В своём произведении Ф.М. Достоевский показал, как идея величия, владеющая человеком, может разрушить как саму личность, так и весь мир.
Главным героем произведения, Родионом Раскольниковым, завладела идея о том, что в мире есть люди, которые управляют и которые повинуются, как одни могут убивать ради больших целей, так и другие должны служить материалом для «великих» свершений первых.
Взглянув на эту идею глубже, можно увидеть разъедающую волю к власти, которая владеет многими людьми с определённым складом психики.
Можно заметить, что Раскольников был ярым отшельником, склонным к рефлексии. Все его порывы были направлены вовнутрь. Взглянув на данный портрет с психологической стороны, можно раскрыть один из человеческих инстинктов - волю к власти. Она формируется, когда человек направляет свой инстинкт не на объединение во внешнем мире, а на свою внутреннюю персону, которая, при неосторожной рефлексии и небольшой сознательности, образует волю к власти, про которую также упоминал в своих произведениях и Ф.Ницше.
«Тот, кто скромен в отношении людей, более требователен в отношении более больших образований: толпы, государства, мира - это есть его месть».
Раскольников, одержимый манией величия, сосредоточился только в самом себе, что породило захваченность бессознательными демонами, которые, как известно, таятся в каждом человеке при более глубоком рассмотрении своего естества.
Такие люди, как Раскольников, страдают от расширения личности, которое порождает бесовщину.
Чем больше Раскольников съеживался, тем больше в нем росли тайные претензии на понимание и внешнее признание, что выражалось в его желании походить на Наполеона. Говоря о своей неполноценности, такие люди на самом деле не верят в неё. Внутри их переполняет упрямая убежденность в своей непризнанной значительности, которая как раз и имеет в бессознательном чувство неполноценности, компенсирующееся желанием показать свою значительность во внешнем мире.
Раскольников был одновременно и слишком мал, и слишком велик, а его индивидуальный нормальный масштаб расплылся. Он страдал от навязанного себе «богоподобия», которым он, на самом деле, не обладал. Все его страдания - это следствие данной мысли.
Описанное расширение личности доказывает тот факт, что владеющая человеком идея «богоподобия» может настолько завладеть духовно слабым, что он станет неспособным видеть и слышать ничего другого, гипнотизируется этой идеей и начнёт считать, что владеет неимоверной силой и тайной мироздания. Но это - самовозвеличивание.
Понятно, что каждый шаг к большему сознанию опасен, и нужна большая сознательность и сила, чтобы направить свои порывы в положительное русло. Для этого человек должен быть осведомлён о безднах своего существа, чтобы бессознательное не затопило личность и не разрушило её и весь мир.
На протяжении всего произведения Раскольников как раз и познавал своё бессознательное, и после совершения преступления он погрузился в свои бездны и смог избавиться от своей идеи «богоподобия», излечить себя, выйдя обновленным.
Сны Раскольникова показывали его подлинную сущность, вели его к себе, очищая и изменяя.
В конце произведения так и произошло, Раскольников осознал своё ложное расширение личности, познал себя и избавился от чар, которые владели его существом. Он познал свою скрытую темную силу и обрёл высшее, чистое начало, осознав, что он на самом деле «тварь дрожащая».
Сам Достоевский хотел показать, как тяжело человеку быть Богом. В «Великом инквизиторе» автор описал данную идею:
Но догадаются наконец глупые дети, что хоть они и бунтовщики, но бунтовщики слабосильные, собственного бунта своего не выдерживающие. Обливаясь глупыми слезами своими, они сознаются наконец, что создавший их бунтовщиками, без сомнения, хотел посмеяться над ними. Скажут это они в отчаянии, и сказанное ими будет богохульством, от которого они станут еще несчастнее, ибо природа человеческая не выносит богохульства и в конце концов сама же всегда и отмстит за него.
