Если бы ко второй ветви власти, судебной, прибавилась бы еще и третья, представительная, Россия превратилась бы в классическую демократию, но так далеко планы царя-освободителя не заходили. Поступаться своими полномочиями император не собирался и все проекты подобной направленности категорически отвергал.
Невозможна была при абсолютизме и полноценная «четвертая власть», то есть свободная пресса, которая неминуемо начала бы критиковать все аспекты российской жизни и даже покушаться на сакральность Помазанника Божия. Поэтому речи об отмене цензуры не шло – только о некотором ее смягчении. В 1865 году был принят закон «О даровании некоторых облегчений и удобств отечественной печати», частично отменивший предварительную цензуру, но зато усиливший ответственность за всякого рода вольности. Вышедший за рамки дозволенного издатель подвергался денежным штрафам и получал «предостережение» от министерства внутренних дел. Три предостережения вели к приостановке издания. В такой обстановке авторы проявляли недюжинную ловкость по части эзопова языка и всякого рода подмигиваний, которые публика жадно улавливала и которым бурно радовалась. Все-таки разница между «гласностью» и свободой слова велика.
Но и этой весьма умеренной либерализации оказалось достаточно, чтобы в стране начался бум периодики, которая отныне становится большой общественно-политической силой – тем более что возможности «народных представителей» в этом смысле были минимальны.
Некоторые шаги по введению избирательной системы правительством были сделаны, но очень скромные и вовсе не с целью разделения властей.
Если параллельно с судебной реформой готовилась реформа местного самоуправления, вызвано это было не парламентскими устремлениями (как в свое время мечталось Александру Первому), а соображениями сугубо прагматическими. Государство понимало, что собственными силами не сможет навести порядок в регионах огромной империи: в казне не было на это денег, к тому же не хватало кадров. При крепостном праве крестьянами управляли помещики, но теперь с этим было покончено. Требовался какой-то иной механизм. Разработан он был под общим руководством министра внутренних дел П. Валуева, в ведение которого входило управление губерниями.
Идея состояла в том, чтобы создать некие учреждения, которые, с одной стороны, ни в коем случае не будут являться местной властью, но в то же время помогут государству решать вопросы, справиться с которыми оно не в состоянии. Новая структура получила название «земской».
Ее параметры были определены «Положением о губернских и уездных земских учреждениях» (1864). Этот акт обычно называют Земской реформой.
В ведение земств входили хозяйственные и культурно-социальные задачи: содержание дорог, медицина, школы, благотворительность, доставка почты, страхование и прочее. Для финансирования своей деятельности земство могло производить сбор средств, приобретать имущество, накапливать капитал.
Всей этой немалой работой должны были руководить уездные и губернские собрания, куда депутаты («гласные») избирались на трехлетний срок. Собрание выбирало из своего состава управу, которая вела повседневные дела в промежутках между съездами.
Хоть избирательная система называлась всесословной, закон принял меры предосторожности, чтобы большинство населения, крестьяне, не стали в собраниях слишком заметной силой. Для этого депутаты делились на три курии: владельцев земельных угодий существенного размера, горожан определенного имущественного статуса и крестьян, получавших весьма урезанное число представителей. Соотношение «гласных» уездного собрания по куриям получилось таким: почти половина – землевладельцы, чуть больше трети – крестьяне, остальные – горожане. Гласные уездного собрания избирали своих представителей в губернское собрание, где пропорция помещиков была еще выше.