Собственноручное письмо Екатерины II графу В. П. Мусину-Пушкину
14 сентября 1793 г.
Граф Валентин Платонович! При сем прилагаю копию с письма Григория Кушелева к здешнему губернатору (здесь П. П. Коновницын), в котором он говорит, что цесаревич (Павел Петрович) указать изволил отдать более половины Александровской площади (ныне пл. Островского), как по присланному от него же к губернатору плану явствует, каким-то купцам.
Приказание само по себя сумасбродное и приказание само по себе последней дерзости. Позовите Кушелева к себя и скажите ему моим именем, что если еще раз он дерзнет подобное писание куда ни есть послать, то я его сошлю, где ворон костей его не сыщет, а великому князю скажите, чтоб он впредь, мимо вас, никаких приказаний по прошениям ничьих не посылал.
Осведомитесь наперед, заподлинно ли писано по приказанье великого князя.
Письменное признание Фредерику Лагарпу в своих проступках, написанное в. к. Александром Павловичем
23 ноября 1790 года
"Вместо того чтобы себя поощрять и удваивать старания воспользоваться остающимися мне годами учений, я день ото дня становлюсь все более нерадив, более неприлежен, более неспособен и с каждым днем все более приближаюсь ко мне подобным, которые безумно считают себя совершенствами, потому только, что они Принцы.
Полный самолюбия и лишенный соревнования, я чрезвычайно нечувствителен ко всему, что не задевает прямо самолюбия. Эгоист, лишь бы мне ни в чем не было недостатка, мне мало дела до других. Тщеславие, мне бы хотелось выказываться и блестеть за счет ближнего, потому что я не чувствую в себе нужных сил для приобретения истинного достоинства.
13-ти лет я такой же дитя, как в 8-мь и чем более я подвигаюсь в возрасте, тем более приближаюсь к нулю. Что из меня будет? Ничего, судя по наружности (по приметам).
Благоразумные люди, которые будут мне кланяться, будут из сострадания пожимать плечами, а может быть будут смеяться на мой счет, потому что я вероятно буду приписывать своему отличному достоинству те внешние знаки уважения, которые будут оказываться моей особе. Так-то кадят идолу, смеясь над подобной комедией".
До вступления на престол императрицы Екатерины II вопрос о престолонаследии не был обусловлен никакими законоположениями, и царствующий государь имел право назначить своим наследником кого угодно, по своему выбору.
Руководствуясь этим Екатерина решила передать престол своему внуку великому князю Александру Павловичу. Зная любовь и доверие Александра к своему воспитателю Лагарпу, императрица решилась посвятить его в свои виды. Но честный и неподкупный республиканец не разделял взгляда императрицы и не согласился быть ее орудием в разрешении этого вопроса.
Тогда Екатерина решила уволить Лагарпа от занятий с внуком и отпустить его за границу под благовидным предлогом.
Письмо Фредерика Лагарпа к неизвестному лицу
Царское Село. 24-го июня 1793 г.
Я должен начать с заявления вашему превосходительству, насколько был тронут обязательным и вежливым способом, при помощи которого вы исполнили возложенное на вас ее императорским величеством поручение, которое, если я вас хорошо понял, сводится к трем следующим пунктам:
1) предложение быть включенным в число лиц, имеющих сопровождать ее императорское высочество принцессу Баденскую (здесь младшая сестра великой княгини Елизаветы Алексеевны, Фредерика);
2) прошение о моем отпуске и отставке;
3) представление объяснений о том, какие желания могу я высказать.
Во избежание неясностей и недоразумений, я возьму на себя смелость отвечать письменно. Первый пункт относительно путешествия. Я очень польщен честью, которую ее императорскому величеству угодно оказать мне, обратив свои взоры на мою особу. К сожалению, однако, положение моих дел является непреодолимым препятствием к тому, чтобы я мог воспользоваться предложением.
Так как я женат и должен буду ликвидировать хозяйство и многие дела при незначительных моих средствах, то ваше превосходительство поймет, что мне, в самом деле, невозможно окончить мои приготовления к назначенному сроку, имея, в особенности, в виду, что тут идет дело не об отлучке на несколько месяцев, но об оставлении России навсегда и переселении в другую страну.
Поэтому ваше превосходительство меня весьма обяжете, если, со свойственной вам предусмотрительностью, укажете на приводимые мною основания, дабы государыня не могла подумать, что я противлюсь ее ко мне благоволению и отказываюсь от почетной отставки, какую ее величество мне определяет.
Второй пункт. Когда 10-го мая всем кавалерам его императорского высочества государя великого князя Александра были оказаны милости, за исключением мена, бывшего кавалером и наставником его высочества, я должен был, конечно, заподозрить, что меня очернили в глазах ее императорского величества.
