В которой Оля, после беседы с мамой по телефону, вынуждена мыслями возвратиться в прежнюю жизнь, а Темучин, оставшись временно в одиночестве, обживает квартиру и тоже предаётся воспоминаниям, переходящим в глубокие философские размышления, вполне ожидаемо переходящие в желание срочно подкрепиться, и правильно, потому что после умственных усилий им с Олей приходится изрядно потрудиться физически
Раннее утро Оля безбожно проспала, и спала бы дальше, но рядом завибрировал смартфон, уползая по деревянному полу под раскладушку.
Оля с зевком протянула руку, нашаривая неслуха, проснулась от пришедшей в голову мысли - Денис звонит! Вспомнила, что внесла мужа в черный список и зевнула снова, укладываясь навзничь и роняя мобильный на грудь. Сфокусировала туманный взгляд на экране. Вздохнула и тыкнула в экран.
- Мам? А сколько времени? Всё в порядке у тебя?
- Это ты мне скажи!
Оля поморщилась и села, прижимая к уху мобильник. Судя по голосу, ничего у мамы там не случилось, но она сильно на что-то сердита.
Высокое окно изливало в комнату утренний свет, такой яркий, что даже тени листьев казались выбеленными.
- Ты чего над мужем издеваешься, а?
Сон порхнул к потолку и исчез напрочь.
- Что? Мам...
- Бедный мальчик. В шесть утра позвонил, места себе не находит. А ты? Нет, а ты? Сердце есть у тебя? И ладно была бы какая-то... какая... Но ты же нормальная женщина всегда. Была! И вдруг!
- Та-ак. Значит, звонил. Рубашку не просил погладить? А то приехала бы.
- Ты мне не груби! Ольга! Мы с папой возмущены, ну просто... просто...
- Ты меня послушаешь, мам? Да ты можешь помолчать хоть минуту?
- Немедленно собирайся. И домой. А твоим подружкам я ещё отдельно позвоню. Он мне, между прочим, все телефоны продиктовал.
- Господи, мама. Ты себя хоть послушай. Да ты его еле терпела, когда тут!.. Ты же из-за него уже год в Южноморск не едешь. С папой! Да папа десять лет сам живет на лодочном, я забыла, как он выглядит, я голоса его не слышала, даже вон в день рождения.
- Папу не трогай.
- Ты сама только что. Что вы с папой...
В комнату зашел Темучин, проследовал мимо раскладушки и улегся в прямоугольник света, засверкал атласными боками, повернул большую башку, и Оля, продолжая сидеть с возмущённым лицом, невольно залюбовалась чёрными усами, раскинутыми в стороны тонкими лучиками.
- Не морочь мне голову. Короче, погуляла со своими и быстро домой.
- Плакал небось, - язвительно уточнила Оля, ероша одной рукой спутанные волосы.
Мама споткнулась на полуслове. С некоторым удивлением подтвердила, стараясь не снижать накал возмущения:
- Да. Плакал. Это как нужно довести человека...
- Мам. Это фишка у него такая. Сперва все нервы вымотает, крови напьётся, потом уж, когда видит, что я развернусь и вот щас. Так он плачет. Ты не переживай. У Дениса хватка, как у, ну как у бульдога, в общем. Я от него три раза уходила. Пыталась. Так что, насчет поплакать, это я уже проходила, знаю.
Мама молчала. Тогда Оля сказала, что перезвонит ей позже, посоветовала не поднимать трубку, если вдруг (а вдруг он снова, воззвала мама) и решительно попрощалась
Перекидывая подушку к стене и садясь поудобнее, с телефоном на коленях, Оля вспомнила самый первый раз. Когда после не слишком удачного трудового года она уговорила мужа поехать в маленький приморский поселок отдохнуть. Всего две недели, улещала она его, ты представь, море и дивные пляжи, на километры сплошь золотой песок. И никого почти. Будем уходить на целый день, а можем даже заночевать у воды, ночи теплые. Муж слушал с кислым видом, потом вроде как воодушевился и даже сам купил чудесную лёгонькую палатку, смеялся, слушая её рассказы, как в детстве, маленькую, её брал с собой младший брат отца, дядя Валера, и как она умоляла маму отпустить на целых три дня с ним, его красивой женой Лилей и их семилетним сынишкой. И какие были чудесные эти три дня.
Но воодушевления хватило ненадолго. В поселке Денису не нравилось абсолютно все. Выжаренная солнцем автобусная остановка с крошечным магазином, пыльная улица, обставленная домиками в облупившейся побелке, что тонули в винограде и старых абрикосовых деревьях. И особенно - полузаброшенный пансионат, в котором половина дощатых домишек была погребена оползнем, а в уцелевших не было ничего, кроме кроватей с пружинными сетками и шатких столиков. Ах, да, в каждом был холодильник - старый и громкий. Уже на второй день Оля раскаивалась в том, что уговорила мужа. Выход, конечно, был: пройтись по домам и снять жилье с удобствами, отдельную времянку с душем и туалетом, с кондиционером, но Денис гордо отказался что-то менять, и предпочел с утра до ночи упрекать жену за испорченный отдых. Не только словами. Вздохами, хмыканьем, жестами и поступками. При этом, все, с кем общался её супруг, рыбаки, местные, бабушки-торговки на крошечном базарчике, мальчишки, продающие мидий и рапанов - считали его весёлым, очаровательным, своим в доску.
