Когда-то в этом арбатском переулке жили граверы и чеканщики Государева Монетного двора, потому он и получил имя Денежного. Сюда, в дом №12, в 1918 году переехал жить Евгений Вахтангов с женой Надеждой и сыном Сергеем. В 1922 году после тяжелой болезни 39-летний новатор театра скончался. Семья его жила здесь до 1972-го, когда родственники передали квартиру Государственному академическому театру им. Евгения Вахтангова, чтобы разместить в ней музей режиссера. Реализовать эту идею удалось лишь спустя 45 лет благодаря директору театра Кириллу Кроку. В марте 2016-го в Музей-квартиру Евгения Вахтангова пришли первые посетители. В год 100-летнего юбилея Театра им. Евгения Вахтангова экскурсию по ней для читателей «Русского мира.ru» проводит научный сотрудник музея Маргарита Литвин, работающая здесь уже шестьдесят лет...
Текст: Арина Абросимова, фото: Александр Бурый
– Маргарита Рахмаиловна, получается, что становление экспозиции шло на ваших глазах, вы даже застали жену Вахтангова?
– Да, моя подруга Ирина Сергеева привела меня в Вахтанговский театр в 1961 году. Надежде Михайловне Вахтанговой тогда было 75 лет, мы с ней дружили на протяжении семи лет. В 1968-м ее не стало. Она работала в литературной части Третьей студии МХТ, которая в 1926 году была переименована в Государственный академический театр имени Евгения Вахтангова. В 1931-м при театре был создан музей: фактически Надежда Михайловна стала его создателем и хранителем, потому что экспозиция началась с материалов, документов и личных вещей ее мужа.
– Вахтангов – ученик Станиславского, однако, в отличие от своего учителя, в своих постановках он делал акцент на форме, когда гротеск и экспрессия призваны завуалировать смысл пьесы, а зритель должен постараться уловить ее суть...
– Вахтангов, безусловно, ученик Станиславского. Но он искал свой путь в режиссуре. Последние спектакли Вахтангова, такие как «Гадибук», «Эрик ХIV», «Принцесса Турандот», уже несли в себе то новое, что он развил в своем методе и назвал «фантастическим реализмом». Но вышел Вахтангов из Станиславского, который до конца дней был для него учителем.
Первые любительские спектакли Вахтангов ставил еще во Владикавказе, где он родился и жил до 1903 года. Там, на Армянской улице, до сих пор есть его дом, где сейчас идет капитальный ремонт: наш театр планирует устроить в нем дом-музей Вахтангова.
А если говорить о профессиональной режиссуре, то дебютировал Вахтангов в 1913 году пьесой Гауптмана «Праздник мира» в Первой студии, созданной актерами Художественного театра. Правление студии возглавил Станиславский, а руководил ею его помощник в МХТ Леопольд Сулержицкий. В числе постановок Вахтангова пьесы Гауптмана, Ибсена, Стриндберга, Бергера, Метерлинка. Он хотел поставить также «Гамлета», пьесу Байрона «Каин», задумывал инсценировать Библию. В 1920 году поставил «Свадьбу» Чехова. «Принцесса Турандот» Карло Гоцци – его последний спектакль…
– На Вахтангова немалое влияние оказал и Сулержицкий?
– Это учитель, друг и человек, который ввел Вахтангова в творческую жизнь Художественного театра. С 1909 года Вахтангов играл и учился ставить спектакли на «Курсах драмы Александра Адашева» – педагога и актера МХТ. Там преподавали мхатовцы – Сулержицкий, Качалов, Болеславский. Это были подготовительные курсы для поступления в школу МХТ. Сулержицкий готовил молодежь по указаниям Станиславского, именно он заметил талант Вахтангова и порекомендовал Немировичу-Данченко, чтобы тот взял начинающего режиссера в МХТ. Если бы не Сулер – как его прозвал Толстой, – неизвестно, как бы все сложилось. Вряд ли состоялась бы Первая студия МХТ, не появилась бы идея «театра-дома», в котором труппа живет как коммуна, а актеры и работают, и отдыхают вместе. Эта идея возникла у Станиславского, но воплотил ее Сулержицкий, который и на отдых всех вывозил вместе с детьми – сначала на Княжью гору под Каневом, а потом под Евпаторию, где хотел устроить дачный кооператив мхатовцев.
– Да-да, «орден актеров» по толстовским принципам: духовная жизнь в союзе с природой. Но почему Сулержицкий все время оставался в тени?
