Ах, будет большой ошибкой проскочить, не заметить, не рассмотреть Сретенский бульвар, торопясь к Чистым прудам или, напротив, поспешая к бульвару Рождественскому. Конечно, гиганты Бульварного кольца зовут, привлекают, манят, таят, но малыш, бульвар Сретенский, по-своему уникален.
Текст: Павел Васильев, фото: Александр Бурый
Кто-то измерил и выяснил, что именно этот бульвар самый короткий в Москве – 214 метров… Поразительная точность замерщика. На глазок он соперничает только с бульваром Никитским, бывшим Суворовским, – тот тоже совсем не длинный.
Но есть у Сретенского бульвара и другая, абсолютно чемпионская цифра. Именно здесь расположена высшая точка семи холмов московских.
165 метров над уровнем моря. Сретенский бульвар – это такой московский Эверест.
Если вы замерли здесь на минутку, осознайте, товарищ: вы стоите на самой вершине исторической части Москвы. Выше Кремля. Выше дома Пашкова. Выше Ивановской горки… Понимаете? Вы стоите на самом пике Москвы!
А если немножко включить воображение… Кое-что вспомнить из школьной программы… Вот хотя бы из курса отечественной литературы.
Именно здесь осенней ночью 1912 года девятнадцатилетний экс-кутаисец Владимир Маяковский читает свои самые первые стихи уже признанному в узких богемных и художественных кругах, всегда уверенному в себе тридцатилетнему Давиду Бурлюку. И слышит рык на весь бульвар:
– Да вы же гениальный поэт!
«Применение ко мне такого грандиозного и незаслуженного эпитета обрадовало меня. Я весь ушел в стихи», – напишет он позже в автобиографии.
Понимаете?! Вот здесь, где вы только что прикурили, родился 110 лет назад поэт Владимир Владимирович Маяковский.
А сто лет назад другой будущий гений русской литературы, уже не такой и молодой, потрепанный Гражданской войной и тифом, экс-доктор, экс-киевлянин Михаил Афанасьевич Булгаков, выходит на бульвар из соседнего большого дома и тяжко присаживается на бульварную скамеечку – уф, выбита первая зарплата в ЛИТО, каких усилий ему это стоило…
В «Записках на манжетах» он так вспомнит эти лихие времена: «Сегодня я получил деньги. Деньги!.. С момента начала составления ведомости до момента получения из кассы прошло 22 дня и 3 часа».
Ну и, конечно же, как не вспомнить отрывок из «Золотого теленка»: «Через два месяца на Сретенском бульваре открылось новое заведение под вывеской «Промысловая артель химических продуктов «Реванш». Артель располагала двумя комнатами. В первой висел портрет основоположника социализма Фридриха Энгельса, под которым, невинно улыбаясь, сидел сам Корейко в сером английском костюме, продернутом красной шелковой ниткой. <…> В задней комнате находилось производство. Там стояли две дубовые бочки с манометрами и водомерными стеклами, одна – на полу, другая – на антресолях. Бочки были соединены тонкой клистирной трубкой, по которой, деловито журча, бежала жидкость. Когда вся жидкость переходила из верхнего сосуда в нижний, в производственное помещение являлся мальчик в валенках. Не по-детски вздыхая, мальчик вычерпывал ведром жидкость из нижней бочки, тащил ее на антресоль и вливал в верхнюю бочку. Закончив этот сложный производственный процесс, мальчик уходил в контору греться <…> Александр Иванович и сам точно не знал, какого рода химикалии вырабатывает артель «Реванш». Ему было не до химикалиев. Его рабочий день и без того был уплотнен. Он переезжал из банка в банк, хлопоча о ссудах для расширения производства».
Да-да, именно сюда, на Сретенский бульвар, нагрянет через год (!) суровая комиссия и застанет здесь единственного работника артели, мальчонку двенадцати лет, и убедится: «Жидкость, так деловито журчавшая в клистирной кишке, по вкусу, цвету и химическому содержанию напоминала обыкновенную воду, каковой в действительности и являлась».
Как современны Ильф и Петров, не правда ли? Ничуть не устарели.
* * *
В конце семидесятых годов прошлого века первые столичные хиппи частенько собирались у памятника Надежде Константиновне Крупской. Это называлось на их языке – «встретиться у Мадонны».
Ирония… Ничего от Мадонны в этом памятнике нет и быть не может.
Стоит, укутавшись в тяжелый, теплый, сибирский платок, молоденькая миловидная девушка. Даже не стоит, пожалуй, а идет, делает первый, решительный, определяющий всю дальнейшую жизнь шажок, вон, каблучок ботинка приподнят… Взгляд уверенный. Но тревожный. Что-то там ждет ее впереди? Ветер в лицо. Морозит от памятника, заставляет поежиться…
Конечно, прямоугольные гранитные доски, пилоны, поставленные вертикально до неба, с ее поздними цитатами не украшают, а нарушают композицию. Портят впечатление. Размывают образ. Да и кто их читает теперь, эти цитаты? Убрать? Нет, убрать их нельзя, памятник, это ведь тоже документ ушедшей эпохи…
Крупская на бульваре совсем не случайно. И она некогда выходила из дома, откуда недавно выходил Булгаков. Выходила с другим, начальственным настроением… Комиссариат просвещения, где ее слово – закон. Именно Крупская поможет Булгакову обосноваться в Москве на законных правах, поддержит его просьбу-мольбу о выделении квартиры.
