Для любого летающего человека или уже отлетавшего своё, слово «комэск» - это не просто сочетание букв. Комэск, или полностью – командир эскадрильи, это должность человека, который в жизни каждого лётчика занимает своё, особое место. Комэск, это твой непосредственный лётный начальник. Есть командир вертолёта, которому ты подчиняешься, пока летаешь вторым пилотом, есть пилот-инструктор, есть командир звена. А есть КОМЭСК. Царь и бог. Если говорить о гражданской авиации, то есть ещё командир лётного отряда. Ну, это вообще заоблачный уровень. Судите сами: в лётном отряде три эскадрильи, две из них – вертолёты МИ-8, человек по 80 в каждой и одна эскадрилья вертолётов МИ-6, человек 110-115. Орава лётного народу, под 300 человек. Поэтому командир лётного отряда где-то там, на Олимпе. Он знает нас всех в лицо, по фамилиям, именам. Но он слишком высоко и далеко, у него забот полон рот. Поэтому главная движущая, направляющая, руководящая сила – это комэск. Он сам с тобой разберётся, если ты что-то накосячил, он знает тебя, как облупленного, знает все твои сильные и слабые стороны, твой уровень теоретической и лётной подготовки. Как говорится – отец родной. Строгий, суровый, но в обиду не даст.
В идеале комэск – это прекрасный лётчик, летающий лучше всех в эскадрилье, мудрый наставник, тонкий психолог, отличный методист, хороший человек, толковый организатор и руководитель. Это в идеале. Но поскольку все люди разные, каждый со своими недостатками, уровнем интеллекта, умением работать с людьми, то естественно, когда они становятся комэсками, то и жизнь в эскадрильях получается такая, какая получается.
Мне повезло. В моей жизни было три настоящих КОМЭСКА. Я не говорю, что они были идеалами. Они были просто хорошими людьми и прекрасными лётчиками. И то, каким я стал человеком и лётчиком, это тоже их заслуга, их вклад человеческий.
Первый мой комэск был не совсем обычным. Только не думайте, что у меня крыша поехала. Я его считаю самым первым комэском для себя. Его знает вся страна, уже много лет. Когда я увидел впервые на афише нашего кинотеатра «Зирка» («Звезда») название фильма «В бой идут одни старики», я решил для себя, поскольку я интересуюсь авиацией и хочу стать лётчиком, этот фильм надо обязательно посмотреть. Купил билет, вошёл в зал, занял своё место, свет в зале погас и засветился экран. Надо ли говорить, что фильм для меня длился один миг. Я забыл о времени, только заворожённо смотрел на экран и как губка впитывал всё, что вижу. Я жил вместе с героями фильма и плакал в душе, стараясь, чтобы окружающие не увидели моих слёз. И смеялся, и восхищался. Вышел из кинотеатра на белый свет оглушённый. Обошёл вокруг здания, снова купил билет и снова погрузился в волшебство этого фильма. Да-да, Алексей Титаренко, комэск второй поющей эскадрильи стал для меня навсегда родным и близким. Я очень хотел, если стану лётчиком, чтобы у меня был такой командир. Настоящий человек, прекрасный лётчик, тонкий, умный, с юмором. УЧИТЕЛЬ и мастер своего лётного дела. Я навсегда запомнил его слова, движения, улыбку, манеру поведения. За эти годы, с тех пор, как фильм вышел на экраны, я смотрел его бесчисленное количество раз. Да вы и сами видите, что фильм всегда показывают то ко дню Победы, то ещё к какому-нибудь военному празднику или торжественной дате. А лучше этого фильма ничего пока не сделали. Да и не сделают уже. У меня и диск есть с этим фильмом, который я тоже смотрел много раз. Иногда, когда муторно на душе, я ставлю любимый фильм, сажусь в кресло-качалку, и тихонько потягивая коньяк, смотрю знакомые кадры. Иногда жена посмеивается: «Ты уже давно можешь смотреть фильм без звука, поскольку знаешь каждую реплику любого из героев фильма, да ещё и глухой, поэтому озвучка тебе не нужна!».