– Он сам так решил, он всегда оставался в тени. Его все обожали. В книге «Моя жизнь в искусстве» Станиславский посвятил ему целую главу. Сулержицкий обладал потрясающим чувством юмора, это ведь он придумал капустники, которые стали замечательной традицией и игрались в Художественном театре два раза в году – на Святки и на Масленицу.
У нас в музее хранится уникальная афиша первого капустника: состав всех, кто играл, писал тексты, оформлял... Фамилия Сулержицкого на ней тоже есть, но где-то внизу. Капустники живы и по сию пору, их играют в театрах, но мало кто знает, что придумал эту актерскую забаву именно Сулер.
– И по вашей инициативе Вахтанговский театр ставит спектакль о Сулержицком...
– Я просто поделилась своими мечтами, а помощник художественного руководителя по творческим вопросам Елена Дунаева сделала инсценировку по переписке и воспоминаниям Сулержицкого. И молодой режиссер нашего театра Ася Князева ставит этот спектакль.
– Сулержицкий был близко знаком с Толстым, не так ли?
– Он Толстого боготворил, однако принимал далеко не все его идеи. Но, конечно, непротивление злу насилием он с вахтанговцами обсуждал. В каком-то смысле это – часть его жизни, до увлечения театром он многое пережил. С детства он прекрасно рисовал, в середине 1880-х работал на росписи Владимирского собора в Киеве с Врубелем и Васнецовым. В 17 лет учил крестьянских детей в деревне, в 1890 году поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Его однокурсницей была дочь Толстого Татьяна, она и познакомила его с отцом, он часто бывал у них в доме. В 1897–1898 годах матросом ходил в Японию, Китай, Индию, Турцию и даже в кругосветное плавание. Но, пожалуй, самое неожиданное – это необычное поручение Толстого. К писателю с просьбой о помощи обратились гонимые властями духоборы. Толстой организовал фонд, в который перечислил гонорар за «Воскресение» и собирал деньги для переселения общины в Канаду. И он попросил Сулержицкого сопровождать переселенцев в трансатлантическом путешествии в 1898–1899 годах.
Сулержицкий был пацифистом, он отказался служить в царской армии, попал в психиатрическую больницу, а затем был отправлен на службу в Кушку – на границу Афганистана и Туркменистана. Вернулся больным. А в 1904 году на санитарном поезде отправился на Русско-японскую войну санитаром. Через год вернулся в Россию. Скончался он в 1916 году, ему было всего 44 года.
– Как же Сулержицкий попал к Станиславскому?
– Он познакомился с Чеховым и Горьким во время их отдыха в Крыму, а они весной 1900 года представили его Станиславскому, когда «художественники» гастролировали в Севастополе и Ялте. Помощником Станиславского и режиссером МХТ Сулержицкий стал в 1906 году. Вместе со Станиславским он поставил «Драму жизни» Гауптмана и «Жизнь человека» Леонида Андреева в 1907 году. Потом была «Синяя птица» Метерлинка, где Вахтангов играл роль Сахара. В 1910-м английский режиссер Гордон Крэг вместе со Станиславским ставил в МХТ «Гамлета», и Сулер был переводчиком во время репетиций, ведь Крэг не знал ни слова по-русски. А Сулер выучил язык в Канаде, два года помогая духоборам осваиваться на новом месте…
В воспоминаниях современников, где речь идет о Сулержицком, нет никого, кто бы не написал, что он жил по вере и был очень высоконравственным человеком.
– Как вы думаете, если бы не было такого человека, не было бы, может быть, и реформатора театра Вахтангова?
– Такого, как Вахтангов, не было бы, конечно. Сулержицкий верил в Вахтангова и вселил в других веру в него. Станиславский был восторженным и так же, как Толстой, полюбил Вахтангова. А Немирович – скептик, и, если бы не Сулер, который сказал: «Берите этого студента, он талантлив!» – конечно, не было бы в истории русского театра имени Евгения Вахтангова.
Сулержицкий – человек, создавший Первую студию и написавший ее этическую программу. Это он заложил основы существования студии, проявляя все лучшее, что есть в человеке – духовное, этическое, нравственное… Все это пришло от Сулержицкого. И Вахтанговский театр до какой-то степени эти традиции продолжает: это театр-дом, где у нас общее все, мы служим Театру.
К сожалению, Сулержицкий не увидел спектакли уже профессионального режиссера Вахтангова.
– «Художник должен вознестись до народа, поняв высоту его, а не поднимать его по своему смешному самомнению «до себя», – писал Вахтангов в своем дневнике...