И чем виноваты остальные слабые люди, что не могли вытерпеть того, что могучие? Чем виновата слабая душа, что не в силах вместить столь страшных даров? Да неужто же и впрямь приходил ты лишь к избранным и для избранных? Но если так, то тут тайна и нам не понять ее. А если тайна, то и мы вправе были проповедовать тайну и учить их, что не свободное решение сердец их важно и не любовь, а тайна, которой они повиноваться должны слепо, даже мимо их совести. Так мы и сделали. Мы исправили подвиг твой и основали его на чуде, тайне и авторитете. И люди обрадовались, что их вновь повели как стадо и что с сердец их снят наконец столь страшный дар, принесший им столько муки. Правы мы были, уча и делая так, скажи? Неужели мы не любили человечества, столь смиренно сознав его бессилие, с любовию облегчив его ношу и разрешив слабосильной природе его хотя бы и грех, но с нашего позволения?
Долго еще ждать завершения его, и еще много выстрадает земля, но мы достигнем и будем кесарями и тогда уже помыслим о всемирном счастии людей. А между тем ты бы мог еще и тогда взять меч кесаря. Зачем ты отверг этот последний дар? Приняв этот третий совет могучего духа, ты восполнил бы всё, чего ищет человек на земле, то есть: пред кем преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться наконец всем в бесспорный общий и согласный муравейник, ибо потребность всемирного соединения есть третье и последнее мучение людей. Всегда человечество в целом своем стремилось устроиться непременно всемирно. Много было великих народов с великою историей, но чем выше были эти народы, тем были и несчастнее, ибо сильнее других сознавали потребность всемирности соединения людей.
Великие завоеватели, Тимуры и Чингис-ханы, пролетели как вихрь по земле, стремясь завоевать вселенную, но и те, хотя и бессознательно, выразили ту же самую великую потребность человечества ко всемирному и всеобщему единению. Приняв мир и порфиру кесаря, основал бы всемирное царство и дал всемирный покой. Ибо кому же владеть людьми как не тем, которые владеют их совестью и в чьих руках хлебы их. Мы и взяли меч кесаря, а взяв его, конечно, отвергли тебя и пошли за ним. О, пройдут еще века бесчинства свободного ума, их науки и антропофагии, потому что, начав возводить свою Вавилонскую башню без нас, они кончат антропофагией. Но тогда-то и приползет к нам зверь, и будет лизать ноги наши, и обрызжет их кровавыми слезами из глаз своих. И мы сядем на зверя и воздвигнем чашу, и на ней будет написано: „Тайна!“ Но тогда лишь и тогда настанет для людей царство покоя и счастия. Ты гордишься своими избранниками, но у тебя лишь избранники, а мы успокоим всех. Да и так ли еще: сколь многие из этих избранников, из могучих, которые могли бы стать избранниками, устали наконец, ожидая тебя, и понесли и еще понесут силы духа своего и жар сердца своего на иную ниву и кончат тем, что на тебя же и воздвигнут свободное знамя свое. Но ты сам воздвиг это знамя. У нас же все будут счастливы и не будут более ни бунтовать, ни истреблять друг друга, как в свободе твоей, повсеместно. О, мы убедим их, что они тогда только и станут свободными, когда откажутся от свободы своей для нас и нам покорятся. И что же, правы мы будем или солжем? Они сами убедятся, что правы, ибо вспомнят, до каких ужасов рабства и смятения доводила их свобода твоя. Свобода, свободный ум и наука заведут их в такие дебри и поставят пред такими чудами и неразрешимыми тайнами, что они, непокорные и свирепые, истребят себя самих. Должны оценить они, что значит раз навсегда подчиниться! И пока люди не поймут сего, они будут несчастны.
Весь мировой человек отображен в данных строчках. Только единицы способны никому не повиноваться, жить в свободе и не разделять ни с кем свою силу. Большинству же нужен «пастырь души», то, перед чем можно преклониться.
Само христианство, которое воспевал Достоевский, обладает коллективно заряженными образами, которые существуют в коллективном бессознательном, поэтому оно обладает такой психической силой и воздействием. Христианство не даёт человеку впасть в свою естественную животную природу, оно даёт ему успокоение и духовность, идею бессмертия, которая всегда будет важна для человека, который боится неизвестности.
Только единицы могут иметь большое сознание и свободу, при этом не развратив себя как Раскольников, в большинстве же случаев на место христианства будут приходить другие «пастыри», которые, как известно, всегда оканчиваются на целительный «изм», – это современная версия веры.
