Как говорил Антон Павлович Чехов, я женат на медицине. Однако спустя какое-то время кажется, что она на мне. Все мое сознательное детство родители и их друзья спрашивали, кем же я буду, когда вырасту. Они очень надеялись, что не бандитом. А шансы стать бандитом были выше, чем врачом. Родился я в Душанбе, а когда мне исполнилось 5 лет, папу перевели по службе в один из самых суровых городов России (и очень любимый мной), а именно в Ростов-на-Дону, и мы всей семьей переехали на юг нашей страны.
В 8 классе, посмотрев телепередачу про одного известного кардиохирурга (примерно через 12 лет после этого я получу сертификат сердечно-сосудистого хирурга за его подписью), я твердо решил стать врачом. Это было первое серьезное и взвешенное решение в моем подростковом детстве. До этого момента меня связывало с медициной только то, что мама, будучи беременной мной, читала «Записки юного врача» М.А. Булгакова...
...Заканчивался 1-ый месяц 1-го курса, нам уже успели сказать, чтобы мы забыли все, чему нас учили в школе и приготовились к тому, что будет тяжело, больно, но при этом очень интересно. Надо сказать, что не обманули.
Это был конец сентября, четверг, я возвращался из «анатомички» и наделся, что, приехав домой не поздно, у меня будут силы все повторить перед первым зачетом по анатомии, который был на следующий день. Но этому не суждено было сбыться. Выйдя из первого вагона на станции метро Тушинская, я увидел, как на скамейке лежит женщина, а вокруг нее толпа людей. Тут же принялся спрашивать у окружающих, что случилось. Оказывается, женщина упала на платформу, ее успели поднять до прихода поезда и уложить на скамейку. В области лба была небольшая рана, других видимых повреждений не обнаружил. Однако у нее отсутствовал пульс на сонных артериях и не выслушивалось дыхание, и я немедленно принялся проводить сердечно-легочную реанимацию. Предварительно я скрутил свой новый белый халат, который носил в рюкзаке и подложил его под шею, чтобы трахея приняла более анатомическое положение и вдуваемый воздух лучше поступал в легкие. В толпе людей случайно оказалась медсестра, с которой мы вместе проводили реанимационные мероприятия до приезда бригады скорой помощи. Приехала бригада, снисходительно посмотрела на меня как на «первака» (кем я и был, собственно), спросила сколько мы качаем, услышав, что 30 минут, они молча достали черный пакет и стали в него заворачивать тело погибшей женщины. К сожалению, у меня не было на тот момент ни аргументов, ни опыта, ни «веса», чтобы убедить качать еще, вводить кардиотоники и т.д. Потом уже, на старших курсах, я узнаю, что есть протокол в течение которого реанимационные действия имеют смысл, но тогда, стоя на станции метро, хотелось верить, что можно еще спасти человека. Потом в дежурной части станции метро я полтора часа писал, что делал, как делал и т.д. Приехав домой, понял, что оставил халат под шеей той женщины, за что был поруган мамой, ибо халат новый и стоил тысячи три. Но ничего не отрезвляет тебя больше, чем предстоящий зачет по анатомии. Рано утром следующего дня я отправился в самый центр Москвы, где находится «анатомичка», прям за гостиницей «Националь». И уже в перерыве после сданного зачета по костям туловища, я курил свою вторую в жизни сигарету, увлеченно рассказывая одногруппникам про вчерашний вечер.
К смерти пациентов (где бы они ни были - в метро или на больничной койке) привыкнуть невозможно. Мне страшно, когда я слышу от коллег, что они привыкают. Можно изменить свое отношение, можно и даже нужно принять, что пациенты умирают. И здесь не будет излишне пафосно, если я скажу, что с каждым ушедшим пациентом внутри тебя что-то надрывается. Когда мы докурили и стали возвращаться в «анатомичку», мой одногруппник Дима подошел ко мне и грустно заметил: «Ты открыл свое кладбище, Эркин».