Зачем возить Томми к мертвым животным, если к нему могут сами прийти живые?Я запомнил первую половину телефона, Клэй вторую, но, когда мы позвонили, нарвались на выговор. Объявление повесили три месяца назад, последний из котят шесть недель как продан. Вместе с тем ответившая женщина точно знала, куда нас отправить. Голос у нее был мужской, одновременно открытый и сухой.– В интернете десятки сайтов про животных, но вам лучше всего подойдет РКТ.Эта леди имела в виду «Рейсин куортер трибьюн»; ее совет оказался точен и прозорлив: стоило лишь нам заглянуть в эту нашу районную газету – как там продавались одна колли, одна келпи и пара австралийских попугаев. Морская свинка, королевский попугай и три кошки разной породы.Но в самом низу ждал он, причем объявление уже успело сколько-то провисеть. И я сразу должен был всё понять по тому, как у Клэя зажглись глаза: он внезапно разулыбался и ткнул пальцем вниз:УПРЯМЫЙ, НО МЕРОЛЮБИВЫЙ МУЛНЕ ВЗБРЫКИВАЕТ, НЕ РЕВЕТ* * *$200 (торг)НЕ ПОЖАЛЕЕТЕСпросить Малкольма– Ни в коем разе не показывай Томми, – сказал я, но Клэй чихать хотел.Он еще раз плавно опустил палец на ошибку в первой строке.– Упрямый, – сказал он, – но меролюбивый.Мы сошлись на одноми из котов – хозяева уезжали за границу. Везти с собой оказалось слишком дорого. Они сказали, что его зовут Матрос, но мы точно знали, что переназовем по-своему. Крупный, тюфяк с мурчалками – черные губы, гудроновые лапы – и хвост, словно вялый меч.Мы покатили куда-то в Уэзерилл, через два района к западу от нас, и на коленях у Клэя кот приехал домой; за всю дорогу он не шевельнул и ухом, только мурчал вместе с мотором в унисон. И ритмично впускал в Клэя когти.Господи, если бы вы только видели Томми.Жаль, что вы его не видели.Дома мы поднялись на крыльцо.– Эй, Томми! – позвал я, он вышел, и глаза у него были юные и непреклонные. Взяв кота на руки, он едва не расплакался, прижимая полоски к груди. Он гладил его и ласково трепал, говорил с ним без слов.Тут вышли оба, Рори и Генри, и изумили великолепной реакцией, почти в один голос возмутившись.– Эй, это как это, Томми завел, сцуко, кота?Клэй отвел глаза. Я ответил:– Потому что мы его любим.– А нас вы не любите?Тут мы услышали заявление Томми и моментальную отповедь Клэя:– Я его назову Ахиллес.Резко:– Нет, не его.Я тут же посмотрел на Клэя.Я был упрям и уж точно не меролюбив:Нет, Клэй, черт тебя дери, сказал я, пусть только взглядом, – но кого я пытался одурачить? Как бы то ни было, Томми держал кота как новорожденного младенца.– Ладно, – сказал он. – Тогда Агамемнон.На этот раз ему не велел Рори.– Придумай имя, которое мы сможем выговорить.И он все равно воздал дань Пенелопе.– Тогда, может, Гектор?Величайший герой среди всех троянцев.Кивки и согласное бурчание.Следующим утром в конных кварталах обнаружились повороты, о которых я знать не знал, и мы выбежали на Эпсом-роуд. Неподалеку от тоннеля Лонро. Над нами продребезжал поезд. Это была одна из тутошних забытых улиц с единственным забытым полем. Все ограды покосились. С деревьев облезала волокнистая кора; словно башни, они не сдавали своих рубежей.Под ними – клочок земли; и трава, похожая на кулаки, в пыли. Ржавая изгородь из колючей проволоки. Хибара, выцветшая до серого. Трейлер, старый и обшарпанный; и пьяный мужик в три часа ночи.Я помню звук его шагов и как они замедлились на колдобистой дороге. На этом этапе пробежки Клэй никогда не сбавлял темпа: только ускорялся, без вариантов – и вскоре я догадался. Увидев трейлер и кусок неухоженной земли, я понял, что логики здесь искать нечего, а вот мул, скорее всего, обнаружится. Перейдя на шаг, я злобно заговорил:– Ты позвонил по номеру из газеты, так?Клэй деловито шагал к цели.Его дыхание так быстро успокоилось, после бега пришло в обычный ритм.– Не понимаю, о чем ты.И тут появился щит.Теперь ясно, что все это было в каком-то смысле правильно.Сейчас я это вижу и могу сказать.Но в тот момент я шел к изгороди с подозрением и великой досадой – а щит был когда-то белым. Грязный и заскорузлый, он криво висел прицепленным к самой верхней жиле ограды – наверное, самый очаровательный щит во всех конных кварталах или даже во всех конных кварталах на свете.Поблекшая надпись толстым черным маркером:ЗА КАРМЛЕНИЕ ЛОШАДЕЙ СУДЕБНОЕ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ!– Господи, – сказал я. – Глянь-ка.Как этот человек умудрился сделать ошибку в «кормлении», но верно написать «преследование»? Но таков уж, думаю, наш конный квартал. И к тому же никаких лошадей там не было, и сначала мне показалось, что и ничего не было…Но тут он и вышел из-за хибары.Внезапно показалась морда мула, с миной, которая часто его определяла.Он наблюдал, он постигал.Общался.Как высшее-но-всеми-покинутое существо.Уже тогда на его длинной кособокой морде застыло это послание: какого-ты-уставился? – но, понаблюдав за нами пару мгновений, он как будто сказал: а, ну черт с вами.В осколках крапчатого рассвета он медленно потрусил к нам.Вблизи мул оказался почти милым: разговорчивый, хотя немой, и обаятельный. Голова у него была бархатная, будто щетка, и окрас его резко менялся по всей шкуре от песка до ржавчины; спина как вспаханное поле. Копыта у него были цвета древесного угля. И что нам было делать? Как вообще говорят с мулами?Но Клэй готов был ответить.Он посмотрел животному в глаза, они были так похожи на телячьи, как у детишек, отправляемых на бойню, сплошная печаль, но такие живые. Запустив руку в карман, Клэй что-то нашарил – и это не была ярко-желтая прищепка.Нет, тут мы видим Клэя Данбара в лучшем его проявлении.Ладонь, пригоршня сахару.Сахар в его руке был зернистым и сладким – и мул стал заоблачно счастлив, и чихать ему на надпись с ее орфографией: его ноздри затрепетали. Его глаза оттаяли и усмехались Клэю: «Я знал, что когда-нибудь ты придешь».