Человек может верить, что он находится по ту сторону от религиозных убеждений, однако никто не способен удалиться от людей настолько, чтобы не обладать хотя бы одной владеющей идеей. Человеческий атеизм, бюрократизм, либерализм свидетельствуют против его невиновности. Всегда будет присутствовать какая-либо одержимость, вот только вопрос заключается в другом, к чему она в итоге приведёт?
Люди опасаются той грозной силы, которая таится в каждом из нас и ожидает волшебной команды, чтобы освободиться от чар. Это магическое слово, оканчивающееся на "изм", наиболее успешно воздействует на тех, кто менее всего осведомлен именно о своем внутреннем "я". Человек действует по принципу нежелания знать, поскольку для него тем единственным, что подвержено ошибкам, выступает нечто обезличенное и именуемое государством или обществом. Но стоит однажды человеку узнать, что он несет ответственность перед своим «я», как перед ним открывается неизведанный мир, который нужно обуздать самому, но это, как было сказано выше, по силам далеко не всем.
Достоевский понял описанную выше извечную проблему человечества, осветив ее в «Преступлении и наказании». Его Раскольников - это маленький человек, который хотел стать кем-то большим, не имея на это возможности. Вот исход того, кто захотел освободиться от религии, не имея на это индивидуальных сил.
Сама же личность Достоевского довольно многогранна, он - моралист, грешник, художник, невротик и преступник.
Почему преступник, спросите вы? Вспомните его огромную потребность в любви и невероятную способность любить, выразившуюся в примерах его сверхдоброты и позволяющей ему любить и помогать даже там, где он имел право на ненависть и на месть, как, например, в отношении своей первой жены и ее возлюбленного. Но тогда откуда вообще возникает соблазн причислить Достоевского к преступникам? Из-за выбора им литературного материала: характеров жестоких, себялюбивых, склонных к убийству, что указывает на существование таких склонностей в его внутреннем мире, ведь герои всех писателей - это проекция их внутренней души.
Вдобавок ко всему из-за некоторых фактов его жизни, таких как страсть к азартным играм, предположительное сексуальное растление несовершеннолетней девочки («Исповедь»).
Описанное противоречие разрешается, если осознать, что сильное разрушительное влечение Достоевского, способное с легкостью превратить его в преступника, в его жизни было направлено преимущественно против собственной личности вовнутрь, вместо того чтобы устремляться вовне и, таким образом, выражалось как мазохизм, чувство вины и любовь к страданиям.
Мог ли писатель стать великим учителем человечества? Вполне, с его знанием коллективного бессознательного человека, которое и заложено во всех религиях, воздействующих на психику человека. Вероятно, он не смог стать таким учителем из-за своего невроза и сильной внутренней вины. По мощи интеллекта и силе любви к людям ему, возможно, был открыт другой жизненный путь – апостольский.
Симпатия Достоевского к преступнику на самом деле безмерна. Для него преступник почти спаситель, взявший на себя вину. Но кто знает, ведь по его словам:
Во всяком человеке, конечно, таится зверь, — зверь гневливости, зверь сладострастной распаляемости от криков истязуемой жертвы, зверь без удержу, спущенного с цепи, зверь нажитых в разврате болезней, подагр, больных печенок и проч. - («Братья Карамазовы»)
Есть в воспоминаниях всякого человека такие вещи, которые он открывает не всем, а разве только друзьям. Есть и такие, которые он и друзьям не откроет, а разве только себе самому, да и то под секретом. Но есть, наконец, и такие, которые даже и себе человек открывать боится, и таких вещей у всякого порядочного человека довольно-таки накопится. - («Записки из подполья»)
Так оно и есть, у каждого есть своя тень, неопознанная сущность, подавляемая из-за страха. Бессознательное страшит, ведь там нет хорошего и плохого, там свой собственный мир, скрытый от сознания. Каждый человек может мнить, что он то, что он есть, но это совершенно не так, ведь всегда существует то, что подавлено из-за того, что оно неприемлемо.
Материала в нас хватило бы и на праведников, и на подлецов.
Все герои, вроде Раскольникова, стремятся к максимальному в чистом принципе, и поэтому они, в конце концов, влюбляются в змею. Если мы идём к мышлению, нам необходимо взять свое сердце с собой. Если же мы идём к любви, мы должны взять с собой голову. Любовь пуста без мышления, мышление же пусто без любви. Змеи скрываются за чистым принципом.