1831 год, с которого начинается отсчет семейной жизни Пушкина, стал знаменательным и для его старшего друга поэта В.А. Жуковского. В этом году он вернулся к творчеству. От поэзии Жуковский удалился еще в 1824-м, когда император назначил его наставником наследника: великому князю пошел седьмой год. Отныне свет сосредоточился для поэта в учебной комнате царственного ученика. «Жуковский, я думаю, погиб невозвратно для поэзии», – написал тогда Пушкину Дельвиг (28 сентября 1824 г.).
Но в 1831 году новые силы как будто прихлынули к Жуковскому. О его «прелестных» балладах, появившихся еще в марте, Пушкин писал П.А. Вяземскому в первом же письме из Царского Села. Поэтическое «воскресение», когда-то напророченное Пушкиным, продолжилось в Царском Селе, куда в начале июля Жуковский приезжает вместе с Высочайшим Двором. Созданные им летом 1831 года сказки «О царе Берендее», «Спящая царевна», «Война мышей и лягушек» не могут не радовать и сегодня.
Первые царскосельские стихи Жуковского – «Детский остров» и «Остров», посвященные крошечному островку в верхнем саду близ Александровского дворца. По сей день там находится небольшой павильон, известный под названием Детский домик. В нем Жуковский занимался с великим князем. В его стихах это реальное место предстает как некий остров Утопия – царство радости и вечной молодости:
Там нас встречает радость;
Там все забава нам:
Подруга наша младость
Играет с нами там.
Детский мир, как и мир шутки, всегда был близок добродушной и смешливой натуре поэта. В Царском им написана «Исповедь батистового платка» («Я родился простым зерном…»), где в шутливом тоне прослеживается история брошенного в землю льняного зерна, превратившегося в разыгранный в лотерею платок княжны Урусовой.
Оживает и гражданская поэзия автора патриотического «Певца во стане русских войнов». 5 сентября, на другой день после получения Царским Селом известия о взятии Варшавы, написана «Русская песня на взятие Варшавы». В печати она появится вместе со стихами Пушкина «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина».
Взятие Варшавы означало окончание военных действий русской армии в Польше, находившейся с конца 1830 года в состоянии фактической войны с Россией:
Раздавайся, гром победы!
Пойте песню старины;
Бились храбро наш деды;
Бьются храбро их сыны.
Стихи Жуковского в своей записной книжке парировал П.А. Вяземский, полемист страстный и умный: «Не совестно ли «Певцу во стане русских войнов»…сравнивать нынешнее событие с Бородином? Там мы бились один против 10, а здесь напротив 10 против одного». Сам Жуковский признавался позднее, что хотя его стихи «бледны, стоя рядом со стихами Пушкина», ни одних не писал он «с таким живым чувством».
Летом 1831 года Пушкин и Жуковский виделись постоянно. В середине августа вместе праздновали только что полученный Вяземским чин камергера, а чуть позже годовщину смерти дяди Пушкина Василия Львовича, вместе присутствовали в Лицее на полукурсовом экзамене по истории.
В Царском Селе Жуковский жадно бросился читать все написанное Пушкиным за предыдущий год: последние главы «Онегина», «Повести Белкина», «Маленькие трагедии», собирался сделать «некоторые замечания» на «Моцарта» и «Скупого». «Кажется, и то и другое еще можно усилить», – писал он в записке Пушкину. Он серьезно осознавал себя все еще учителем Пушкина, решившись на исправление таких его шедевров, как «Моцарт и Сальери» и «Скупой рыцарь».
Оставаясь преданнейшим и требовательным другом Пушкина, Жуковский в письме А.И. Тургеневу из Царского Села характеризует Пушкина «как честного человека во всем смысле этого слова» (23 августа 1831 года). По-прежнему он уверен, что Пушкин как национальный поэт России должен быть выразителем нравственных идеалов времени, о чем когда-то писал ему: «Ты рожден быть великим поэтом; будь же этого достоин. … Обстоятельства жизни, счастливые или несчастливые, – шелуха» (12 ноября 1824 года). В этой формуле – весь Жуковский. Ей он останется верен до конца.
Автор текста — Татьяна Ивановна Галкина, хранитель экспозиции Мемориального Музея-Лицея и музея-дачи А. С. Пушкина.
