Бывают в жизни минуты, когда внезапно распахивается волшебная дверь и жизнь дарит вам встречу, на которую вы никогда не надеялись. (Гийом Мюссо)
— Алло, пап, привет. Слушай, я тут подумала, может, сходим сегодня в театр. Сегодня премьера... У нас на работе одна женщина взяла билеты, а сама пойти не сможет — заболела, я вот и подумала...
— Настенька, Настенька, погоди дай хоть слово вставить. Спасибо за приглашение, но не смогу: на работе до восьми буду.
— Какая работа? Ты же с первого марта в отпуске!
— У Аркаши срочные дела, попросил заменить его.
— Ой, пап, по-моему, они там просто ездят на тебе, а ты и рад горб подставлять. Ну вот почему у Аркаши дел до твоего отпуска не было, а тут вдруг нарисовались?
— Потому что жена у него родила именно тогда, когда я вышел в отпуск и ему сейчас к выписке надо подготовиться: дома прибраться, кроватку собрать, конверт на выписку купить.
— А кроме тебя выйти некому? Ты и так каждый день на работе!
— Не бурчи, Настёна. Три дня за него отработаю, от меня не убудет. А потом мы с тобой в театр сходим, и боулинг я ребятам обещал и отдохнуть успею.
— Знаю я как ты отдыхаешь. Неделю дома посидишь и пойдёшь лапки зверятам перевязывать, Айболит, ты наш.
— Какой уж есть. Скучно мне долго дома, Настёна.
— Потому что один...
— Заведу себе блоху.
— Лучше жену.
— Всё, доча, пора мне собираться. Через час выходить, а я ещё не побрился с утра и обед надо приготовить.
— Пока, пап. Билеты я на субботу куплю! И никакой работы, — пригрозила женщина.
— Хорошо...
Леонид Валерьевич нажал красную трубку на телефоне и, напевая, пошёл в ванную комнату. Поменял лезвие на старом бритвенном станке, вытащил из шкафчика помазок. Сколько раз ему дарили современные бритвенные станки, пенки и гели, но он всё отдавал сыну. Потому что таким человеком он был — не любил менять привычки. Бриться — старым станком со сменными лезвиями; на завтрак — яйцо всмятку; ложиться спать в 21:00, чтобы в 5 встать; в любую погоду на голове кепка. Зимой, утеплённая с ушками, летом лёгкая, светлая.
Нет, не был он упрямым и упёртым, но за некоторые привычки держался крепко, словно они давали опору. Как якоря держали за зыбкий мир, даря ощущение предсказуемости. Кажется, если не будет утром яйца, то и мир пошатнётся.
Восемь лет назад Леонид Валерьевич овдовел и последние три года дочь Анастасия всячески пыталась устроить личную жизнь отца.
— Тебе уже шестьдесят восемь, — говорила она на последнем дне рождения, поднимая бокал, — Желаю тебе, чтобы рядом появился близкий человек.
Переживали дети за него, мол, немолод, хорошо если кто-то будет рядом. И им спокойнее, и ему веселее. Настя на другом конце города живёт. Без пробок-то два часа добираться, а уж в час пик все четыре. Сын Андрей, за четыреста километров с семьёй обосновался. И сколько бы ни убеждал детей Леонид Валерьевич, что ему и одному хорошо, они были убеждены — жениться надо, папа. Особенно усердствовала Настя, конечно.
Леонид Валерьевич и сам иной раз думал об этом, но перебирая мысленно кандидатуры, подходящей не находил. Покойную жену любил, уважал и сокрушался, что ушла из жизни так рано. Но всегда думал, найди он под старость себе пару, Люба одобрила бы.
Ведь в молодости у них даже разговоры о том были, что ежели кто-то раньше времени из жизни уйдёт, то второй должен создать новую семью, не ставить на себе крест. Вроде получается, будто накаркали. Правда, Люба ушла из жизни, когда им по шестьдесят исполнилось, дети уже подросли, упорхнули из родного гнезда.
И где в таком возрасте искать спутницу жизни Леонид Валерьевич не знал. Хотя дочь неоднократно говорила, что на его работе это вообще легче лёгкого, просто он упрямится.
Работал Леонид Валерьевич ветеринарным врачом, и Настя представляла, что в ветклинику табуном ходят одинокие женщины с кошечками и собачками. Вот среди них по её разумению, ему и надо было найти подругу жизни.
Леонид Валерьевич ухмылялся. Да, в клинику приходили интересные дамы, но его всегда больше интересовали их питомцы. Не любил он смешивать работу и личную жизнь. Покойная Люба была совсем из другой профессиональной области — заведующая центральной библиотекой. Зато им всегда было интересно вместе. И вот это разделение: работа отдельно, дом отдельно, не давала им устать друг от друга до зубного скрежета.