Так как, однако, ничего на мой счет не высказывалось, я решил дождаться времени бракосочетания его высочества, дабы попросить тогда объяснений. Некоторые занятия еще, которые я должен был закончить с его высочеством, окончательно побудили меня к такому решению; но как ваше превосходительство дали мне понять в прошлый понедельник, что ее величеству угодно, дабы я подал прошение об отпуске, то я немедленно и исполнял это.
На основании этого приказания, я 24-го июня написал графу Салтыкову (Николай Иванович), прося его, в качестве моего непосредственного начальника, как по гражданскому, так и по военному ведомству, представить мое прошение на усмотрение ее императорского величества, от коего я и ожидаю повелений.
Третий пункт. Прибыв в Россию по приглашению ее императорского величества, именем которой мне было обещано приличное положение, я никогда не сомневался, что августейшая монархиня устроит подобное положение человеку, бывшему десять лете наставником ее августейших внуков, и которому она столь долго благоволила оказывать свое доверие.
Небольшая библиотека и мебель, вот все, милостивый государь, чем я владею; ибо я никогда ни о чем не просил. Если ее императорское величество соблаговолит даровать мне какую-либо милость, я приму ее с почтением и признательностью; но я слишком убежден в том, что выполнил всё свои обязанности, мое сердце слишком уязвлено, дабы предъявлять какие-либо требования или настаивать на исполнении прежних обещаний при нынешних обстоятельствах.
Никто лучше меня не знает, сколь ее императорское величество великодушна и, в особенности, сколь справедлива: я, со своей стороны, никогда не выказывал чувств корыстолюбца; может ли поэтому существовать во мне тревога за будущее?
Таковы, милостивый государь, размышления, вызванные во мне разговором, происходившим у меня с вашим превосходительством в прошлый понедельник; применение же их к делу я предоставляю на ваше благоусмотрение с полнейшим доверием.
С почтением остаюсь, милостивый государь, вашего сиятельства покорнейшим и преданнейшим слугою.
Наставник их императорских высочеств Ф. Цезарь де Лагарп
Александр Павлович – Ф. Лагарпу (без числа и года)
Не могу выразить вам, дорогой и истинный друг, какое удовольствие доставило мне сообщенное в вашем письме известие. Вам хорошо известно участие, которое я принимаю в вас и во всём, что до вас касается, не имею надобности повторять это здесь.
Итак, вы поймете, любезный друг, какая для меня скорбь в одно и тоже время думать, что я должен с вами скоро расстаться, особенно оставаясь один при этом Дворе, который я ненавижу, и предназначенный к положению, одна мысль о коем меня заставляет содрогаться...
К тому же я не хочу нарушать этих минут радости (в отношении вашего благосостояния) моими грустными сказаниями. Единственно остающаяся мне надежда, думать, что через несколько лет, как вы мне сами сказали, я вас увижу опять; тем более что мне кажется, судя по вашему письму, что отставка ваша не бесчестна (здесь во главе интриги с 1792 г., со слов Лагарпа, стояла гофмейстерина двора ее и.в. великой княгини Елизаветы Алексеевны Екатерина Петровна Шувалова. Александр знал об этой "интриге").
Прощайте, дорогой друг, будьте уверены, что до последней минуты жизни пребуду весь ваш и что никогда не забуду того, чем вам обязан и всего, что вы для меня сделали.
Рукой Лагарпа на обороте записки от Александра Павловича (см. выше)
2 декабря 1794 г.
Объявляя мне о прекращении моих обязанностей в декабре месяце граф Салтыков сообщил мне, что Екатерина II жаловала мне 10000 р. Итак, после одиннадцатилетнего исполнения с честью столь важных обязанностей, я имел 2000 руб. пенсии и 10000!
Мне не давали ни чина, ни креста согласно местным обычаям. Наконец, мне не давали никакого вознаграждения за занятия с в. к. Константином Павловичем. Я поставлен был в необходимость указать на это обстоятельство и мне пожаловали чин полковника в отставке и пенсию в 925 р., взамен коей мне выдали капитал в 10000 р.
Сверх того, граф Салтыков объявил мне, что мне будет производиться жалованье по 31 декабря 1794 года. Не имея возможности уехать раньше весны, я просил, как милости дозволения продолжать уроки великому князю (Александру Павловичу) и даже его супруге.
Я так дорожил окончанием труда, начатого мною с великим князем, отложенного по необходимости, что мне не могли отказать в моей просьбе и я наслаждался своим мщением, удвоил усердие и продолжал уроки свои до мая месяца, когда я уехал.
Уроки эти, давало сердце мое, потому что с 1 января 1795 г. я был окончательно уволен. Екатерина Великая нашла человека еще более чем она сама гордого (И. Ф. Гакман?).
Лагарп покинул Россию 9 мая 1795 года.