Выражение «сумрачный германский гений» впервые употребил поэт Александр Блок. В большом стихотворении «Скифы» (1918 год), часто не вполне корректно называемом поэмой, он пишет:
Мы любим всё – и жар холодных числ,
И дар божественный видений,
Нам внятно всё – и острый галльский смысл, И сумрачный германский гений…».
Скорее всего, Блок имел в виду всех немецких творцов, вместе взятых, и прежде всего, конечно, поэтов. Тяжеловесность шедевров немецкой культуры очевидна всем, кто хоть раз с ними сталкивался. Немецкая культура – это всегда монолитные здания с крепкими фундаментами, даже если речь идёт о таком тонком художественном направлении, как романтизм. Но философ-идеалист Георг Гегель, похоже, – самое выразительное воплощение этого эпитета.
Тяжеловесность и сумрачность Гегеля хорошо видны на самом известном его портрете, написанном Якобом Шлезингером в 1831 году – незадолго до смерти философа. С полотна смотрит грузный человек с нездоровым цветом лица, мешками под глазами, жидкими волосами, одетый в плотные теплые темные одежды. Фон картины еще мрачнее. Да что картина – даже само имя состоит из четырёх слов – Георг Вильгельм Фридрих Гегель.
И всю свою жизнь, с самого детства, создатель системы абсолютного идеализма отличался не только тяжёлым слогом, но и основательностью в мышлении, порой казавшейся окружающим чрезмерною. Но именно эти черты позволили Гегелю создать величайшую философскую систему всех времён и народов, которой не было аналогов ранее и не появилось позднее – до сих пор.
Личность Гегеля
Лёгкий по жизни человек не смог бы создать такое тяжеловесное учение. Не пересказывая его биографии, отмечу лишь некоторые факты из неё. Тяга к классификации, систематизации и упорядочиванию всех известных ему знаний появилась ещё в детстве. А учёба на богослова только способствовала таким умениям. Как не вспомнить слова доктора Фауста из трагедии Гёте: «И за нос десять лет вожу учеников, как буквоед, толкуя так и сяк предмет».
Гегель отнюдь не был затворником, как можно подумать. У него была жена и двое законных детей (и он считал, что брак должен быть основан на взаимном доверии и уважении супругов). Более того, у него был даже внебрачный сын – существует версия, будто тот сбежал от диктата Гегеля в голландскую армию и умер от лихорадки в Индонезии. Что ж, сочетание в философе противоположных черт отмечали многие, но ведь противоположности суть едины.
Сложно сказать, насколько он был тяжел характером, но как лектор он быстро снискал популярность и ещё при жизни стал живым воплощением германской философской мысли. При этом он умел общаться с властями – и, чего уж там, кланяться перед сильными мира сего.
Система Гегеля
В философском учении Гегеля есть две главные черты. Первая заключается в том, что он впервые в мировой истории свёл в единую категориальную систему практически все понятия, которые в первой половине 19-го века могли интересовать философию. Каждое описанное им явление не просто имеет своё место в его учении, но и получает определение через связанные с ним понятия. Каждый элемент системы Гегеля связан со всеми остальными.
Вторая черта – это удивительно образный, едва ли не художественный мотив, лежащий в основе всего его учения. Историческое, эволюционное разворачивание духа, проходящего путь от одной стороны абсолюта к другой его стороне. Этот переход, собственно, и связывает все категории, предстающими этапами путешествия духа. Он обуславливает и объясняет внутреннее, сущностное единство всего сущего при всём разнообразии его проявлений.
Стиль Гегеля
Это первое, если не единственное, что отмечают при знакомстве с его трудами. И при всей моей симпатии к Гегелю я не могу не согласиться с тем, что он невероятно тяжело излагал свои мысли. Чудовищные нагромождения слов и оборотов, половина из которых вроде как термины его учения, многочисленные вводные слова и предложения на несколько строк. Некоторые определения очевидно избыточны и только мешают понять определяемый термин.
Впрочем, исключительная тяжеловесность изложения присуща только фундаментальным работам Гегеля, посвящённым логике, философии природы и духа. Изданные сборники его лекций по эстетике и философии истории написаны гораздо проще и доступнее, возможно, потому, что изначально не сочинялись на бумаге для печати, а читались студентами в аудитории. Более понятны и ясно изложены также философия религии и философия права.
Однако у гегелевского стиля есть и другая сторона – образные сравнения и яркие, лаконичные афоризмы, в которых подчас видны очень глубокие и тонкие наблюдения, а иногда и удивительно точные прогнозы на будущее. Почему-то о них вспоминают куда реже, чем о дефинициях семьи или звука. Очевидно, что Гегель многое понимал – и хотя заблуждался он тоже немало, ему есть и будет что сказать своими трудами ещё многим сотням поколений.
Критика Гегеля сводится обычно к осуждению его слога или к тому, что он игнорировал факты в пользу своих убеждений. В обоих случаях с критикой до определённого момента можно согласиться, однако факт остаётся фактом: интеллектуальный подвиг Гегеля очевиден. Его философская система не совершенна, но близка к этому настолько, насколько это было возможно в начале 19-го века. Века бурного, полного открытий и надежд на полное познание окружающего мира. А ведь каждый – и особенно философ – есть сын своего времени, как отмечал сам Гегель. Как бы то ни было, но монументальный свод его учения определил всё последующее развитие философии – и сейчас мы наблюдаем её кризис и не видим никого, кто смог бы сравниться с сумрачным германским гением.