Представляем три серьезных, философских и при этом увлекательно написанных романа, которые заставят вас задуматься о важных вопросах, касающихся времени, истории, веры и свободы личности.
Джон Максвелл Кутзее. Бесчестье (1999)
Роман рассказывает историю пожилого преподавателя литературы Дэвида Лури, который принудил свою студентку вступить с ним в интимную связь. Во время этического разбирательства в университете он признает вину, но отказывается от публичного раскаяния, предпочитая уволиться. Лури едет к дочери Люси, которая занимается фермерским хозяйством в глубинке ЮАР. Уже после первого диалога нам кажется, что главный конфликт романа будет поколенческим. Но история, рассказанная Кутзее, сложнее. Однажды на семейство Лури нападают местные бандиты. Это насилие – на первый взгляд случайное – оказывается вовсе не бытовым: это насилие, которое разрешили себе чернокожие жители ЮАР после отмены апартеида. Слова «месть» или «расплата» (как и «апартеид») в романе не произносятся, но в двусмысленных диалогах с чернокожим работником фермы подразумеваются. Профессор Лури, как может, сопротивляется этой новой преступной морали. Он пытается апеллировать к цивилизованным представлениям о правах женщин, личности. Но сам-то профессор, когда мог и хотел, эти права (женщин, детей, животных и всех, кто был социально, интеллектуально слабее его) не замечал: он пользовался всеми «благами», которые предлагал ему «цивилизованный» мир (в том числе услугами чернокожих и «цветных» проституток). И также (хоть и с большей жестокостью) «пользуются» свободой действий вчерашние изгои. Мораль что университетского профессора, что неотесанного аборигена не абсолютна, раскладывается на степени: не имеет значения, если унижен чужой ребенок (сестра, мать), больно – если свой.
Когда в 2003 году Джону М. Кутзее присудили Нобелевскую премию по литературе, в формулировке было указано (среди прочего), что награждается он за безжалостную критику «жестокого рационализма и искусственной морали западной цивилизации». «Бесчестье» - это роман, который задевает за живое, прямо-таки царапает ногтем по стеклу, раздражая и вызывая желание «вмешаться» в историю героев. И профессор Лури тоже пытается что-то сделать: избивает одного из малолетних насильников дочери, просит прощения у семьи той студентки, с которой имел связь. Но это ничего не меняет, никого не утешает. Люси постепенно теряет свои права на землю (и все привилегии), подчиняясь местным диким обычаям (для одних эти нравы дикие, для других – традиционные). Что в этом историческом раскладе могут вообще сделать «гуманные» белые люди? Лури помогает местной ветеринарше Бев Шоу усыплять брошенных собак.
«Чего пес не сможет уразуметь («Даже за месяц, состоящий из одних воскресений!» - думает он), чего его нюх ему не расскажет, так это того, как можно войти в обычную с виду комнату и никогда из нее не выйти. Что-то в ней происходит, что-то несказуемое: здесь душу выдирают из тела и на краткое время она повисает в воздухе, скручиваясь, искажаясь, а после ее затягивает в трубу – и все. Это выше его понимания – комната, являющаяся вовсе не комнатой, но дырой, сквозь которую ты вытекаешь вон из бытия».
Безболезненная смерть – единственное, что они (атеисты, интеллектуалы) могут дать. Много это или мало? Хорошо это или плохо? Нужна ли такая «гуманность»? Может, без боли и насилия нет и жизни? Может, «свободная личность» вовсе не такая уж ценность, как нам кажется? Роман Кутзее – это очень европейский текст (хотя автор считает себя южноафриканским писателем), безжалостный и острополемический, бесстрастный и проникновенный, пессимистичный и утонченный. Книга заставляет критически подумать о времени, в котором мы живем, о ценностях, которыми дорожат разные (культурно, социально) люди.
После прочтения романа посмотрите обязательно прекрасную экранизацию книги с Джоном Малковичем в главной роли (2008 г.). Роман камерный, реалии местности в книге показаны скупо, а в фильме есть фактура и колорит Южной Африки: огромное пространство, небо, природа, тишина и медлительность провинции; лица людей, когда они просят милостыню и когда они танцуют; играющие на помойке дети; доверчивые, никому не нужные собаки; одинокий профессор, сочиняющий на банджо оперу о последней любви лорда Байрона.
