в качестве места для отправления молитв.
Келья оказалась непроходной. Ею коридор заканчивался. Это был тупик.
Веденеев присел на один из каменных топчанов и почувствовал, как напряжение покидает мышцы ног. Это ощущение оказалось неожиданно чрезвычайно приятным. Виктор скинул с плеч свой тяжеленный рюкзак и откинулся на него спиной. Секунду спустя, почувствовав, что проваливается в сон, он встрепенулся и выключил фонарь. В темноте Виктор практически сразу отключился.
Черный как смоль, рогатый, со свиным рылом и длинным загнутым вверх хвостом чертенок, хитренько подмигну Веденееву. «Нечистый» шел в составе процессии из еще пятерых или шестерых похожих на него демонов. На красных подушечках слуги дьявола, приплясывая, несли медали. За ними сам по себе плыл гроб, вслед которого, опустив головы в землю, двигались облаченные в траурные одежды люди. Ближняя к гробу женщина вдруг подняла заплаканное, серое от горя лицо и с укоризною посмотрела на Веденеева. Он узнал в ней жену «Коня», встрепенулся и открыл глаза.
Перед тем, как погрузиться в сон, который, судя по подсвеченному циферблату его наручных часов, продлился около пятидесяти минут, Виктор решал дилемму. Суть ее заключалась в том, стоит ли ему немедленно продолжить исследование других ответвлений катакомб, или правильнее будет сначала вернуться, чтобы проведать травмированного товарища. Теперь перед ним эта дилемма не стояла.
Из кармана своих брюк он извлек спички и зажег керосинку. Сделал это Виктор в целях экономии ресурса своего фонаря. Накинув рюкзак, который сильно придавил его к земле, Веденеев, кряхтя как совершенный старик, поднялся на ноги и двинулся в обратном направлении. Каждый шаг давался после отдыха с большим трудом, отзывался мышечной болью в икрах, бедрах и, даже, ягодицах. Сам себе Виктор напомнил начинающий движение старинный локомотив, который, выпуская клубы пара и трясясь от напряжения, пытается сдвинуть тяжеленное тело поезда. Коленчатые рычаги, управляющие вращением его колес, двигаются поначалу медленно и натужно, но постепенно ускоряются, стук колес состава о стыки рельс становится чаше и чаше и, наконец, тяжеленная махина разгоняется.
Внезапное видение было настолько ярким, а тяжесть ноши, которую он раньше почти не замечал, - столь отчетливой, что Веденеев даже обернулся. На мгновение Виктору показалось, что к нему самому прицепили дополнительные вагоны. И этими прицепными были те (плацкартный и ви-ай-пи) вагоны с останками мертвецов. Ему казалось, что он слышит, как погрохивают пошатывающиеся при движении кости их скелетов. Но, конечно, этот совершенно реальный, на самом деле, звук исходил из рюкзака, где какие-то предметы соприкасались в процессе его ходьбы. Виктор движением плечей нервно встряхнул свой заспинный багаж. Предметы в рюкзаке несколько сместились, звук пропал. С ним исчезло и ведение.
Чтобы разогнать свое тело и выйти на нужные обороты, Виктору потребовалось никак не меньше десяти минут. Мышечная боль по истечении этого времени отступила достаточно, чтобы ее можно было игнорировать, но, вот, тяжесть рюкзака продолжала ощущаться и резать сильно намятые плечи. Однако на первое место вышло ощущение голода, и, очевидно, вызванная им головная боль.