С наслаждением перечитал «Детство Никиты».
Перечитывал, и оживали в сознании, казалось бы, давно забытые фразы и словечки, которые пролежали целые десятилетия в забвении где-то на дне колодца памяти, покрытые прахом времен, а вот коснулся их своим волшебным перышком автор, и они явились во всей своей свежести, как будто я их и не забывал вовсе. Какой все-таки мастер Алексей Толстой!
Перед вами, дорогие читатели, пройдет почти целый год счастливой жизни десятилетнего мальчика Никиты. Вы познакомитесь с его родителями, с учителем Аркадием Ивановичем, с его деревенскими друзьями, с Мишкой Коряшонком, с красивой девочкой Лилей, в которую он влюблен наш юный рыцарь, и которая, не смотря на свой девятилетний возраст, уже есть маленькая женщина – умненькая и готовая манипулировать своим рыцарем; вы познакомитесь со скворцом Желтухиным, с котом Василием Васильевичем, с ёжиком Ахилкой, с коньком Клопиком… Словом, со всем его окружением, со всем его миром и благодаря этому отлично познакомитесь и с самим Никитой.
Конечно, вы не ожидаете, что я примусь пересказывать содержание повести. С моей стороны это было бы и глупо, и самонадеянно. Хочу лишь остановиться на самых удачных с моей точки зрения творческих находках автора. Или, лучше сказать, на тех самых фразах и словечках, что всплыли в памяти при последнем прочтении из какой-то страшной глубины совершенно в неповрежденном виде.
Какие умные мысли посещают голову десятилетнего мальчика, объевшегося за завтраком в первый день рождественских каникул тюрей из чая, молока, хлеба и варенья? А вот какие: «Если взять чайную ложку и сломать, то из одной части выйдет лодочка, а из другой можно сделать ковырялку, – что-нибудь ковырять».
Что делает десятилетний мальчик скучным вечером? Рассматривает картинки в «Неве» с пояснениями. Мальчик читает: «Молодая Эльза, дочь пастора, кормит голубей… Молодой сосед, охотник, любуется украдкой на эту картину». От картинки и от пояснения скука только усиливается. Чтобы разогнать ее, мальчик муслит карандаш и подрисовывает дочери пастора усы. Становится немного веселее.
При первом знакомстве с Лилей Никите показалось даже, что перед ним не настоящая девочка, до того она была хорошенькая. Хуже всего было то, что она не обращала на него никакого внимания, прилежно занимаясь шитьем. Не помог даже геройский прыжок через спинку стула. Но вскоре повезло в другом: защищая от быка Баяна трусоватого Виктора, брата Лили, Никита нечаянно совершил сей подвиг на глазах взобравшейся на подоконник красавицы. Она улыбнулась. У Никиты резко улучшилось настроение. Ледок в отношениях был растоплен.
Вечер перед Рождеством в ожидании елки. «В комнате горела печь, потрескивали дрова, рассыпались угольками. Красноватым мигающим светом были освещены спинки кожаных кресел, угол золотой рамы на стене, голова Пушкина между шкафами». Несколько простых слов – и у читателя создан нужный настрой для правильного восприятия дальнейшего.
Или вот: «Счастье Никиты было так велико, что казалось, будто где-то внутри у него вертится, играет нежно и весело музыкальный ящичек».
А сон Никиты? А ночная экспедиция Никиты и Лили по пустынным залам и таинственным комнатам в поисках вазочки из сна? А колечко в вазочке? Нет, все-таки должно быть место сказке в нашей жизни, то есть в жизни наших детей, то есть наших внуков. Об этом должны позаботиться мы, взрослые.
Закончились рождественские каникулы, пришло время расставаться. «Пролетели счастливые дни», – подумал Никита. У него даже защипало в горле от этих необыкновенно грустных, сейчас им выдуманных слов. Чтобы не забыть, он даже записал их на карте Южной Америки, которую рисовал по заданию матушки, на свободном месте, пониже Амазонки.
Перед Пасхою «матушка сама чистила столовое серебро, серебряные ризы на иконах, открывала старинные сундуки, откуда шел запах нафталина, пересматривала весенние вещи, помятые в сундуках и от зимнего лежания ставшие новыми».
Весна. «На солнце нельзя было теперь взглянуть, – лохматыми ослепительными потоками оно лилось с вышины. По синему-синему небу плыли облака, словно кучи снега. Весенние ветерки пахнули свежей травой и птичьими гнездами. Перед домом лопнули почки на душистых тополях, на припёке стонали куры. …Сереньким платочком сквозь прозрачные березы пролетел дятел, садясь на ствол, оборачивался, дыбом поднимал красный хохолок».
Папа, Василий Никитьевич, проехал на дрожках мимо Никиты. «Бороду его отдувало набок, глаза были весело прищурены, на щеке – лепешка грязи».
Одиннадцатое мая – день рождения Никиты. «Никита, не спеша, – не хотелось, чтобы скоро уходило время, – оделся в новую рубашку из голубого с цветочками ситца, в новые чертовой кожи штаны, такие прочные, что ими можно было зацепиться за какой угодно сучок на дереве – выдержат. Умиляясь на самого себя, он вычистил зубы. В столовой, на снежной свежей скатерти, стоял большой букет ландышей, вся комната была наполнена их запахом».
В гости к Чембулатовой верхом на Клопике.
Вот и пригодился такой неслучайный рождественский подарок – кожаное седло, уздечка и хлыст. Какое счастье! Собственная лошадь!
Родители на тройке. Конюх, державший под уздцы коренника, «отскочил в сторону, и тройка, рванувшись и стуча по доскам, вылетела из каретника, сверкая лаком и медью коляски, кидая свежими комьями с копыт пристяжных, заливаясь подобранными бубенцами, – описала по зеленому двору полукруг и стала у дома».
Но! Счастье не может быть бесконечным, настало время переезжать в город и отдавать Никиту в гимназию, а это, как вы понимаете, совсем другая история. Ненаписанная.
Поэтому и мне писать более не о чем.