Я старался в лётной жизни руководствоваться теми же нравственными понятиями и категориями, что и Алексей Титаренко. Да, я не военный лётчик, а пилот, командир тяжёлого вертолёта, много лет проработавший в суровых условиях северного неба. Но что-то во мне заложил небесный комэск Алексей Титаренко, роль которого исполнил прекрасный человек, актёр, режиссёр Леонид Быков, которого я тоже очень люблю за всё то, доброе и человечное, красивое, что он успел сделать в своей жизни и донести людям. Вот уже давно нет этого прекрасного, красивого, доброго человека на земле, а свет его фильмов, его ролей, его доброта продолжают согревать меня в этой жизни, помогая держаться и не сойти с курса.
Для того, чтобы встретить второго комэска, надо было поступить в Кременчугское лётное училище гражданской авиации, стать его курсантом, пройти весь курс теоретических наук, сдать переходные экзамены, прыгнуть с парашютом и попасть на аэродром Большая Кохновка в учебную эскадрилью вертолётов МИ-4.
Все мы курсанты всё это проделали, преодолели и предстали перед своими пилотами-инструкторами, и конечно, комэском. Знакомьтесь – Владимир Павлович Дьяков. Досталась ему наша вторая учебная эскадрилья, этакая разновозрастная команда молодых людей, непременно желающих стать лётчиками. Почему разновозрастная? Да потому что поступали в училище, кто после школы, кто после армии, а кто и по спецразрешению, в гораздо более зрелом возрасте. Стоим в строю, все в лётных комбинезонах, беретах, а перед нами комэск. Здесь, конечно, и пилоты-инструкторы, и командиры звеньев, но, главный – комэск. Есть даже командир отряда Шорохов, но это совсем заоблачный уровень. А всё-таки самый главный, это командир эскадрильи. Он стоит перед строем и внимательно поглядывает на нас. А мы, естественно, смотрим на него. Ведь он же самый главный наш лётный начальник.
У Владимира Павловича было прозвище, да простит он меня – «Лонжерон». Хотя я считаю, что ничего обидного в этом прозвище нет. Во-первых, Владимир Павлович высокого роста. У меня рост 184 сантиметра, а он почти на голову выше, или мне так казалось. Высокий, стройный, ровная осанка, держится прямо, вид внушительный, тем более, в форме. Чтобы вы знали – лонжерон, это стальная, очень прочная труба внутри лопасти вертолёта. Сама лопасть на вид кажется хрупкой, но она выдерживает огромные нагрузки в полёте именно благодаря тому, что у неё внутри мощный лонжерон.
Лицо Владимира Павловича с крупными чертами, смотрит всегда внимательно, немногословен. Летает наш комэск, как и положено лётному начальнику – прекрасно. Хороший методист. Он крепко держит в своих руках учебную эскадрилью через командиров звеньев и пилотов-инструкторов.
Начался процесс освоения лётных наук на практике. Я уже писал в предыдущих рассказах, как это происходит. У каждого это по-разному, в зависимости от индивидуальных качеств, способностей, терпения и умения самого курсанта и его пилота-инструктора. После полётов каждая лётная группа занимает места за столом в своей беседке. Во главе стола сидит пилот-инструктор. Он выслушивает каждого курсанта, летавшего в этот день: какие были сделаны ошибка, разбирает их, даются наставления и указания. В лётную книжку записываются замечания, оценка полёта и его элементов и подпись инструктора. А между беседками иногда ходит комэск, внимательно слушает, иногда присоединяется к разбору.
