Предыдущая, пятьдесят шестая часть *** Начало, первая часть
Мамонт открыл глаза, чувствуя, как сложно было сделать это, ведь веки так сильно отяжелели, что отказывались слушаться. Он постарался встать, но плечо резким выстрелом напомнило о боли. Огляделся вокруг себя и понял, что находится в палате. Посмотрел снова направо, решив проверить, что зрение не обмануло его, и заметил Аню на кровати рядом с собой. Она глядела на него перепуганными глазенками. Левая рука была загипсована, а на лице небольшой зеленоватый синяк и несколько царапин. Больно стало оттого, что его девочка оказалась вовлеченной в разборки столетней давности.
У Мамонта в голове даже не укладывалось, как можно воспринять эти записки школьные, как что-то серьезное…
Как?
Видимо, психическое расстройство у Нади давно было. Возможно, с раннего детства, а активировалось, когда она стала чувствовать себя никому не интересной. Записки заставили её поверить в себя, а вот что было дальше?..
— Ты как? — спросил Мамонт, осознавая, как сильно ослаб.
— Все нормально. Все хорошо будет… Ты не волнуйся. Ты крови много потерял. Врачи сказали, что тебе лежать нужно.
— Я пока и не пытался встать, а вот ты волнуешься! Сколько уже времени? Мы… Нас сюда давно привезли?
Аня как-то грустно посмотрела на него, взгляд чуть в сторону отвела и прошептала:
— Второй день. Вчера тебе операцию делали. Пуля застряла в плече и раздробила кость… Много крови было потеряно.
— А как же Миша?
Мамонт подскочил резко и снова упал на подушку, потому что перед глазами потемнело от боли, которая резанула плечо, словно очередная пуля туда попала.
— Миша с твоими родителями. Ты не волнуйся. Паша вчера отвез его в деревню… И Нину высвободил из заточения, как рыцарь принцессу. Знаешь, мне кажется, что они даже подружились…
— А ты… Как?
— Паша приходил утром. Цветы вот принес… Фрукты…
Мамонт с ревностью покосилась на тумбочку, на которой стоял букет желтых хризантем. Он Ане всего один раз цветы подарил и хотел срочно исправить это. Задарить ее цветами, сделать жизнь на сказку похожей.
— Миша испугался, наверное, — поджал губы Мамонт. — Я ведь ему тортик обещал принести. И тебя домой… Живую и невредимую.
— Прежде чем увезти его, Паша его сюда завозил. Я ему все объяснила. Миша ждет нас. Сегодня вот по телефону с ним разговаривали… Ты позвони ему… И он, и родители твои переживают за тебя.
Мамонт поджал губы, понимая, что действительно виноват перед своими близкими. Он от родителей отдалился сразу, как только те начали против его брака с Верой выступать. Даже не пытался поговорить и понять, почему они так сильно против. Он ведь деньгами откупаться пытался, а на самом деле должен был внимание свое и заботу проявлять. Снова так мерзко на душе стало…
— Что с Надей?
— Полиция приехала следом за Павлом. Твое заявление и признание Егора чистосердечное вынудили их примчаться. Ее увезли, а куда там дальше определят, я не знаю. Пока полицейские не приходили, чтобы допрашивать…
У Ани взгляд такой потерянный был, что до боли в кончиках пальцев захотелось прикоснуться к ней, обнять и пообещать, что теперь все хорошо будет. Потому что Мамонт все для себя решил — они продадут к черту все квартиры после свадьбы и уедут, в доме ремонт сделают, заживут, как люди… И Мамонт, наконец, воплотит мечту своего юношества — откроет базу отдыха в деревне, а отца управляющим сделает, и матери непременно придумает должность, чтобы были они заняты делом и не скучали там. Он постарался встать, опираясь на здоровую руку, но показалось, что рана снова начала кровоточить.
— Петь, тебе вставать нельзя. Давай, я лучше к тебе пересяду? — предложила Аня и поднялась на ноги.
— А тебе вставать можно?
— Я более-менее нормально себя чувствую… Мне кровь прочистили от вредных веществ, которые в том препарате содержались. Перелом небольшой загипсовали. В целом я в порядке. Правда, мне назначили курс общения с психиатром, не знаю зачем.
Аня выглядела потерянной, и у Мамонта сердце сжималось, так хотелось отмотать время назад и предотвратить весь этот кошмар. Она подошла, села рядом и как-то спокойнее стало. Сжав ее руку, он понял, что нельзя откладывать с признанием. Ведь когда ее украли, точно осознал, что любит всем сердцем. И она должна знать.
— Петь, ты поговорить хотел… Ну, перед тем как все это случилось, — напомнила Аня.
И внутри такой водоворот противоречий возник. С одной стороны, хотел поговорить. Не видел смысла умалчивать о причастности его матери… Но с другой стороны, он уже собирался признаться в любви, а тут такое…
И тут идея в голове появилась о том, что для признания в любви нужна другая обстановка… Что-то романтичное. Не место тут признаваться в своих чувствах.
— Хотел…
Мамонт поджал губы. Он рассказал Ане все, что узнал от своей матери о причастности той к увольнению из детского сада, о судьбоносном знакомстве с приемной матерью Ани… И посмотрел в глаза, пытаясь понять, не сделал ли хуже своей откровенностью. Аня все слушала, не перебивая, а потом сделала глубокий вдох и пожала плечами.
— Что сделано, то сделано. Я не вправе судить твою маму. Она ради тебя и Миши старалась. До меня ей дела не было, когда она с сада постаралась меня уволить…
— Ань, не говори так, она же хотела уже тогда, чтобы ты частью нашей семьи стала. Конечно, все могло прогореть, но она мудрая женщина, знала, что ты мне обязательно понравишься…
Аня вдруг как-то странно посмотрела, казалось, даже в душу заглянуть умудрилась в эту секунду.
— Я действительно нравлюсь тебе? — задала такой прямолинейный вопрос, что внутренности все стальным кулаком сжало.
И что можно было ответить ей? Она же не просто нравилась. Она уже давно частью его самого стала. В ином случае разве кинулся бы он к похитителям вот так, один? Стал бы рисковать собой, зная, что может ребенка без отца оставить? Вот только признаваться в любви тут… не хотелось уже. Мамонт выдавил улыбку.
— Думаешь, стал бы я рисковать жизнью, если это было по-другому? — спросил он, вскинув бровь. — Кроме того, ты задержалась в нашем доме после нашей близости и вот-вот станешь моей женой… Так что все очевидно.