Несмотря на то что пенсию Леонид Валерьевич получал уже давно, уходить с работы не спешил. И в клинике, которой он отдал двадцать лет жизни, его уважали, отпускать на заслуженный отдых не хотели. А он помимо прямых обязанностей учил молодёжь тому, что в учебниках не прописывается, а только с опытом приходит.
И хоть клиника их была не самая современная, с пожухлой вывеской и не в самом проходном месте, постоянные клиенты у них были всегда. С кем-то уже практически сроднились. Как, например, с Анной Викторовной, страсть которой были рыжие коты. Уже четвёртый на памяти врачей, потому как поживут они у женщины семь лет и уходят на радугу. Женщина погорюет, а через несколько месяцев нового рыжика на осмотр несёт. А уж сколько невероятных историй слышал Леонид Валерьевич за свою жизнь — роман написать хватит.
Так и жил, радуясь каждому дню, леча хвостатых и бреясь старым станком.
Эльвира Амировна спешила в институт. Сегодня утром ей позвонили и попросили провести лекцию. Извинялись, что не предупредили: у преподавателя форс-мажор. Женщина, радуясь, что до назначенного времени ещё несколько часов, принялась готовиться к лекции.
Уже пять лет, как она должна была выйти на пенсию. Но полностью уйти не получалось. Её уговорили дважды в неделю вести занятия, потому что заменить её было решительно некому. И, когда у преподавателей смежных специальностей случались форс-мажоры, её просили заменить.
Она всегда выручала, потому что институту посвятила всю жизнь и читать лекции для неё, как дышать. Да и готовиться особо не приходилось — всё сложено и приготовлено.
Ей нравилось замечать, как из угловатых и несерьёзных первокурсников получаются специалисты. Проходит всего десять лет, с того момента как они получили диплом, а вот уже не девчонки с яркой помадой и пирсингом, а специалисты. И не парни с длинными волосами, не расстающиеся с гитарой, а руководители отдела. Кто-то остаётся в специальности, кто-то уходит в диаметрально противоположную сторону. Такова жизнь...
Несмотря на все неурядицы, что выпали на её долю, свою жизнь Эльвира Амировна считала удавшейся. Двадцать лет назад её мужа, тоже преподавателя в институте, пригласили в другую страну. Он заключил контракт на год и уехал, оставив её с детьми-подростками.
Эльвире было сложно, да и времена были нестабильные. Но деньги, которые присылал муж, убеждали её, что они поступили правильно. Останься он России, пришлось бы преподавать сразу в двух институтах, пытаясь обеспечить семью. Такие уж они были оба — интеллигентные, скромные и зарабатывать на своём служебном положении не умели, считая, что брать деньги за зачёт — ниже преподавательского достоинства. Этих же принципов Эльвира Амировна придерживалась и сейчас.
Однако муж, отработав контракт, домой не вернулся. Приехал на неделю и покаялся в том, что на чужбине встретил другую женщину. Просит простить и отпустить... Женщина переживала, избегала расспросов, но шила в мешке не утаить: в институте их хорошо знали.
И тогда, сменив тактику, она гордо понесла крест брошенной женщины. Ведь и вправду не она ушла из семьи. К слову, муж, ставший бывшим, всегда финансово поддерживал детей. И, приезжая в родной город, заходил к ним на чай, подолгу сидел в гостях. Вежливое общение они не прекратили. А с появлением интернета это стало ещё проще.
Сама женщина общалась с бывшим мужем редко, но дети связь поддерживали и это её радовало, ведь как ни крути, а то, что не сложилось у них, не должно вредить им.
Дети выросли, обзавелись семьями, и Эльвира Амировна осталась одна. Периодически они говорили, что неплохо бы ей устроить свою личную жизнь. Найти в институте профессора и жить в своё удовольствие. А если профессор окажется ещё и с дачей, так вообще красота. Что ещё нужно на пенсии? Всегда будет о чём поговорить, будет чем заняться и им спокойнее, если мама не одна.
Эльвира Амировна отмахивалась и ворчала, что никак не отпустят её на пенсию, всё приглашают вести пары. Правда ворчала она больше для видимости. Потому что эти два дня в неделю были идеальной рабочей нагрузкой: не устаёт, есть куда накраситься, общение. Ну что делать дома семь дней в неделю?
Вот и сегодня она спешила в институт, аккуратно переставляя ноги в мартовской снежной каше. Ночью чуть подморозило и шёл снег, а в одиннадцать солнце грело лучами, и вчерашний белый покров таял, смешиваясь с дорожной грязью и реагентом, превращался в коричневую массу.
В это время суток город обычно затихал: давно начался рабочий и учебный день, машин и людей на улицах меньше. Ещё час и люди выйдут на обеденный перерыв, первая смена школьников пойдёт домой, вторая, наоборот, поспешит к партам. Улицы вновь наполнятся суетой.
~~~~~~
Продолжение ЗДЕСЬ