Так что, через две недели, когда вернулись домой, и едва закрыв двери, крупно и с шумом, наконец, поссорились, Оля решила - хватит. Сжав губы, стала собирать вещи. Она совсем не знала, куда пойдет, и сил думать об этом не было. Просто нужно было уйти, не видеть и не слышать. Денис не верил до последнего, пока не поймал её уже в коридоре, куда вытащила сумку и рюкзачок. И встала там, вынимая из стеллажа новенькую переноску для двухлетнего кота Темучина, пытаясь сообразить, как поступить с его мамой Мурочкой, которая наверняка скоро явится с улицы... Выкричав свои насмешки и оскорбления, Денис отшвырнул набитую сумку, схватился за рюкзак, который она всё тянула повесить на плечо, и вдруг рухнул на табуретик в прихожей; прикрывая локтем другой руки лицо, всхлипнул.
Оля от неожиданности отпустила рюкзак, тот упал к ногам Дениса. Муж отвернулся, сказал хрипло, с надрывом:
- Не смотри. Пожалуйста.
Растерянная, она ушла в комнату, села на застеленную широкую кровать, стиснула руки между колен, прислушиваясь. В прихожей стояла тишина. Потом тихие шаги, потом скрип двери в ванную комнату.
Она сидела так минут десять, после, совсем изведясь, встала, открыла двери. Мужа нашла в кухне, стоял, прислонясь лбом к стеклу, стискивая пальцами край подоконника. Когда подошла, повернулся, обнял, обхватил, сползая к ногам и тыкаясь мокрым лицом в ее шею, в грудь, в живот. Оля пыталась поднять, но в итоге опустилась сама, протянула руку, погладила растрёпанные волосы. До сих пор помнит, именно в тот момент поняла - она его не любит больше. И понимание показалось таким ужасным, что она замерла, держа растопыренные пальцы на жестких, стильно стриженых волосах. А он бормотал что-то, покачивал её, и уже вздыхал спокойнее, усмехнулся, сказал что-то шутливое, чмокнул в щеку рядом с ухом. Вскочил и подхватил на руки, понёс обратно в спальню, уже похохатывая, - как добычу. Раздевал быстро, дышал тяжело, а она поддавалась послушной куклой, раскидывала и поднимала руки, поглощённая тоскливой мыслью, что теперь она его видит. Раньше не видела - любила. А теперь вот, видит, что он делает и зачем. И как теперь жить? Без этого милосердного тумана, размывающего очертания решений и поступков, и вот - заново смотришь на человека, не оправдывая и не обвиняя, потому что безжалостный свет высвечивает на месте, где видела когда-то любовь, доброту, непоследовательность, мальчишество, горячность - расчет, хладнокровное манипулирование, притворство, всепоглощающий эгоизм. И всё у него вовремя, все именно как надо. Рассчитано всё.
Потом, лежа рядом, Денис тихо рассказывал о том, как издевалась над ним в детстве мать, как бросил их отец, как строили козни соседи, пытаясь выжить из квартиры. А она, лежа рядом, в ужасе видела за его откровениями холодную попытку вызвать в ней жалость: пусть поверит, это всякие враги виноваты в том, что, ну да, получился из всеми обиженного мальчика мужчина с нелёгким характером, ну прости уж, ты мне жена, а самым близким всегда тяжелее всего.
Тогда она ещё не знала, что у Дениса одна жена уже была. И есть сын, ох, вернее, в одной семье сын, а у другой бывшей его женщины - близнецы - мальчик и девочка, но сам он отказывался признать отцовство. Но именно после того неудачного отпуска эти, казалось бы, сокрушительные новости не стали для нее ошеломительным ударом. Оля оказалась к ним готова.
Маме о своей первой попытке уйти говорить ничего не стала. Потому что в самом начале Раиса Петровна весьма подозрительно отнеслась к симпатичному потенциальному зятю. Высказалась резко.
- Ты ему не пара и никогда не будешь. Непонятно мне, с чего он вообще к тебе прилепился.
Но тогда влюблённая Оля отступать не собиралась, а Денис, смекнув, что на тот момент выгоднее, засиживался в кухне с будущей тёщей, ведя задушевные беседы. Так что, после свадьбы уехала мама в свое приморское село Новогвардейское успокоенная. Да и замужняя дочка - это всё же в сто раз лучше, чем одинокая барышня на излёте молодости, рассудила теща, и не ей же самой с ним жить, хочет - пусть радуется. Или, как уж получится.
Так что, признаваться маме, что самые первые её слова оказались пророчески верными, Оля не захотела.
А сейчас, сидя спиной к прохладной стене и перебирая мысленно их телефонный разговор, вдруг развеселилась - Денис её в шесть утра разбудил, но Раиса Петровна непутевую дочку сходу будить не стала, позвонила, во сколько там? Уже десять утра?