Каждый день, на полётах, комэск сидит в стеклянной будочке в верхней части машины ЗиЛ-130 и руководит полётами. Большая будка машины раскрашена красно-белыми квадратами, её видно издалека. Она стоит неподалёку от посадочного знака «Т» и линии посадочных ворот. Перед комэском на столике плановая таблица, в руке микрофон. Он руководит всем этим авиационным действом. По кругу (прямоугольному маршруту) летают вертолёты, заходят на посадку и взлетают из ворот (пары белых флажков). Идёт кропотливый процесс изготовления будущих лётчиков. Мы, те курсанты, что летают в этот день, видим голову комэска в застеклённой кабинке в верхней части будки СКП (стартовый командный пункт), а в нижней части будки, в открытую дверь, видны ноги комэска. Когда он говорит в микрофон, ведя связь с бортами, то из динамика на стенке будки слышится его голос: «35221, я «Простак-5», взлёт разрешаю!». «Простак-5», это позывные СКП.
Кстати, я видел в интернете фильм, посвящённый нашему училищу. Называется, по-моему, «Мечта о крыльях». Фильм 1973 года. Так там, в фильме, наш комэск Дьяков так же руководит полётами. Только тогда он был комэском учебной эскадрильи самолётов АН-2, летал на этих самолётах и учил курсантов – пилотов самолёта. А потом переучился на вертолёт МИ-4, освоил его и стал учить курсантов-вертолётчиков. Вот в июне 1977 года наша эскадрилья и встретилась с комэском на училищном аэродроме Большая Кохновка. Курсантом постоянно занимается пилот-инструктор, изредка командир звена. Но доходит очередь и до комэска. Он же должен глянуть и проверить чему и как научили его подчинённые пилоты-инструкторы, его подопечных-курсантов. Мне всего несколько раз доводилось летать проверочные полёты с комэском. Нас у него, аж, целых 120 человек! Конечно, волнуешься, когда летаешь с командиром. Это же не свой, родной пилот-инструктор. Комэск спокойно сидит на правом пилотском кресле вертолёта МИ-4, наблюдает за твоими действиями, замечаний не делает, изредка спросит что-нибудь, услышав ответ, кивнёт головой, и летим дальше. После полёта спокойным голосом сделает замечание, разберёт ошибки и пойдёт дальше по своим делам.
Сколько же нас, таких зелёных курсантов, прошло через его руки. Он, поди, всех и не упомнит, сколько лётчиков выпустил в небо за эти годы! Но мы его помним, и всегда будем помнить. Осталась большая групповая выпускная фотография. Вся эскадрилья в парадной форме (лётные кителя с нагрудными знаками, погоны, наглаженные брюки и новенькие фуражки) снялась у подножия памятника В.И.Ленину на площади возле гостиницы «Кремень».
Прошли долгие годы после окончания училища. И в 2019 году, через 41 год после выпуска мне позвонил по WatsApp мой однокашник по училищу Коля Ивашкевич. Он живёт в Крыму, в Евпатории. У них рядом с городом есть маленький аэродромчик Табаско. Там грунтовая полоса, и Коля с товарищами, хоть уже и на пенсии, до сих пор летает на маленьких самолётах, обучает молодых лётчиков, такая маленькая авиашкола. Коля огорошил меня по телефону: «Саня, представляешь, наш комэск Дьяков сейчас в Симферополе. Приехал дочку проведать. Ему осенью будет 85 лет. Мы созвонились и он хочет полетать с нами!». Охренеть!!! Коля молодец, хоть и с большими трудностями, но организовал этот полёт. Вся наша группа в WatsApp замерла в предвкушении. Ждали фотографий и комментариев. Дождались! Комэск летал со своими бывшими курсантами – Колей Ивашкевичем и Сашей Пикало на маленьком самолётике. Сделал замечания по технике пилотирования и поставил по четвёрке. Одному, за не выдерживание направления на разбеге, а другому – за руление с выпущенными закрылками. Я аж зашёлся от восторга, когда мы в интернете увидели фотографии и комментарии. Вот это молодец, наш комэск, вот это закалка!!! В таком возрасте летает со своими бывшими курсантами, всё видит, всё замечает. Долгие лета Вам, Владимир Павлович, да хранит Вас Господь!
