В заведении меня встретила мадам Люси.
- Как дела, Полиночка? – спросила она. – Выглядишь нехорошо…
- Работала ночью, - зевнула я.
- Может, тебе деньги нужны? – тут же озаботилась мадам.
- Мы же договорились, что второго числа, - сказала я. – Да вы не волнуйтесь. Сессия у меня.
- Тебе идёт стрижка, - одобрительно сказала мадам.
Ну, вот, хоть кто-то! Я улыбнулась во весь рот и поблагодарила.
- Я вот что пришла, - сказала хозяйка. – Кариночке сегодня жениха принесут. Я их закрою в вольере. Ты их не беспокой…
- Ага, - сказала я, испытав ещё больший душевный подъём по случаю того, что вечером мне не придётся вычёсывать эту крючкастую Кариночку.
Дома я бесцеремонно растолкала Артёма.
- Вставай, - сказала я. – Нас ждут великие дела!
- Отстань, у меня каникулы, - пробормотал Суворин.
- Тёмка, - рассердилась я. – Вчера тебе названивали родители и Лариса. А кроме того, надо навестить одного хорошего человека.
И я потащила его с собой на горы в любимую кафешку. Заглотив чашку кофе, я оставила Суворина женским заботам. Кроме хозяйки там и все официантки пришли в неимоверное возбуждение от его визита. Что они все в нём находят, никак не пойму! Я настоятельно попросила его пойти сегодня домой и дать мне отдохнуть от него и его алкоголизма.
- Грубая ты, - обиженно сказал Артём.
- Ага! – я взъерошила ему волосы и помчалась в университет.
Осунувшийся Юрка уже колдовал там со своим лабораторным стеклом.
- Вот! – я шваркнула возле компьютера распечатки. – Если сделаешь сегодня новый исходник, скинь мне на мыло!
- Полина! – позвал он.
Я развернулась уже на бегу и вскинула перед собой скрещенные руки.
- Я домой! – сообщила я. – Всю ночь сидела над этим! Спать до смерти хочется!
По дороге я зарулила к папе, предварительно натерев лицо снегом, чтобы скрыть следы недосыпа. Как будто моего батюшку и в самом деле можно было обмануть.
- Ну? – спросил он.
- Оклемался поганец, - сказала я. – Как бы его отучить от алкоголя…
- Богема, - буркнул папа. – Знаешь, сколько их таких проходит через мои руки?
- Догадываюсь, - сообщила я. – Как Игорь?
- А пошли, - сказал папа. – Сама посмотришь!
Мне выдали халат и шапочку, и я пристроилась к толпе папиных студентов. Зевая, я ходила за ними из палаты в палату, пропуская мимо ушей все эти черепно-мозговые и ключично-грудинные завороты кишок. Если папа ожидал, что меня впечатлит весь этот антропоморфоз, то напрасно. Когда мы пришли в палату к Игорю, я просочилась в первые ряды.
Папа закатил целую лекцию, объясняя, что же это такое было с Игорьком и что в итоге стало. Я смотрела на парня и не узнавала его. Вроде бы это был всё тот же Игорёк, а вроде и совсем не тот. Что-то в нём появилось такое… особенное… Свет что ли в глазах. Я откровенно любовалась им, когда папа устроил демонстрацию. Он попросил Игоря встать со своего кресла. И тот поднялся, слегка морщась, но вполне свободно поднялся, без видимых усилий.
- Класс! – объявила я на всю палату.
Папа быстро зыркнул на меня и ухмыльнулся. Игорёк плавно повернулся на голос и узнал меня.
- Полька, - по-щенячьи вякнул он, - получилось!
И… сделал несколько шагов в моём направлении. Тут же испугался и стал падать. К нему кинулись – поддержать. Папа за спинами студентов показал мне большой палец и покивал. Ну вот, меня опять использовали…
Когда они ушли, я осталась в палате.
- Полина, ты такая красивая с этой причёской! – залепетал Игорёк.
- Правда? – сказала я. – Спасибо. Ты тоже молодец, времени не теряешь.
Игорь гордо улыбнулся. Эх, мальчишки, как же вам нравятся поглаживания по шёрстке! Я вывалила ему на колени с десяток глазированных сырков и попросила.
- По-быстрому! Пока папа не заметил. А то мне будет кирдык!
Игорь с восхищением смотрел на меня. Мне стало неуютно.
- Пойду, - сообщила я. – Выздоравливай!
Я оставила в палате халат и шапочку, которая в моих неуклюжих сегодня лапах превратилась в гофрированную тряпочку, и попыталась на цыпочках прокрасться мимо бабы Юли.
- Парень, стой! – сказала бабка.
Я обиделась.
- Какой я вам парень?
Обрадованная баба Юля ухватила меня за локоть и заголосила что-то насчёт посторонних. Прибежала перепуганная старшая сестра Анна Семёновна.
- Да ведь это же Полина, - устало сказала она и прибавила. – Записать к окулисту, Юлия Геннадьевна?
Баба Юля раздулась и набрала в грудь побольше воздуху. Анна Семёновна махнула на меня рукой, и вопли мерзкой бабки я слушала, уже ссыпаясь вниз по лестнице. Неподалёку от больничного комплекса ютилось крошечное интернет-кафе. Мой путь домой лежал через него.
Удивительно, но Соло прислал фотку. Правда, какую… Это был неумытый хомбре в берете, тёмных очках, при бороде, носе и усах. Я плюнула, но всё же скопировала себе этот объект. Решила, что дома разберусь, что там к чему. В автобусе я уснула. Хорошо, что проехала всего только одну остановку. Возле меня встала какая-то тётка и начала громко возникать насчёт того, что вот всякие юнцы спят в автобусах, а усталые пожилые женщины… Я заметила, что мимо окон проплывает наш кинотеатр, и подхватилась к выходу, чуть не сбив её с ног.
А дома была мама, мамочка родная моя. А ещё всякие запахи вкусные. И ощущение чистоты и комфорта. Я замычала от счастья и, ободрав с ног ботинки, прошагала на кухню. Мама читала книгу, уютно устроившись за обеденным столом. На плите что-то журчало и постреливало. Моя араукария прима была свежевыкупана и грелась теперь под лампой. Я обняла маму сзади и зарылась носом в её волосы.
- Полина, - сказала мама. – Где ты была?
- В университете, - сообщила я, - потом к папе заскочила.
- Руки мыть, - сказала мама.
А-ау, как же это всё было здорово! Короче говоря, меня накормили, напоили, спать уложили. И такой на меня снизошёл вселенский покой, что показалось, будто спала я не пару часов, а несколько недель. И мама была со мной. И ушла она только вечером.
Головой я понимала, что родители почувствовали, как мне нужен был этот день под маминым крылом, и пошли на жертвы. Мама взяла отгул на работе и посвятила его не Егору, мне, дылде великовозрастной. Она ничего не говорила, не воспитывала, не давала советов. Она просто была рядом. И оказалось, что это именно то, в чём я нуждаюсь больше всего. И маленький молоточек, душа моя, движущая сила моя, получил крошечную передышку. И было счастье. И благодарность. И эгоистическая радость до неба. По идее я должна была испытывать неловкость и стыд, что из-за меня получила напряг вся семья. Но не испытывала.
- Ма, - сказала я, провожая её. – Я тебя люблю.
Мама погладила меня по щеке, быстро прижала к себе и напомнила.
- Бельё в ванной. Не забудь постирать.
- Ага, - с лёгким сердцем пообещала я.