Книга в библиотеке: Кутзее Дж. М., Бесчестье. — Санкт-Петербург. — Москва : Домино : Эксмо, 2009. — 365 с. ; 17 см. — (Интеллектуальный бестселлер). Шифр 84(3); Авторский знак К95; Формат С; Инв. номер 2300730-КХ(А)
Грэм Грин. Сила и слава (1940)
Действие романа происходит в Мексике в 1920-е гг., в период жестоких гонений, которым подвергалась Католическая церковь и ее служители. Один из священников, вопреки запрету и под угрозой смерти, скитается по деревням и продолжает исполнять свои обязанности: крестить, причащать, исповедовать и служить мессы. Но его трудно причислить к эталонным мученикам: за годы одиночества и скитаний из заурядного, но вполне благочестивого священника он превратился в «пьющего падре», переставшего соблюдать церковные правила, кроме того, он вступил в связь с женщиной, родившей от него дочь. Добропорядочные христианки, которых в Мексике, несмотря на атеистический курс, все же большинство, не одобряют грешного падре, ведь он позорит своим поведением всю Католическую церковь и лучше бы ему или уехать из страны, или сдаться. При этом они тайно читают детям апокрифическое житие об идеальном мученике Хуане, героически жертвующем собой ради Христа. Таким должен быть настоящий святой – безгрешным, бесстрашным, уверенным в своей правоте. И такой человек, как это ни удивительно, есть в романе – это антагонист священника, молодой лейтенант полиции. Нравственно безупречный, он преследует падре не из корыстных целей, а по идейным соображениям. Если помните, в романе Анатоля Франса «Боги жаждут» одному убежденному революционеру была дана такая ёмкая характеристика: «он добродетелен, он будет страшен». Молодой лейтенант Грина тоже безжалостен: пытаясь поймать священника, он берет в заложники жителей деревень, в которых останавливается падре, нескольких даже казнит. Не обходится и без курьезов: два раза лейтенант, глядя в упор на священника, не признает в оборванном, жалком и трусливом человечке своего врага, ведь он охотится за розовощеким, циничным, жадным и хитрым попом. А падре, между тем, все дальше отходя от церковных догм и социальных предрассудков, становится ближе к своей «пастве», которую Грин тоже не идеализирует: чаще всего это тупые бедняки, погрязшие в таких же грехах, как и сам священник. Однако униженное состояние учит когда-то брезгливого, равнодушного и алчного падре тем христианским добродетелям, которые раньше он знал только на словах:
«Легко отдать жизнь за доброе, за прекрасное — за родной дом, за детей, за цивилизацию, но нужно быть Богом, чтобы умереть за равнодушных, за безнравственных». (пер. Н. Волжиной)
Роман «Сила и слава» был написан Грэмом Грином на основе впечатлений от путешествия по Мексике в 1930-е гг. Название книги отсылает к завершающим словам молитвы «Отче наш» в Евангелии от Матфея: «Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь» (Мф. 6:9—13). Грин принял католичество, будучи взрослым человеком, и религиозные вопросы для него имели философский смысл. Вольная интерпретация «силы и славы» Христа в романе очень не понравилась Католической церкви, и в 1953 году книга была внесена в «Индекс книг, не рекомендованных для чтения католику». В атеистическом СССР "Сила и слава" была запрещена по иным причинам, впервые роман был опубликован здесь в 1987-м году в журнале «Иностранная литература» (№№ 1, 2), а отдельным изданием вышел в 1990-м году в переводе Наталии Волжиной. В Советском Союзе был известен и другой перевод, распространявшийся в самиздате – отца Александра Меня. Переводчик Наталья Трауберг, характеризуя этот перевод, писала: «В переводе о. Александра к гриновскому роману прибавляется голос его собственный; интонация передает даже улыбку». Конечно, перевод о. Александра Меня не такой точный, как Волжиной, он интересен как документ эпохи: судьбы безымянного мексиканского священника и о. Александра схожи (оба исповедовали Христа в безбожной стране, оба за это были убиты), хотя по характеру они совершенно разные. Для сравнения приведем фрагмент книги (последняя ночь перед казнью) в обоих переводах.