Выпустило нас наше лётное училище в большую жизнь. Разъехались мы по городам и весям, по всем уголкам нашей необъятной Родины. Работа нашлась для всех. И много-много работы, именно той работы, о которой мы мечтали.
Я прибыл в город Печора Республики Коми. И здесь я встретит своего третьего комэска – Михаила Сергеевича Гошко. Я уже писал, как прошла наша первая встреча. Как он поверил в меня и взял в свою эскадрилью вертолётов МИ-6. Меня, зелёного выпускника, с налётом 61 час 44 минуты на вертолёте МИ-4! Несмотря на бумаги, в которых было написано, что я отобран в группу на переучивание на тяжёлую машину первого класса вертолёт МИ-6, красный диплом и отличные оценки, всё решает комэск. Он очень подробно поговорил со мной, всё расспросил, подумал и решил взять. Спасибо ему за это! Какой получилась моя лётная жизнь и как сложилась моя судьба, это его заслуга. Нас, таких молодых вторых пилотов МИ-6, после переучивания, пришло в эскадрилью шесть человек. И всех нас он взял под плотную опеку. Я говорю только о своих впечатлениях и воспоминаниях. Мне иногда казалось, что Михаил Сергеевич не очень обращает на нас внимание. Эскадрилья большая, человек 110-115, три звена, куча народу, работы навалом. Все летают, работают, командировки. Сам комэск тоже летает, и довольно много. Проверки техники пилотирования у лётчиков, проверки на слётанность экипажей, тренировки, заходы под шторками, по минимуму, то ВЛП, то ОЗП (весенне-летний и осенне-зимний периоды), то сдача зачётов, то разборы эскадрильи. И во всём этом плотном графике комэск находил время для нас, молодых.
Сдача зачётов непосредственно ему. Он всё знает и понимает. Въедливо и дотошно спрашивает про то и про это. Но до полётов дело пока не доходило. Для начала Михаил Сергеевич стал отправлять нас на хозработы в ближайший совхоз. То заготовка веток, то сенокос, то ещё чего-нибудь. В конце концов я взбунтовался и заявил, что мол не для того я заканчивал с отличием лётное училище гражданской авиации, чтобы поднимать сельское хозяйство Печорского района. Комэск со мной отдельно побеседовал, чтобы уяснить, может быть меня всё-таки оставить в сельском хозяйстве? А потом кончились наши сельхозработы и начались настоящие полёты. Поскольку нас было шесть вторых пилотов, а командиров и экипажей, где не хватало второго пилота, было только пять, я остался безлошадным. Но комэск решил эту проблему. И стал меня на два месяца направлять в каждый экипаж. Так я быстро перезнакомился со всеми людьми нашего звена, да и эскадрильи тоже. Я уже говорил, что второй пилот учится летать у своего командира. Он, как обезьяна, повторяет всё за своим командиром, если тот не жадничает, и даёт подержаться за штурвал (на вертолёте – за «ручку»). Ну и рассказывает и показывает, конечно, если захочет. Для молодого лётчика это очень полезная наука. Вот я и нахватался у своих командиров всего понемногу. Ведь у каждого лётчика свой, индивидуальный лётный подчерк.
Когда я полетел в проверочный полёт с комэском (он проверял мою технику пилотирования), Михаил Сергеевич пришёл в лёгкий ужас. Ты, говорит, как губка нахватался, чего попало, и повторяешь, не думая, а лётчик должен соображать.
