«Лесной отец, лесная мать! Приди ко мне сюда ночевать», – с детства я слышал заветные слова, но ни разу их так и не произнёс. Потому что в лесу не плутал. Потому что гулял там с прабабушкой. А она все тропинки знала и с деревьями шепталась, как с сёстрами.
Помню, чуть рассвет, встанем с прабабушкой, позавтракаем и в лес. Кругом туман и зелено. Веточки под ногами хрустят. Птицы в кронах щебечут, а мы потихоньку бредём. У прабабушки в руке плетёная корзина, старая-престарая, потёртая и почерневшая.
На мне сапожки резиновые, штаны, футболка и куртка. Маленький я. За корзинку держусь, едва поспеваю. Прабабушка хромает, глядит далеко-далеко и тянет любимую песню.
Лети, пёрышко,
Через полюшко,
Смахни, пёрышко,
Моё горюшко.
С моего лица
Смахни пылюшку,
Обратися, стань
Моим крылышком.
Я слушаю внимательно, как заворожённый, и куда-то меня уносит, и пути отчего-то не замечаю. Усталости нет, туман отрывается от земли и тает. Золотые лучики солнца скользят по тропе. Хорошо! Голос прабабушки спокойный и добрый, прихваченный хрипотцой, похожий на треск сосновых поленьев в печи.
В детстве мне казалось, что она всегда была такой: волшебной, загадочной, мудрой. Что родилась она древней и жила не в Осинниках, а в лесной избушке, как Вирява.
Выходим на лужок, а там ковёр из ягод и светло-светло. Прабабушка ставит корзинку на пень и собирает в неё клубнику, горсть за горстью, а песню не прекращает, не прерывает ни на секунду. Как будто и не песня это вовсе, а заклятие, что должно прозвучать до конца. А если не прозвучит, то и колдовство, стало быть, не свершится.
Мне бы крылышки
Как у сокола,
Мне бы силушку,
Как у камушка.
Мне бы братушек,
Как у деревца,
Мне бы жизнюшку
С нового венца.
Наберём полную корзину. Прабабушка ни одной ягодки в рот не положит, а я натрескаюсь вдоволь и счастливый. Берёзки шумят листвой – ветер меж ними играется, да и нас обдувает тоже. Солнце высоко над головой. Жарко. Снимаю куртку, завязываю на поясе. Прабабушка улыбается, гладит меня по волосам и ведёт к роднику, чтобы жажду унять, омыть руки и испачканное лицо.
А песня всё тянется и тянется, словно сказка длиною в день. Но я пока несмышлёный и не понимаю, что видит прабабушка, когда поёт. Что вспоминает она и о чём грустит.
Не лежать бы мне
В чистом полюшке,
Не смотреть бы мне
В небо в облачках.
Не просить бы мне
Лёгко пёрышко
Да отогнать, смахнуть
Моё горюшко.
Вернёмся из лесу, уставшие, а прабабушка сразу за ягоду. Переберёт её, промоет, отщипнёт зеленушку и давай кастрюлями греметь. Вечером к оладушкам и травяному чаю ждёшь варенье. Знаешь, что оно обязательно будет. Сладкое и тёплое, как лето. Красное, как закат. И бесконечное, как детство.
Но так уж устроена жизнь, что детство всё-таки заканчивается. И даже сказки рано или поздно заканчиваются тоже. Прабабушки не стало много лет тому назад. Я вырос, а тропы, по которым мы с ней гуляли, поросли высокой травой.
Мир изменился. Из него ушло волшебство. Но я по-прежнему помню заветные слова и пою песню моей прабабушки в дни, когда бывает особенно грустно и одиноко.
Лети, пёрышко,
Через полюшко,
Смахни, пёрышко,
Моё горюшко.
С моего лица
Смахни пылюшку,
Обратися, стань
Моим крылышком.
Спасибо за всё, родная! Теперь я понял, о чём была твоя песня, а значит, не заблужусь даже в самом дремучем лесу.
19.02.2023
_____________________
* Эта песня, написанная С. Сысоевым на слова М. Шевчука, очень близка по настроению и содержанию к русским народным песням, она была создана как дань женщинам, на хрупкие плечи которых в тяжёлые военные годы легли невыносимые испытания.
* Вирява или Вирь-ава – в мордовской мифологии лесной дух, покровительница, хозяйка леса.