Перевод Наталии Волжиной:
«Слезы лились у него по щекам; в эту минуту не проклятие было страшно ему, даже страх перед болью отступил куда-то. Осталось только чувство безмерной тоски, ибо он предстанет перед богом с пустыми руками, так ничего и не свершив. В эту минуту ему казалось, что стать святым было легче легкого. Для этого требовалось только немного воли и мужества. Он словно упустил свое счастье, опоздав на секунду к условленному месту встречи. Теперь он знал, что в конечном счете важно только одно – быть святым».
Перевод о. Александра Меня:
«Слезы текли по его лицу. В этот момент он не страшился даже вечного осуждения. Даже страх боли отступил на задний план. Он чувствовал только безмерное разочарование из-за того, что предстанет перед Богом с пустыми руками, что он ничего не сделал. В этот миг ему казалось, что стать святым было так просто – нужно лишь немного самообуздания, немного мужества. Он чувствовал себя как человек, упустивший свое счастье лишь потому, что опоздал на несколько секунд прийти к назначенному месту. Теперь, в конце, он знал, что важней всего – только одно: быть святым».
Рекомендуем также прослушать чтение Александром Менем романа "Сила и слава", выложенное на сайте Предание.ру. Чтение непрофессиональное, но очень энергичное, атмосферное, увлекательное. Отец Александр записывал книгу, по всей видимости, дома: каждые полчаса бьют часы, а между главами он включает магнитофон с грустной мексиканской музыкой.
Книги в библиотеке:
- Грин Г., Сила и слава. Путешествия с тетушкой. Почетный консул : романы : перевод с английского. — Москва : Радуга, 1990. — 606,[2] с. ; 22 см. — (Мастера современной прозы. Великобритания). Инв. номер 2132399-КХ (в переводе Н. Волжиной)
- Грин Г., Сила и слава : роман. — М. : Путь, 1995. — 236 с. ; 22 см см. Шифр 84(4Вл); Инв. номер 2214855-КХ (в переводе Александра Меня)
Юрий Трифонов. Время и место: роман в 13 главах (1981)
Последний роман Юрия Трифонова начинается с лирического, почти исповедального вступления:
«Надо ли вспоминать о солнечном, шумном, воняющем веселой паровозной гарью перроне, где мальчик, охваченный непонятной дрожью, держал за палец отца и спрашивал: «Ты вернешься к восемнадцатому?» Надо ли вспоминать, о чем говорили отец с матерью, не слышавшие мальчика? «Ты мне обещал! Ты мне обещал!» — ныл мальчик и дергал отца за палец. Надо ли вспоминать об августе, который давно истаял, как след самолета в синеве? Надо ли — о людях, испарившихся, как облака?»
Несколько раз автор спрашивает это «надо ли вспоминать», ведь отец так и не вернулся, «мальчик вырос и давно состарился». «Поэтому никому ничего не надо». Но память живет своей жизнью, ей трудно приказать, и - вопреки «ненужности» - она вытаскивает из минувшего истории об исчезнувших людях, их надеждах и бедах. Каждая глава – это новелла-воспоминание, связанное с каким-либо местом: Пляжи тридцатых годов; Центральный парк; Тверской бульвар; Переулок за Белорусским вокзалом… «Вспоминают» два героя, они похожи между собой: в 1930-е детьми лишились родителей, в военные годы вместе работали на авиационном заводе и оба втайне мечтали стать писателями. Один из них, альтер эго зрелого Трифонова, мыслящий более критически и пессимистично, вскоре отказался от этой мечты и посвятил себя науке. А наивный и целеустремленный Антипов (именно его история занимает большую часть книги) действительно становится писателем, хотя и весьма заурядным («для юношества»). «Время и место» - это роман (в том числе) о посредственных советских писателях. Почему люди далеко не бездарные становятся заурядными? Однажды учитель Антипова Киянов, писатель, начинавший в авангардные 20-е гг., говорит ему:
«Вы помните стихи Тютчева: «Не то, что мните вы, природа, не слепок, не бездушный лик…» Так вот, не то, что мните вы, литература, не слепок, не фраза, не окаянный труд, как вас учат. Литература – это страдание. Вам не приходилось страдать, Антипов? Нет? И слава богу. Но, значит, пока вам нечего сказать людям».