То ли он просто ко мне хорошо относился, по человечески, то ли я ему как-то приглянулся, но мы часто летали вместе. Когда он летал самостоятельно, то часто именно меня включал в состав экипажа. Меня за спиной называли «любимчиком» комэска. Он это знал и посмеивался. Ну, пойдём, любимчик, полетаем, а я посмотрю, как ты осваиваешься в небе. Быть его «любимчиком», это означало, что он будет требовать и требовать, проверять, задавать вопросы на любые темы – аэродинамика, НПП ГА, РЛЭ, навигация, устройство вертолёта и его систем. Когда я знал, что завтра стою в наряде в экипаже с комэском, я опять штудировал документы. Фиг его знает, что он опять спросит! А если спросит, а ты не ответишь, или ответишь неправильно, будет смотреть своими круглыми глазами с лёгкой улыбочкой на лице, как на какую-нибудь бестолочь. Я уже писал, как проходили иногда наши с ним полёты. Он сидит в своём левом пилотском кресле, я пилотирую. Комэск думает о чём-то своём. Вдруг говорит: «Саня, дай мне твою левую руку». Проведёт своим пальцем по моей ладони и говорит: «Видишь, рука твоя слегка влажная, вспотела. А ведь сейчас в кабине не жарко. Значит ты напряжён. Так ты быстро устанешь и перестанешь чувствовать машину».
Берёт управление на себя, и показывает, как надо. Лётчик он был великолепный. Смотришь на него, он сидит, почти не шевелит «ручкой». Еле заметные движения. И говорит: «Надо чувствовать машину. Она ещё только собирается что-то сделать (отклониться), а ты уже это понял и упредил маленьким движением «ручки». Не потом, когда она уже пошла, и тогда ты шуруешь «ручкой», как лопатой!». Он говорил, что полёт должен быть красивым, таким, чтобы самому нравился. Стрелки замерли, скорость, высота, курс не гуляют. Заходишь на посадку, расчёт должен быть таким, чтобы установил тангаж (угол продольного наклона вертолёта), подобрал режим, и она сама идёт, снижаясь и гася скорость. Площадка не гуляет в лобовом стекле вертолёта, а стоит на месте, только увеличиваясь в размерах, по мере приближения к ней. И машина сама остановится там и на той высоте, где тебе нужно. Тебе только останется чуть увеличить «шаг» и придержать педалью. И не надо шлёпать вертолёт на щит, а мягко-мягко коснуться колёсами, без смещения. И рассказывал, и показывал. Я всё это впитывал и думал: «Мне никогда так не научиться!». Спасибо Михаилу Сергеевичу, что мордовал нещадно. Как же я был ему благодарен за эту школу потом, когда сам стал командиром. Жаль, не дожил мой комэск до этого и не увидел, что из меня получилось. Он ушёл в ноябре 1982 года от тяжёлой болезни почек, которые застудил когда-то зимой, когда они летели в мороз на вертолёте МИ-4 с отказавшей печкой БО-20. Это переохлаждение сыграло роковую роль в его жизни. Как рано ушёл от нас комэск. Ему было всего 37 лет. А мне он тогда казался таким старым! Господи, а у него всего-то был самый золотой возраст вертолётчика. Я сейчас на четверть века старше своего командира. Ушёл Михаил Сергеевич, но успел сделать главное для меня. Показать, каким должен быть лётчик, командир, а главное – каким должен быть человек, от которого зависит судьба и жизнь людей на борту вертолёта. Что такое настоящий профессионализм, и каким должно быть отношение к делу, которое ты выбрал на всю жизнь.
Вот иногда я и думаю – как важно для того, чтобы твоя жизнь сложилась, была правильной, и тебе не было стыдно перед окружающими и перед самим собой, встретить в своей жизни людей, которые помогут, направят, объяснят. Мне повезло. Я всю жизнь встречаю хороших людей, которые для меня сделали многое – воспитывали, учили, подавали пример. Это и мои родители, дед, бабушки, учителя в школе, пилот-инструктор в училище, мои командиры и наставники здесь, на севере. Но особо хочу отметить, что встретил в своей жизни и трёх КОМЭСКОВ. Вроде немного, всего три. Но хватило на всю жизнь. Спасибо им за это. Низкий поклон. И ушедшим, и живущему. Полёт продолжается.
