Михаил Всеволодович, князь Черниговский, вошёл в историю как мученик за веру. Православная церковь отмечает день его памяти 27 февраля.
Михаил Всеволодович, князь Черниговский, вошёл в историю как мученик за веру. Православная церковь отмечает день его памяти 27 февраля.
Он относился к числу черниговских Ольговичей, приходился сыном Всеволоду Святославовичу Чермному (в смысле – красному или рыжему). Родился он где-то между 1179 и 1195 годами.
В 1223 или 1226 году занял черниговский престол. По одной из версий непосредственной причиной его возвышения стала гибель на Калке текущего черниговского князя Мстислава Святославовича.
В то время Черниговское княжество было одним из крупнейших и богатейших на Руси – в одном ряду с Новгородом, Владимирским и Галицким княжествами. Он вёл обычную (ну, не совсем – отмечается его исключительная резвость в разных военно-политических начинаниях) жизнь древнерусского князя, проводя её в усобицах. Боролся за Киев с галицким князем Даниилом Романовичем и в ходе этой борьбы успел побывать князем и в Киеве, и в… Галиче. Киев на то время военно-политическое влияние утратил, но продолжал оставаться богатым торговым центром, властвовать над которым было не столько почётно, сколько прибыльно.
В 1240 году он не смог защитить своё княжество от нашествия татар (не велик позор – никто не смог) и вынужден был бежать в Польшу, а потом в Венгрию. В 1241 году вернулся в Киев, где правил до 1243 года, потом потерял великий стол и вернулся в Чернигов.
В 1246 году он приехал в Орду – просить ярлык на киевское княжение (по другой версии – был вызван, вместе с другими князьями). Ему было велено поклониться идолам, пройти между кострами и поклониться хану Бату. Михаил ответил: "я могу поклониться царю вашему, ибо небо вручило ему судьбу государств земных; но христианин не служит ни огню, ни глухим идолам". И был убит.
В 1572 году Михаил Черниговский был канонизирован, и мощи его перенесли в Москву. В настоящее время они находятся в алтаре Архангельского собора.
И тут возникает вопрос – а действительно ли дело было так? И даже если так – то нет ли тут какого-то противоречия?
Во-первых, татары были на редкость веротерпимыми захватчиками – они в принципе не вмешивались в религиозные дела покорённых народов.
Более того, они старались наладить отношения с религиозными лидерами покорённых территорий. Православная церковь работала в Сарае и в РПЦ был даже митрополит Сарский (в Москве жил на Крутицком подворье). Можно вспомнить поездку в Орду святителя митрополита Алексия, который исцелил ханшу Тайдулу. В общем – приличные люди. Не то, что политические украинцы.
Веротерпимость была характерна не только для Чингисхана и Бату-хана, которые оставались язычниками, но и для ордынцев-мусульман, начиная с хана Узбека. Последние не пытались навязать ислам на Руси.
В общем – с чего бы это ордынцам убивать русского князя за отсутствие веротерпимости?
Во-вторых, отношение Орды к христианству было особым.
Дело в том, что многие монголы (не исключая мурз и нойонов) были несторианами. Мы-то знаем, что несторианство – осуждённая на III Вселенском соборе в Эфесе ересь. Но они-то себя числили христианами и слухи о них шли как о христианах. Позже эта тема была развита Львом Гумилёвым в книге "В поисках вымышленного царства".
Так вот тут какой вопрос встаёт – а татарам-христианам тоже полагалось между огней ходить и идолам кланяться? И все соглашались?
В-третьих, ну ладно еретики. Но вот современный историк Дмитрий Володихин (прекрасный, кстати говоря, автор) пишет, что остальные князья так делали и остались, соответственно живы. Остальные это какие, например? Это, в частности, святой благоверный князь Александр Ярославович Невский, святой благоверный Даниил Александрович Московский, святой благоверный Олег Иванович Рязанский, святой благоверный Дмитрий Иванович Донской и иже с ними. На святителя Алексия мы ссылались выше. И что же – их святость как-то пострадала от того, что они кланялись и проходили между огнями? Или они не кланялись и не проходили?