- Темучин? Ты мне завтрак приготовил? А в постель слабо подать?
Вскочив, сунула ноги в шлёпки, пошла умываться. Хватит думать, хватит тасовать в голове обвинения и аргументы, все равно рано или поздно придется с мужем всё выяснять, тогда и поговорит, и подумает. А пока без него дел хватает.
Умница Лорик кроме стола, легоньких табуретиков и всяких тарелок притащила вечером минимальный набор кухонной посуды и сумку свежих продуктов. И Оля, напевая, поджарила себе пару яиц с помидорками, вывалила коту в мисочку утреннюю порцию корма. Поев, сварила кофе и уселась на табуретке удобнее, придвигая листок бумаги и огрызок карандаша, найденный на холодильнике. Нужно быстро составить список самых нужных мелочей, и бегом на рынок, пока нет риска наткнуться на кого из знакомых. Прищепки нужны и леска, чтобы развешивать стираное бельишко. И конечно, эта еще. Эта...
Оля нахмурилась, пытаясь вспомнить, что такого важного хотела купить, прям вот в первую очередь. Ночью себе три раза повторила, ещё у Лорика спрашивала. Разрешения. И вот - забыла напрочь!
Соображая, тем временем вписывала в листок новые мелочи и, наконец, подведя черту, потянулась за кошельком, вытащила свою наличность, пощупала пальцем банковскую карту в отдельном кармашке. А на хозяйство денег ей оставила Лорик, их - в большое отделение. Всякие саморезы, отвёртку, молоток и прочие инструменты она купит на хозяйские денежки.
Потянувшись, допила кофе и повернула голову к окну. Увидев за стеклом чёрный силуэт, окружённый солнечным ореолом, улыбнулась, напрочь забыв о вчерашнем волнении насчёт кота и балкона, как только что забыла о планах купить на окна вольерную сетку…. Подойдя, налегла на широкий подоконник и, расшатав, выдернула из паза нижнюю щеколду старой оконной рамы. Чтобы открыть верхнюю, пришлось залезть на подоконник с ногами.
В открытое окно ворвалась августовская жара, неся в себе обыденный городской шум - гудение машин, дальний перезвон церковного колокола, детские крики снизу и грохот подъемных кранов в порту.
- Ну, - сказала, перекидывая наружу ноги, - ой... жесть какая теплая, днем, наверное, нагреется, как та сковородка. Иди сюда, кот мой, посидим минутку вместе.
Темучин тут же пришёл, сунул морду под локоть, уселся вплотную, поёрзал и лёг, свешивая вдоль её колена пушистый хвост. Зевнул, отчаянно разевая розовую пасть и далеко высовывая язык, усы встопорщились, потом снова легли вдоль пушистых щёк.
Смеясь, Оля положила на тёплую башку ладонь, почесала пальцем шею.
- Значит так, слушай, что я решила. Окно будет открыто, красть у нас все равно нечего, да и вряд ли кто по веткам сюда долезет, сильно тонкие. Но ты имей в виду - будешь лазить по перилам, упадёшь и потеряешься. Ты понял?
Наклонила голову, слушая, как мерное мурлыканье меняет тональность. Кивнула.
- А если ты потеряешься, я потеряюсь тоже. Но что толку болтать. Будем надеяться, что мы с тобой всё решили правильно. А вместо этой жести, знаешь, что сделаем? Там доска в коридоре стоит, хорошая такая. Мы её сверху привинтим и будет у нас на балконе место для посиделок. На комнатном, где просторнее. Чтоб и чашку рядом поставить. Думаешь, я не смогу сделать?
Она задумалась. Тут нужна не только отвёртка. Нужна дрель, а ещё лучше - сильный мужчина с этой самой дрелью. Хотя, на самом деле, почти всё, что могут делать сильные мужчины, по опыту знала Оля, может сделать и обычная ловкая женщина. Но дрели пока нет.
- Разберёмся, - постановила она и, погладив кота, соскочила на балкон, прошла за угол, трогая свешенные подсохшие листья и радуясь им - в квартире, где она жила с Денисом, балкона не было, окна снаружи были забраны дополнительными решётками - первый этаж. Вошла в комнату через приоткрытую балконную дверь, не фокусируясь на мысли о том, что кажется, на ночь она её закрывала. Или - нет? И стала одеваться, временами бегая в комнату с мебельной толпой, чтобы отразиться в полный рост в старом трельяже. Совсем забыв, что вчера клялась не смотреть на себя и вообще отвернуть зеркало к стенке.
Интернет! - вспомнила уже в коридоре и вернулась в кухню, где на холодильнике лежал клочок бумаги с нужными цифрами. Темучин торопился рядом, путаясь в ногах, и Оля бережно отпихивала его, будто бы сердясь, но сразу же улыбаясь.
- Вернусь часа через два, - уже стоя в открытых дверях, она поправила на плечах почти пустой рюкзак и ткнула пальцем в сторону сидящего в прихожей кота, - с балкона не падать! Договорились?
(продолжение следует)