По свидетельству одного из непосредственных очевидцев возобновления Свято-Троицкой Сергиевой лавры после Великой Отечественной войны, эти слова, обращенные ко Спасителю, повторял со слезами на глазах, стоя на коленях слева от престола в Успенском соборе, старенький схиархимандрит Иларион (Удодов). Семьдесят пять лет назад в тот апрельский вечер Великой Субботы ожила заснувшая, затихшая на многие годы Лавра. И в пасхальную ночь над городом поплыл колокольный звон. В зачитанной с амвона телеграмме Святейшего Патриарха Алексия I, ставшего священноархимандритом Лавры, прозвучали слова: «Да будет сия Пасха поистине Пасхой избавления от скорби и непрестающей радостью для всех притекающих к раке мощей Преподобного Сергия».
Призыв отца Гурия вызвал радость и воодушевление: равнодушных не было.
Читая некоторые воспоминания о тех напряженно-счастливых днях, наш современник без затруднений может представить себе картину, полную жизни, действий и радостного ожидания великого события, предвещавшего, как смели надеяться боголюбивые люди, большие перемены в стране на духовном фронте. Обратимся вначале к письму первого насельника открывшейся Лавры. Другой человек, оставивший замечательные дневниковые записи о Лавре и ее возрождении, регент и художник Сергей Боскин (впоследствии протодиакон) называет первого послушника Лавры просто Сашей. Саша Хархаров, фронтовик, демобилизованный офицер, приехал сюда в апреле 1946 года к своему духовному отцу – архимандриту Гурию, назначенному Святейшим Патриархом Алексием I наместником Лавры еще за восемь месяцев до ее открытия. А многие из последующих поколений верующих людей знают того самого Сашу, как архиепископа Ярославского и Ростовского Михея, любимого пастыря духовенства и народа... Так вот, ведущий переписку с принявшей тайный постриг монахиней Варварой (Пыльневой), будущей церковной писательницей, в ту пору еще архимандрит Михей, написал ей в 1981 году пространное письмо, где сообщает: поскольку непосредственных участников открытия Лавры уже нет, а он стар и боится, что умрет и никому не будет известно, что было ими пережито в тот момент, то теперь рассказывает об этом своим друзьям и близким. Рассказал он детально обо всем и своей адресатке с припиской в конце: «Простите за длинное описание, может быть, и не интересное для Вас».
Церковь.
Жаль, что уже нельзя сказать архипастырю, почившему в 2005 году: «Владыка, интересно всё – от первой до последней строчки!». Интересно было узнать, как выглядел Успенский собор, закрытый и не убиравшийся на протяжении 26 лет. Немыслимые слои пыли, грязь, выбитые в барабанах стекла и по этой причине – лед на полу, неимоверный холод. А еще, можно сказать, диковинка – карета Елизаветы Петровны в соборе! Известно, что Императрица здесь бывала на богомолье и что крупнейший православный мужской ставропигиальный монастырь России обязан ей присвоением статуса Лавры (1742 год), но втаскивать этот раритет в собор? И выставлять на паперти чучело медведя?! Впрочем, как пишет автор письма, музейные работники всё это быстро убрали. Но реально ли было в кратчайшие сроки на Страстной седмице подготовить огромный храм к Пасхальному богослужению? Оказалось, что реально. Архимандрита Гурия, прошедшего ссылки и лагеря, и от которого, как читаем мы в «Троицком синодике», веяло внутренним миром и кротостью, очень полюбили прихожане единственного храма в тогдашнем Загорске – Ильинской церкви. В ней батюшка до открытия Лавры являлся почетным настоятелем и каждое воскресенье за вечерним богослужением совершал акафист Преподобному, проводил беседы с прихожанами. Многие люди тут же откликнулись на его призыв помочь. Пришли с ведрами, тряпками, половыми щетками – стали протирать иконостас, чистить паникадила, мыть полы. С большим рвением наводили чистоту и порядок в недавно еще «замурованном» святом месте.