Правда, летописная фраза "батыеви же рекшоу: „поклонися отец наших законоу“", а также сам ритуал прохождения между огнями и поклона в сторону Каракорума, где находился скульптурный потрет Чингисхана, допускает двойственное толкование. Монголы, скорее всего, имели в виду ритуал светский, но христианин Михаил Всеволодович мог воспринять его как религиозный. Тем более, что прецедент имел место – ранние христиане обычно подпадали под репрессии из-за нежелания поклониться изображению текущего божественного цезаря (в императорском Риме поклонение светскому владыке имело религиозный характер). Так что к Михаилу Всеволодовичу тут особых вопросов нет – он был честен и к лику святых причислен по делу. Но они есть к ордынцам.
Вообще русского князя в Орде вполне могли казнить. Не за понюшку табаку, конечно (его тогда не было), а из каких-то политических соображений. Ну, например, чтоб другим неповадно было. Так был казнён тверской князь Дмитрий Михайлович за убийство московского князя Юрия Даниловича. Вообще князьям мочить друг друга в сортирах во славу хана Золотой Орды не возбранялось, но сделав это непосредственно при дворе князь Дмитрий посмел считать себя равным хану и тут секир башка был неминуем как наступление коммунизма… Ну – почти.
Тогда, правда, об этом ещё не знали – Михаил Всеволодович был первым из русских князей, казнённых в Орде. Уже это само по себе могло стать причиной появления легенды о смерти за веру.
Были ли какие-то причины для убийства князя Михаила? Скорее всего были – ведь он возглавлял одно из богатейших и, потенциально, сильнейших в военном отношении княжеств. Наверняка имелось у него и достаточно недоброжелателей, к которым в ханской ставке прислушивались особенно внимательно, именно имея в виду ресурсы княжества.
Наиболее вероятно, что непосредственным поводом (а возможно и причиной) казни стал инцидент 1239 года, которому на Руси, скорее всего, особого внимания не уделили. Тогда один из отрядов под командованием хана Мунке — двоюродного брата Бату подошёл к самому Киеву. Он не решился штурмовать большой город, однако предложил Михаилу Всеволодовичу почётную сдачу. Князь отказался, а послов казнил.
В соответствии с Ясой Чингисхана убийство посла (шире – вообще убийство доверившегося) является тягчайшим преступлением, караемым строго смертью. Тэнгри, продиктовавший создателю монгольской империи закон, ничего не придумал – эта норма характерна для обычного права степных и горских народов. Лев Гумилёв специально обращает внимание на расхождение моральных норм Руси и Степи и даже утверждает, что Козельск назвали "злым городом" не за упорную оборону, а за убийство послов же (тогда и Киев должны были так же назвать, но источники такой информации не содержат).
* * *
В качестве иллюстрации – картина Василия Смирнова "Князь Михаил Черниговский перед ставкой Батыя", написанная в 1883 году.
Разумеется, говорить о портретном сходстве невозможно. Да и слишком уж моложаво смотрится на картине князь, которому в реальности было за 50 лет (возраст по тем временам весьма преклонный). Непосредственная историчность тоже вызывает вопросы – чего бы это князь при дворе хана в боевой броне ходил? Тяжело, непрактично и оскорбительно – сочтут, что хан не обеспечивает безопасность дорогого гостя…
Помимо самого князя на полотне изображены боярин Фёдор (за левым плечом Михаила Черниговского), укреплявший его в нежелании следовать ордынским обрядам и убитый вместе с ним.
На коленях на переднем плане – князь Борис Василькович Ростовский, убеждающий Михаила в том, что грех по принуждению грехом не является. С закрытыми глазами – шестнадцатилетний сын Михаила Ростислав (он тоже выглядит слишком молодо – по тем временам 16 лет возраст вполне зрелый). Борис и Ростислав уцелели и из Орды вернулся.
С ордынской стороны группа из трёх человек – изменник Доман Путивлец с кривым ножом (считается, что он отказался от православия ради службы монголам), Елдыга– чиновник Бату (в летописях его именуют "стольником"), который, судя по жесту, пытается предостеречь князя, и старик в балахоне с капюшоном показывает князю, какому богу надо поклониться. Последний персонаж чисто вымышленный – ни отдельных священнослужителей, ни особой одежды, ни каких-то определённых изображений бога (на картине – что-то вроде буддийского идола с украшениями в виде арабской вязи).
За картину, которая была его выпускной работой, Василий Смирнов в 1883 году был награждён большой золотой медалью Императорской Академии художеств, получил звание классного художника 1-й степени и право на пенсионерскую поездку за границу. Высокую оценку дал этому полотну Илья Репин.