А дом этот – всем домам дом, крепость, дворец, памятник архитектуры федерального значения, произведение искусства, имеет сразу три адреса, но главный из них – Сретенский бульвар, 6/1. Рассматривать дом снаружи можно часами. Он занимает целый квартал! Два корпуса. Шпили. Лепнина. Скульптуры. Башенки. Часы. Эркеры. Барельефы. Модерн. Эклектика. Смешение стилей.
Нарядный, огромный, надежный и уютный очаг песочного цвета, выстроенный как доходный дом главного в стране страхового общества «Россия» в 1902 году.
Дворовая чугунная решетка с вензелями и та – предмет изучения. Пока во дворе не прописалась могучая стая современных авто, киношники в очереди стояли, чтобы снять здесь кусочек дворянской жизни – экипаж, лошади цокают, ворота, извозчик, фонарь, дворник, подъезд, дама под вуалью возвращается вечером домой из театра… Или с тайного свидания?
В дореволюционные времена в этом доме жили очень богатые люди. Знаменитые ученые, преуспевающие адвокаты, расторопные дельцы, промышленники, банкиры… Только они могли себе позволить такую роскошь и набор удовольствий: потолки высотой 4 метра, огромные, девятикомнатные квартиры со всеми удобствами, лифты, телефоны, горячая вода, отопление… Собственная мини-электростанция, работающая на нефти, собственная артезианская скважина для питьевой воды.
На рубеже XIX–XX веков эти места выглядят островком тишины и благополучия. Развеселая Грачевка ниже, Сухаревский шумный рынок – и того дальше, и уж совсем далеко, за популярными Чистыми прудами, притаилась Хитровка. А здесь под липами чинно прогуливаются дамы с изящными зонтиками, мужья которых, чисто выбритые и пахнущие дорогим одеколоном, с самого утра делают деньги.
В советские времена здесь расположилась масса нужных новой власти учреждений, включая Главное управление артиллерии, куда как-то заглянул и Владимир Ильич Ленин. Мемориальная доска о том визите напоминает.
Громадина дома поражает, он всюду – и с бульвара, и с Боброва переулка, и с Фролова переулка, и с Тургеневской площади – отовсюду виден, солиден, могуч. Не дом, а учебник для юных архитекторов и студентов, задачка для фотографов, поди сними ее грамотно, чтобы в объектив влез… И ведь за три года построили – на века.
А в домике по соседству, на первом этаже, в мутноватом оконце, приклеен нынче листок с крупными черными буквами и без всяких знаков препинания – «Дядька Кофе Тут». Тоже ведь своего рода ирония, спасительная дружелюбная ирония наших дней.
Зайти, что ли?
* * *
Милютинский переулок. Бывшая улица Мархлевского. Вот сюда ноги сами сворачивают. Немудрено, именно здесь постигал науку репортерскую, учился азам спортивной журналистики в самом начале девяностых годов. Или в конце восьмидесятых? Какая теперь разница…
Мой приятель и одновременно наставник сказал однажды:
– Всё! Ухожу в «Московскую правду». Есть вакансия. Про хоккей ваять. А ты, значит, занимаешь мое штатное место. Хватит с тебя внештатной работы. Будешь теперь в срочном порядке обозревать в нашем родном еженедельнике массовую физическую культуру по месту жительства. Полоса в неделю. Понял?
– Как – массовую… я же про футбол…
– Про футбол, – сурово сказал наставник, – каждый дурак напишет. Прочтется! Потому что про футбол. Ты научись писать про физкультуру, причем так, чтобы читали. Понял?
– Понял.
– Ну а раз понял, дуй в Спорткомитет города. Улица Мархлевского, 18. Днюй там и ночуй. Пригодится.
Наставника звали Михаил Юрьевич Быков.
Он ушел в «Московскую правду» ваять про хоккей, а я отправился в нынешний Милютинский переулок, в Спорткомитет города, где и в самом деле много чему научился. Потому что толково и грамотно «начирикать» 200 строк о плоскостных районных сооружениях, только что возведенных где-нибудь в Орехове-Борисове, или в Отрадном, или в Митине – это вам не про «Спартак»–«Динамо» ваять. Надо ведь, чтобы прочли. И не только создатели этих самых сооружений.
Спорткомитет города, ныне департамент, располагался на остатках бывшего имения купца и фабриканта Милютина, чьим именем и назван был переулок. Дух купеческий, предприимчивый, победительный в этом здании никуда не делся. Я это почувствовал сразу. Тут все стремились победить, выиграть, обхитрить, разбогатеть, приумножить, а потому все были хорошо одеты, бодры, шустры, внимательны и часто улыбались.
