Говорят, словом можно убить. А если убьет ошибочно сказанное или неправильно понятое слово, от этого же не легче. Даже если не убьет, а навсегда жгучей язвой в душе останется – трагедия.
А коллизия случилась следующая. После распределения и выплаты годовой премии в конторе, естественно, начались шушуканья и сетования по поводу несправедливой с точки зрения сотрудников дележки пирога. Некоторые завышенные премии ни у кого не вызывали возмущений, профессионализм и трудолюбие их обладателей были всеми признаны, но некоторые крупные куски пирога были выплачены явно незаслуженно, просто алгоритм распределения не безупречен и явно требовал пересмотра. В иллюстрацию сего, две сотрудницы разных филиалов с одинаковым именем, например, Наташа, получили двойные премии, но если в отношение одной, вопросов не возникало, то о явной, известной всему коллективу, нерадивости другой я высказалась в присутствии других сотрудников, предложив свою кандидатуру для переговоров с руководством о пересмотре системы распределения.
Поддержки я не получила, но в пылу праведного гнева, не очень и переживала из-за этого. А дальше начался кошмар. На следующий день с ужасом обнаружила, что оказалась персоной нон грата среди женской половины в родной конторе. Меня не просто игнорировали, но с шипением шпыняли, при необходимости обратиться. Не оценив всей серьезности проблемы, я продолжала работать, не пытаясь ничего выяснять, а зря.
Еще через день в конторе с утра началось плановое ежемесячное совещание всех руководителей и ключевых сотрудников. Небольшой зал полон народа. Я вела протокол. По окончании совещания неожиданно слово попросила одна из Наташ, ведущий сотрудник, умница, красавица и большой профессионал.
«Коллеги, - обратилась она встав со своего места, подойдя к моему столу и глядя прямо на меня, - я хотела бы попросить, чтобы прежде чем обсуждать профессиональные качества других, некоторые из нас оценивали свои результаты и занимались своими непосредственными обязанностями, а не таскали сплетни по офису».
Наталья приподняла папку с документами на моем столе, с грохотом хлопнула ею о поверхность и, гордо подняв голову, удалилась на место.
Тридцать человек в гробовой тишине обескуражено смотрели на меня, я готова была умереть, лицо пылало, кровь стучала в висках, в глазах было темно. За что?!!!
Не помню, как закончилось совещание, как с перешептываниями разошлись участники, как доработала день.
А вечером дома мой четырехлетний сын обварился кипятком, опрокинув чайник, и мы попали в ожоговый центр на целый месяц. Дни были наполнены страхом за ребенка, болью перевязок и отчаянием. Изредка в голове всплывали мысли об абсурдном обвинении. Я догадалась о том, что случился испорченный телефон, кто-то передал мои слова не той Наташе, но было не до этого.
Из всех сослуживцев поддержать меня в больницу приехала лишь одна, по случайности подчиненная моей обидчицы, и я попыталась донести до нее свои догадки и просьбу исправить ситуацию.
Когда я вернулась через месяц на работу, меня ждала обычная рабочая атмосфера, как будто выключили все косые взгляды и шипения. И никаких извинений….а больно почему-то даже двадцать лет спустя.