Прощание с горой
Часть 4 (окончание)
Тогда можно: больно, ох как больно, лучше умереть, чем так мучиться, но это после того, как мы докажем, что были на вершине. -Ты держись за меня, я тебя потащу, травы – это тебе не кустарник, травы по крутизне растут. -Это я тебя потащу, а не ты меня, у тебя кости никудышные. -Неправда, у тебя хуже, ты вечно жалуешься на поясницу. -Ты старая развалина! -Это ты развалина, а не я. -Ладно, давай договоримся так: будем по очереди, раз я тебя потащу, раз ты меня потащишь. -Ладно. Они быстро перебирают ногами, топча землю под лавкой, опускают головы, стискивают зубы и начинают потихоньку размахивать руками, что означает, что они справились с собой, преодолели слабость и теперь взбираются вверх по склону, настойчиво устремляясь к раскрытым настежь каменным воротам, откуда до вершины уже ближе. -Мне уже лучше. -И мне лучше. Они сидели рядышком, лицом к лицу, ласково улыбались друг другу и молчали. Это молчание говорило – только любовь и поддержка помогут нам выстоять против жестокого мира, который требует, чтобы мы были серьезными и чинными, чтобы мы пребывали в задумчивости и печали, не произносили лишних слов, чтобы мы все время были такими, все время…аж до гробовой доски, до слов – да упокоятся они вечным сном, аминь, - произнесенных привычной скороговоркой равнодушным священником, до этого самого последнего, после чего будет лишь постукивание лопатой по свежему холмику. И ничего более. И люди разойдутся по домам к своим детям и своим делам. Не стыдись, старый гриб, что ты стар, не притворяйся, будь таким, как ты есть – дряхлым стариком, ибо тут не надо притворяться, тут нет людей – жадно хватай воздух раскрытым ртом, расстегни ворот рубашки, хрипи, охай, задыхайся, заходись кашлем. Здесь одни камни и маленькие птички, которые любят сидеть на скалах, а еще ящерицы и насекомые. Тут никто не будет напоминать тебе, что близок твой час… -Ну, еще немного. Мы дойдем до вершины… -Знаешь, там внизу болели ноги и спина, а тут человека нет вовсе, есть только боль. -Вот и получается, что не два старика, а две боли взбираются по скале, две боли добрались до плоского камня, посидели немного на нем, и вот теперь эти две боли опять взбираются на гору. И не два старика, а две боли доберутся до вершины… -Это ты хорошо сказал, и если бы я не был сейчас на скале, рассмеялся бы… -Посмеемся на вершине. -Боюсь, не выдержу и рассмеюсь. -Сейчас нельзя. -Ты и не представляешь, как хочется мне посмеяться над этими двумя болями. -Не сейчас, не сейчас… -А меня так и разбирает. -Если засмеешься, можешь свалиться вниз. Так хорошо у нас все складывалось… А ты вдруг начинаешь трястись от смеха. Можно подумать, что тебе совсем не хочется взобраться на вершину. А ты подумай о том, что будет, когда мы до нее доберемся, а потом спустимся с горы к людям, и карманы у нас будут набиты разноцветными камешками? Ты же начинаешь хохотать, как будто решил умереть, когда до вершины осталось совсем немного. Не умирай, надо же принести камешки и мелкие пахучие цветочки… Не валяй дурака, не умирай, ведь все так хорошо складывается. Послушай меня, живи! Неужели тебе не хочется жить теперь, когда все так прекрасно складывается, и ты можешь взобраться на гору? Ну, не хочешь, не надо, старый болван. Тоненький птичий смешок, вот такой – хи-хи, как звук дудочки, сотряс старое тело, и второй старик соскользнул со скамьи, упал на утоптанную землю у стены дома. Странно так упал, вытянув одну руку и слегка согнув ладонь, так что она стала похожа на какой-то бесформенный пустой сосуд… Набежавший откуда-то цыпленок заглянул в эту ладонь и даже осторожно ткнулся в нее клювом, проверяя, нет ли там случайно зерна…