Также прихожане пожертвовали материал на облачения для престола и жертвенника (а парчу дал Патриарх). Но кто возьмется за эту срочную и ответственную работу? Взялась за нее с девушками-помощницами старшая дочь богослова, религиозного философа, ученого священника Павла Флоренского Ольга Павловна, чей сын игумен Андроник (Трубачев), (отошедший к Господу в прошлом месяце, 5 апреля) впоследствии проведет целое расследование, как его дед, ученый секретарь Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры по благословению Святейшего Патриарха Тихона совершит рискованный поступок, чтобы предотвратить реальную угрозу уничтожения мощей. Вместе с графом Юрием Александровичем Олсуфьевым, он с помощью копья отделит главу преподобного Сергия от мощей, а на ее место будет положена глава князя Трубецкого. Сколько было хранителей у главы игумена Земли Русской, оказавшейся позже во Владимирском храме в старинном подмосковном селе Виноградове, где служил архимандрит Иларион (Удодов), сейчас доподлинно не установить. Но при открытии Лавры этот старец высокой духовной жизни привез великую святыню в Троицкий собор Лавры. А голову князя Трубецкого похоронили у алтаря Духовского храма, совершив по нему панихиду.
Были в те дни, до краев наполненных хлопотами, и другие чудеса. Например, с антиминсом. Если Плащаницу, сосуды выдали из ризницы музея, кое-что дала Патриархия, а облачения, кадила, напрестольное Евангелие, кресты, ладан, подсвечники, свечи, ковры взяли из Ильинской церкви, то вопрос с антиминсом вызывал у отца Гурия большое беспокойство. Раньше никто об этом не подумал, и как теперь быть – в такие дни? Об этом явном чуде более точно рассказал в своих воспоминаниях протодиакон Сергий Боскин. Архимандрит Гурий жил в доме старосты Ильинской церкви Сарафанова. И в Великий Четверг ему говорят: «К вам пришли». А пришел Тихон Тихонович Пелих, которому в 30-е годы последний наместник Лавры перед ее закрытием архимандрит Кронид (Любимов), веривший в стойкость этого скромного тихого учителя, вручил антиминс со словами: «Храни, он нужен будет». И Тихон Тихонович хранил. Услышав о предстоящем событии, он поспешил к новому наместнику... Когда отец Гурий раскрыл антиминс, то он увидел надпись: «Антиминс с Престола Успения Б.М. Успенского собора Троице-Сергиевой Лавры». Кстати, если Сергей Боскин стал протодиаконом, то Тихон Пелих, приняв священнический сан, служил вначале в сельских храмах Подмосковья, затем – с 1950 года – в том знаменитом Ильинском храме Загорска, чьи прихожане так активно откликнулись на просьбу отца Гурия подготовить лаврский собор к богослужениям. Служил отец Тихон с протоиереем Всеволодом Шпиллером, вернувшимся из-за границы и назначенным в эту церковь настоятелем. А после перевода отца Всеволода в Москву стал здесь настоятелем, и братия Троице-Сергиевой лавры высоко ценила его пастырский авторитет. Молодые монахи и послушники обращались к нему за наставлениями. Но на излете жизни ему довелось испытать сильнейшие нападки врага, изгнавшего его из родного храма, где он прослужил 30 лет. Однако батюшка всё с величайшим смирением вынес. Скончался он 17 июля 1983 года – в канун праздника преподобного Сергия.
...Целая эпопея была в Лавре с получением разрешения на пасхальный колокольный звон. Совет по делам религий разрешил звонить, а дирекция музея, в чьем ведении оставалась колокольня, – нет. У знаменитого колокола под названием «Лебедь» (название он получил из-за мелодичности звука) сильно провис язык. Рабочие постарались и сделали всё, как нужно, но дирекция даже слышать ничего не хотела: мол, вы разобьете колокол! Только лишь перед самой заутреней была получена телеграмма из Патриархии: вопрос согласован, и разрешается звонить. Звонил, как и в 1920 году, при закрытии Лавры, Константин Иванович Родионов. Тогда он по просьбе своего учителя – старейшего лаврского звонаря инока Сергия, Сережи-слепца, который из-за рыданий не мог звонить, – отзвонил в последний раз. А на прощанье поцеловал колокол Лебедь. И сейчас, на Пасху 1946 года, он снова поцеловал родного «Лебедя» и первым возвестил колокольным звоном об открытии обители преподобного Сергия, игумена Радонежского.