Обозначенная пунктиром в Послании Президента РФ новая реформа высшего образования вызывает противоречивое чувство у специалистов по социологии образования.
В ряду других планов социально-экономического развития эта реформа выглядит органично – уже слишком многим ясно и понятно, что без этого не обойтись, и признаки, свидетельствующие о глубоком кризисе высшей школы, что называется, бросаются в глаза.
Но что вызывает тревогу? По всей видимости, те же самые люди в руководстве российским образованием, которые двадцать лети назад с восторгом организовывали переход от советских стандартов к Болонской системе, сейчас с тем же административным воодушевлением будут сооружать возврат от Болонской системы к советскому образованию.
Причем, с тем же самым результатом.
Потому что реального перехода к Болонской системе так и не произошло. Формальное раздербанивание советского специалитета на бакалавриат и магистратуру фактически обернулось совсем непредвиденными результатами. Базовая подготовка специалистов была втиснута в четырехлетний срок за счет сокращения количества курсов (хотя по болонским стандартам должно было произойти их увеличение за счет дисциплин по выбору); магистратура сплошь и рядом превратилась в дополнительное высшее образование по ускоренной процедуре.
Реальный, а не декларативный переход на болонскую систему, потребовал бы как минимум в полтора раза увеличения преподавательских кадров, а самое главное – увеличения оплаты труда ППС с целью привлечения в вузы более квалифицированных профессионалов.
Но – «денег нет, но вы держитесь!»
В результате необходимая для болонской системы интеграция с рынком труда и рынком образовательных услуг обернулась в российских условиях дешевой, базарной коммерциализацией. Вузы попытались получить необходимые финансовые ресурсы за счет студентов.
Но увы! В той же Европе (я не говорю о США, где образование еще дороже), затраты на подготовку специалиста с высшим образованием в несколько раз выше, чем выделяется в России на одно бюджетное место. При этом в этих затратах не менее 60% должно быть заложено на оплату преподавателей.
У нас же коммерческая цена на образовательные услуги просто не могла осилить необходимый уровень. Никто не хотел платить, условно говоря, 300 тысяч рублей за семестр, если государство выставляло на рынок половину мест для набора за счет бюджета, хотя финансировала эти места в четыре раза меньшей суммой.
Хроническое недофинансирование стало причиной того, что дисциплины по выбору в учебном плане стали фикцией, реально у студента так и не появилось возможности выбора собственной образовательной траектории, уменьшение количества аудиторных занятий так и не было компенсировано организацией самостоятельной работы студентов.
Образование – вещь очень дорогая, поэтому болонские стандарты держатся на поддержке целого ряда институтов – здесь и государственные программы, и банки, предоставляющие образовательные кредиты, и работодатели, и сами учащиеся, рассматривающие образование как инвестиции в собственное будущее.
У нас такой системы так и не сложилось. В результате – катастрофическая недооценка статуса профессионала. Обычное дело – работа «не по специальности» после окончания университета, ориентация работодателей на кадры не с образованием, а «с опытом работы» и многие другие штучки.
Эти признаки наблюдаются уже лет двадцать, но война на Украине обнажила их и сделала кричащими. Вдруг всем стало очевидным, что сотни тысяч молодых специалистов из ай-ти индустрии, находясь в России, работали (и продолжают работать) не в нашей экономике, а в экономике, как правило, «развитых» страны. Именно этим был вызван массовых отъезд этих специалистов в Казахстан, Киргизию, Грузию и даже Таджикистан – куда угодно, по воле работодателей или партнеров по бизнесу из Западной Европы в соответствии с объявленными санкциями.
И программисты выбрали себе другую экономику вовсе не потому, что в российской экономике для них нет работы. Но в российской экономике, как неоднократно отмечала Международная Организация Труда (МОТ), труд недооценен, за одну и ту же работу специалисты России получают гораздо меньшую сопоставимую оплату, чем в США или Европе. Отсюда масштаб работы по аутсорсингу, либо в удаленном режиме на зарубежные фирмы там, где это возможно – в IT индустрии.
И уж совсем скандальным выглядит статус преподавателя вуза. Американский или европейский рядовой «локтор философии» (это наш кандидат наук), прочно прописался в среднем классе, причем в высшем его сегменте. У нас же президент своим указом потребовал чисто административно поднять средний уровень зарплаты ППС до двойного среднего уровня по экономике в каждом регионе.
Потребовал! Но денег не дал. А вы держитесь…
Что из этого получилось, каждый преподаватель знает.
Самое грустное, что одновременно и параллельно с якобы внедрением якобы болонской системы перекрывались все пути для прихода в вузы молодых преподавательских кадров – фактически разрушалась аспирантура, массово закрывались диссертационные советы, хаотически менялись системы оценки научной деятельности… Да что там говорить – уже год, как российским ученым перекрыт доступ в наукометрические базы Web of Science, Scopus, но индексация именно в этих базах по прежнему считается чуть ля не единственным показателем, регулирующим и доступ к научным грантам, и к системам премирования.
…И как теперь может выглядеть «возврат к советскому базовому образованию»? Первое, что приходит на ум – просто сократят магистратуры, которые так и не стали школой подготовки профессионалов высокой квалификации, а бакалавриат расширят до специалитета.
Выпустить новые федеральные стандарты, учебные планы и программы переписать недолго. Кое-где на кафедрах еще сохранились архивы с планами в пять лет обучения.
И все, можно рапортовать, что проблемы решены?