– Это он начитался статей композитора Рихарда Вагнера, который жил в роскошной вилле в Венеции и писал статьи «о народе». Я думаю, у Вахтангова не было времени думать серьезно о политических проблемах. Ему было некогда, он чувствовал, что жить осталось недолго, и был всецело занят творчеством. И писал он это, размышляя о том, как приблизить народ к искусству, сделать театр понятным и доходчивым. Это ведь еще было время очарования революцией.
– Отразилось ли революционное настроение в его спектаклях?
– Нет. Если Мейерхольд ставил революционные пьесы, призывавшие человека к восстанию, то вахтанговский репертуар – это, скорее, разговор с Богом: «Святой Антоний», «Принцесса Турандот», «Свадьба», «Гадибук», «Эрик XIV». Вахтангов существует в своей программе, которую задумал и хотел осуществить. И ценой чудовищных мучений осуществил. Как он это сделал? Вообще непонятно, как он прожил эти годы с ужасными болями и страданиями. Его несколько раз оперировали, предполагая язву желудка, но развился рак, и спасти его было невозможно...
– Вахтангов ушел из жизни, не успев сформировать в целостный организм свой театр. Как его ученики сумели осуществить задуманное мастером?
– Они положили десятилетия жизни на то, чтобы сохранить вахтанговские наработки. Многие из них отказались от актерской карьеры, брали на себя должности директора, заведующего труппы, заведующего литературной частью и почти три года практически боролись с Немировичем-Данченко, чтобы отстоять самостоятельность своего театра. Ведь влиятельный Немирович готов был забрать у них здание, если они не вольются в труппу МХТ. Борьба была не на жизнь, а на смерть. Дело в том, что МХТ потерял половину труппы, когда актеры во главе с Качаловым, спасаясь от страшного голода в Москве, уехали в 1919 году на Украину и остались там на три года. Это стало трагедией для Немировича. А студия, даже оставшись без Вахтангова, отказалась входить в состав труппы Художественного театра, став через несколько лет МХАТом 2-м во главе с Михаилом Чеховым. И театр Немировича оказался лишенным всего: и подпитки молодыми нет, и стариков нет – уехали те, на ком держался весь репертуар! Что было Немировичу делать?
– Его можно понять.
– Можно. И все-таки вахтанговцы одолели Немировича, он просто устал бороться. А студии надо было определить, кто же ее возглавит. Умирая, Вахтангов предложил своим соратникам опираться на Юрия Завадского, Бориса Захаву и ближайшую свою помощницу в режиссерской и педагогической работе Ксению Котлубай. Эти люди пришли первыми в нашу студию. Но у Завадского были не самые хорошие отношения с остальными членами коллектива, и вскоре он и Николай Горчаков ушли в МХТ, забрав с собой 10 молодых актеров. Будущий Театр Вахтангова сделали те, кто тогда остался в студии.
– И то вливание в труппу к Немировичу спасло МХТ?
– Конечно, это и стало его основой. Это молодые Тарасова, Андровская, Яншин и так далее. Немирович понял, что ему есть на кого опираться. А в 1922 году вернулась качаловская группа. И МХТ в полном составе уехал на два года в Америку, гастроли были официальными.
– А победившие вахтанговцы тем временем?..
– Это, конечно, гениальные люди – десять лет держались, чтобы показать Москве, что есть новый молодой театр, который они построили и сохранили. Актер Освальд Глазунов, став директором, добился для Театра Вахтангова статуса государственного. Актер и будущий педагог Борис Щукин, имя которого сейчас носит Щукинское училище, с 1919 года был одним из ближайших учеников Вахтангова, а потом блистательно сыграл множество ролей, в числе которых и водевильный Лев Гурыч Синичкин, и трагедийный образ Егора Булычева. Василий Куза сначала ведущий актер, в 1930-е – режиссер, потом замдиректора и политрук во время войны. Актер и режиссер Лев Русланов вел административную работу в театре. Осип Басов – актер, режиссер и педагог. И все они – ученики Вахтангова!
В 1923 году в труппу взяли Алексея Попова – соратника Вахтангова по Первой студии, через год дали ему поставить спектакль «Комедии Мериме». Но время было уже непростое, и спасибо Попову, который понял, что театру необходим советский репертуар. Но так как подобного рода пьес фактически еще не было, он поставил спектакль по повести Лидии Сейфуллиной «Виринея». Всего он поставил здесь пять замечательных спектаклей – основу нашего репертуара, в том числе «Разлом» Бориса Лавренева, «Зойкину квартиру» Михаила Булгакова, «Заговор чувств» Юрия Олеши. Но в это время заявляют о своих режиссерских планах актеры Рубен Симонов, Борис Захава, Иосиф Рапопорт, настаивая на том, что они – ученики Вахтангова, а Попов – нет, и ему пришлось уйти в другой театр.