К тому же наступали новые времена.
Рядом, в бывшей католической церкви, располагалось что-то угольное. На перекуре я обратил внимание, как блестит обувь этих угольщиков. Все они были при галстуках. И тоже улыбчивы, веселы. Туда-сюда сновали по усадебному двору темные «Волги».
На другой стороне бульвара расположилось кооперативное кафе. Не такое знаменитое, как на Кропоткинской, а для народа попроще. В заведении было два блюда – борщ московский и телятина на гриле. Стоячка! Очередь! Но вкусно! По-домашнему. Перекуры – на улице. Получив гонорар за массовку по месту жительства, приходил в эту «стекляшку» и приводил приятелей, которые тоже высоко оценили сретенскую кооперативную стряпню.
«Стекляшка» не сохранилась, пала в боях за накопление первоначального капитала. Не сохранился и бар, в котором однажды немногочисленные спартаковские фанаты смотрели футбольный матч. Разведчик «коней», то есть цээсковец, посчитал зрителей матча по головам и вскоре в бар ворвались фанаты ЦСКА, числом превосходящим… Не тут-то было! «Спартачи» устроили засаду. Охоту на живца. Зрители оказались приманкой! Через минуту из соседнего двора с ревом налетело большое и свежее войско красно-белых!
В пяти шагах от Лубянки прошла рядовая массовая фанатская потасовка тех удивительных лет.
Походы в Спорткомитет в самом деле пригодились.
Чтобы сократить путь от метро, я частенько ходил именно двором бывшего доходного дома страхового общества «Россия». Иногда ворота во двор были закрыты. Во дворе снимали кино из прошлой, дворянской жизни.
* * *
Поначалу памятник Владимиру Григорьевичу Шухову мне не очень понравился. Мне показалось, что создатель знаменитой башни, проектировщик нефтяных производств, мостов, специалист по железным конструкциям в строительстве уж больно оптимистично выглядит. Легковесно, неубедительно.
Плащ развевается… под мышкой рулон чертежей… бодро этак шагает… чуть ли не улыбается… какие-то рядом его изобретения в миниатюре… неминуемо оторвут и сдадут в цветмет.
Какой-то Паганель… Или даже Айболит – сумки с красным крестом на боку не хватает.
А потом присмотрелся, привык. Почему, в самом деле, настоящий ученый должен быть показательно серьезен? Стоит ли ему так уж хмурить брови и напирать на значительность мрачным выражением лица?
Нет, не стоит! И поставлен памятник замечательно, в открытии бульвара. И пьедестал оригинальный, со смыслом.
И смотреть на Шухова хорошо именно с Тургеневской площади или от самого метро.
Прекрасно выбрано место. Я заметил, что нынешняя молодежь собирается все чаще не у памятника Крупской, а именно здесь, у Шухова.
Как-то просвещенный бомж, прикорнувший неподалеку на лавочке и пробудившийся очень вовремя, чтобы стрельнуть сигарету, доходчиво мне объяснил:
– Этот памятник очень хороший. Нужный. Потому что дядька этот – большой человек! Он телевизор изобрел. Башню? И башню тоже он изобрел. Сначала изобрел телевизор, а потом и башню к нему. А как же. Куда ж без башни. Без башни нельзя…
От Шухова хорошо смотреть на Тургеневскую площадь. Площадь как большое чайное блюдце, наклоненное в левую сторону. Того гляди, разольется. Зато площадь у Мясницких Ворот беспокойства не вызывает, ровненькая, аккуратная.
Городские власти озаботились здесь десятком удобных переходов для пешеходов. От Шухова, от бульвара идешь напрямую до входа в метро, удобно. Не то что раньше – обходи до метро кругом…
Приятно смотреть от Шухова влево и вправо на длиннющую Мясницкую. Когда отреставрируют наконец Почтамт, вид будет еще симпатичнее.
Приятно, что в этом месте Мясницкая в основном сохранила прежний, старомосковский вид. Приятно, что площадь у метро «Чистые пруды» наконец-то освободили от ларьков и сомнительных закусочных.
И, конечно же, необходимо признать, лишний раз подчеркнуть, что ни блестящая на солнце нелепая в целом башня «Лукойла», ни советское министерское здание, отданное ныне большому российскому банку, в подметки не годятся творению архитектора Проскурнина.
Красавец-дом 1902 года, стоящий, как и положено, на горушке (помните, 165 метров над уровнем моря!), словно посмеивается над располагающимися в низинке незадачливыми собратьями.
…Вот, зашел вроде бы на минутку на Сретенский бульвар, всего-то 214 метров в длину, чтобы идти себе потом дальше – к Чистым, Грибоедову, Покровке, Яузе, и застрял. Загляделся. Окунулся в недавнее прошлое. Такое, значит, это местечко – неторопливое, и каждому москвичу тут есть про что вспомнить и про что рассказать.