Антипов вспоминает разные эпизоды своей жизни: когда он был мальчиком, убили отца, сослали мать; в войну ему приходилось голодать и много работать, однажды его самого чуть не расстреляли из-за пустячного случая по законам «военного времени». Казалось бы, если это не «страдание», то что? Сейчас бы это назвали «травматическим опытом». А вот Киянов, переживший 30-е и 40-е, видевший аресты товарищей, вычеркнувший из соавторов популярной пьесы имя своего репрессированного друга, - «страдал». И, как почти все знаменитые советские писатели, много пил. Он не был конъюнктурщиком, просто «время и место» превратили его из писателя (того, кто должен был бы находиться за кулисами) в одного из многочисленных героев кровавых «шекспировских хроник» (финал Киянова был такой же, как у Фадеева).
Антипов – писатель другого поколения, для него «умолчания» и обход запретных тем являются обыкновенными условиями для творчества, он вообще не представляет, что бывает другая, свободная литература, где сюжет о вернувшейся после лагерей матери не надо переделывать в историю о женщине, героически сбежавшей из плена. Став уже пожилым, опытным прозаиком, Антипов пытается сочинить сложный, серьезный роман «о писателе», но книга не получается, потому что – как ему вдруг становится ясно – надо «дочерпывать» до конца, а он не мог. Конечно, эту горькую критику Трифонов относил и к себе самому.
Роман «Время и место» впервые (и с купюрами) был опубликован после смерти писателя (в журнале «Дружба народов», 1981, № 9). А через полгода очень интересно о книге высказался Виктор Некрасов (в то время находившийся в эмиграции), в частности, вот что он говорит о тех умолчаниях, без которых не может писать ни Антипов, ни Трифонов, ни какой-либо другой советский писатель:
Где мера лжи, без которой не обойтись советскому писателю? Ответа нет… Который год занимается он эквилибристикой, жонглированием, хождением по проволоке, писанием между строк. Какой тяжелый труд! И никогда, и никому на Западе этого не понять. Все удивляются, почему мы такое значение придаем понятию, именуемому правдой. И невдомёк им, что она как воздух, его не замечаешь, когда он есть. А когда нет?..
Сейчас Трифонов не самый известный и читаемый писатель. Иногда приходится слышать мнение, что молодому поколению уже совершенно непонятны те бытовые реалии, проблемы, которые так подробно описывал в своих гениальных книгах Юрий Валентинович. Но возьмите самую бытовую повесть «Обмен», рассказывающую о трудностях размена жилплощади (в стране, где нет частной собственности): на первых же страницах в памяти героя всплывают строки из стихотворения Б. Пастернака «В больнице» («О Господи, как совершенны дела твои, - думал больной»). Трифонова надо читать очень внимательно: именно такие детали совершенно переворачивают восприятие текстов писателя. Василий Аксенов (о его лекциях мы недавно писали) заметил, что в бытовых историях Трифонова есть что-то роковое. Умолчания в его прозе столь же реалистичны, как и живые подробности времени. Вот так ехали в трамвае в 30-е годы: «блестела до белизны металлическая ручка на спинке трамвайного сиденья, качался пол, в открытые окна летело громыхание Москвы, мать смотрела сердито, ничего не слыша, мальчик вдруг закричал: «Ведь он обещал!» — и топнул в отчаянии ногой». А вот так, молча, переживали ужас и боль происходящего: «мать шлепнула его по щеке, лицо ее сморщилось, глаза зажмурились, и он увидел, что она плачет».
Книга в библиотеке: Трифонов Ю. В., Исчезновение. Время и место. Старик : романы. — Москва : Современник, 1989. — 606, [2] с., [1] л. портр. ; 21 см. — (Библиотека российского романа). Инв. номер 2102511-КХ
******
Если понравилась публикация – ставьте лайк и подписывайтесь на наш канал. Здесь мы читаем хорошие книги и делимся впечатлениями. А жителей и гостей Екатеринбурга ждём в библиотеке Белинского.
Автор публикации – Анна Кузьмина (отдел фондов и обслуживания), Библиотека Белинского