– Все же коллективное управление – это «лебедь, рак и щука»…
– Это катастрофа для профессионального театра – то, что ожидало МХАТ, когда умерли Немирович и Станиславский. Да, вахтанговцы не ангелы, им хотелось руководить театром, играть главные роли и тоже ставить спектакли... Куда деть свои амбиции? Это же почти подвиг человеческий и этический, когда свои амбиции откладывают и делают что-то во благо других.
– Почему у соратников Вахтангова не было четкого понимания его идей: что входит в творческое наследие, что именно они должны сохранять и продолжать?..
– Вахтангов не успел сформулировать и оформить все свои идеи письменно, только близкие ученики записывали за ним, особенно Захава – человек с сильным характером и аналитическим умом. Он и стал главным теоретиком учения Вахтангова, тем, кто пытался объединить его идеи в четкую программу. И занимался этим всю жизнь.
Сложность состояла в том, что Вахтангов мечтал сделать театр, который сочетал бы все прекрасное из системы Станиславского и новшества Мейерхольда. Он стремился все переварить, смешать и создать свое. Но как это реализовать? Ученики приглашали для постановок тех, кто разделял взгляды Вахтангова. Им казалось, что Мейерхольд, которым Вахтангов очень интересовался в последние годы, будет тянуть студию к вахтанговской линии.
– Вахтангов эксперименты Мейерхольда принял. А творческие споры между ними были?
– Они больше переписывались, чем дискутировали. Вахтангову действительно нравилось то, что Мейерхольд придумывал, но он не все у него принимал и считал, что Мейерхольд не умеет работать с актером. Кроме того, у Мейерхольда был тяжелый характер и столько своих амбиций, что, начав с ним работать, вахтанговцы все же не выдержали, и он от них ушел.
– С одной стороны, «Принцесса Турандот» – визитная карточка театра, с другой – была злая критика на этот спектакль: слащаво, манерно, приторно…
– Визитной карточкой эта постановка стала лишь потому, что это был последний спектакль Вахтангова. И в зиму 1922 года, морозную и голодную, когда состоялась премьера «Принцессы Турандот», Вахтангов хотел с помощью этой красивой сказки сделать людей счастливее. Нравилось это кому-то или нет – неважно. Всем не может нравиться все одинаково.
Его сказка с очаровательно придуманным, но перевернутым сюжетом – это на самом деле трагедия. Вахтангова больше всего интересовали трагифарс и трагикомедия. Сценически – необыкновенно выразительно, сложно, но очень театрально – тот самый «фантастический реализм»! Со дня премьеры спектакль прошел тысячу раз. При возобновлении, в 1963 году, «Принцесса Турандот» объехала и весь Союз, и всю Европу, и везде ее ждал оглушительный успех.
– Почему этот спектакль не обвинили в формализме и не закрыли?
– Я думаю, до 1930 года его воспринимали только как сказку. Но Театр Вахтангова, к счастью, был как-то в стороне от генеральной линии – партийного официоза. Из репертуара сняли только два спектакля – «Зойкину квартиру», мстя Булгакову за «Белую гвардию», и «Гамлета» в постановке Николая Акимова – за формализм. А в 1937 году поставили спектакль «Человек с ружьем».
– То есть «Человек с ружьем» спас «Принцессу Турандот»?
– Не совсем так. Большую роль в этом сыграл Алексей Попов, который с самого начала, придя в театр, взял для репертуара советский материал. Это было существенно для того времени. Рубен Симонов получил за постановку «Человека с ружьем» звание народного артиста РСФСР и стал художественным руководителем театра. Эта была дань власти, после чего можно было ставить классику. И были созданы прекрасные спектакли, в которых играли чудесные актеры – Театр Вахтангова всегда был на плаву.
– Расскажите о продолжении рода Вахтангова – проявились ли его потомки в творчестве?
– Сын его, Сергей Евгеньевич Вахтангов, стал замечательным архитектором. Он был одним из инициаторов и проектировщиков здания для Театра Мейерхольда – сейчас это Зал имени Чайковского. Внук Вахтангова, Евгений Сергеевич, был очень хорошим художником-абстракционистом. В Театре Вахтангова он, совсем еще мальчик, играл два спектакля. А в 1971 году оформил две постановки. За два года до смерти Евгения Сергеевича Зураб Церетели устроил в Академии художеств его персональную выставку. Евгений Сергеевич умер в 75 лет от разрыва сердца. И, собственно, на внуке Вахтангова остановилась творческая традиция семьи. Две его правнучки поддерживают отношения с театром, приходят на спектакли и торжества, но творчеством не занимаются.