Кто не помнит, а я таки да. Папа приносил с работы и угощал, говорил, - От зайчика. Это могла быть просто горбушка хлеба с кусочками сала, или горсть конфет, или яблоко… но это было неизменно вкусно. Я представлял, как где-то на улице папу встречал зайчик, крупный такой, давал ему свёрток и говорил – Это вашему Серёже. С этим представлением на ура заходило любое угощение. Своим детям я приносил подарки от зайчика, внукам приношу – они скоро перестанут в это верить, но пока да и любопытство в их глазах для меня высшая награда. Но станет ли их детям кто-то носить передачки от зайчика?
Это не грустно вообще, это мне грустно, я в этом вырос и приходится осознавать, что эпоха уходит. А кому от такого может быть весело? Но и наложить руки на своё настроение никакого повода не вижу. Мы были не такие для своих предков, наши дети-внуки не такие для нас, и это нормально. Не нормально ходить в лаптях и подпоясываться кушаком потому что кто-то когда-то так ходил до нас.
Лёгкая грусть лишь от памяти – когда-то ты был молод, резв, вокруг тебя были молоденькие девчонки с тугими попками и не нужно было мазать колени эсполом. Тугие попки есть и сейчас, но они уже не твои. Кем-то умно было сказано – Старость, это когда вид красивой девушки вызывает не желание, а воспоминание. Но воспоминания тоже греют, как эспол, даже лучше, о зайчике в том числе.
Жалко только, что меняется климат. Это не моя память, а факт, что зимы были более снежные, весна более продолжительная и ею пахло, осень мягче, а лето… нет, с летом что-то не сходится, мне кажется, такой жары, какая бывает летом в наше время, не было. Или кажется?
Давайте по улице, моей улице – тогда на ней не было асфальта. Зимой всей ребятнёй от самых мелких и постарше вёдрами мы носили воду и заливали каток, удобная площадка как раз была неподалёку от нашего двора. Потом крики, свисты, шум, коньки, шайба… Клюшками были дрыны подходящей конфигурации.
Весной таял снег и весёлые ручейки устремлялись по колеям от машин вниз по улице в балку. Тогда было интересно кидать в такой ручеёк щепку и следить за ней на сколько возможно, иногда до самой балки. Ещё было интересно расчищать для ручьёв дорогу, тогда это становилась твоя личная рукотворная речка. А ещё мы частенько возвращались домой с мокрыми ногами.
Лето. Жарко – на то и лето. Много гусениц, особенно на абрикосах – у нас во дворе было две абрикосы – гусеницы мохнатые и крупные до 4-5 сантиметров. Оборонять деревья было миссией и мы собирали этих гусениц в банки из-под томатной пасты, большие такие двух- или трёхкилограммовые, туда наливали воды, чтоб уничтожить вредителя и зачастую банки набирались полные. А ещё игра в пекаря, когда три жестяные банки ставились одна на другую и надо было сбить их палкой. Если банки сбивались, тот, кто их охранял, должен был снова выстроить из них башню и пытаться дотронуться своей палкой до тех, кто пытался забрать свои… А ещё уличная пыль в конце лета, мельчайшая такая, тёплая и нежная, в неё было приятно наступать ногами, она обволакивала и проникала между пальцами.
Осень. Сначала тепло, обязательно ярко выраженное бабье лето, урожай. Потом дожди, с каждым разом всё более холодные, в это время года жужалкой (золой из печей) насыпались тропинки, или просто протаптывались. Хуже всех быть в слякоть первым. Ходить по таким тропинкам было искусство, которым я владею по сей день.
Хз? Даже не знаю, что сказать? Климат таки поменялся. Но настолько ли, каким я это себе рисую? Вообще на память жалуюсь, но краткосрочную, с длительной как раз всё в порядке. Отчётливо – в моей нынешней комнате у окна стоял стол, который мы потом в село забрали, на столе блюдце с густо посоленным душистым маслом, мамалыга, которую мастерски делала моя бабушка – все на работе и в школах, а мы с ней вдвоём отрываем мамалыгу маленькими кусочками от большой лепёшки, макаем её в масло и кушаем. А у папы выходил отменный борщ. Вообще в моей семье все великолепно готовили и мне это тоже передалось, и моим детям да, и внукам, надеюсь, тоже. София уже сейчас с удовольствием принимает участие в готовке.