– Я вас на кухне жду. Там и пообщаемся. — тон ровный, спокойный. Именно так, а не иначе он напоминает ей, что она всего лишь пленница его босса.
На кухне под куклой стояла рисовая каша с маслом. Кухарку не было видно. Зато крутилась Сюзанна, экономка.
– Вам кофе или чай, Марина Вячеславовна? – Сюзанна никогда не здоровалась и никогда не прощалась.
– Сама не без рук. Свободна. — и женщина потрясла пальчиками, чтобы та поскорее удалилась. Но Сюзанна не торопилась. Она сделала бутерброды с красной икрой, которые разложила на тарелке. Поставила чашечку с брусникой.
– Свободна, Сюзанна. Спасибо за заботу, но если больше нечем заняться, или сама садись завтракать или оставь в покое. Я не инвалид. С ножом обращаться умею. А где кухарка, кстати?
– Заболела. — если экономку и задели слова, то она это не показала. – Я должна ещё приготовить обед вам и ужин.
– Сюзанна, так, обед я и сама могу приготовить, а ужин закажем в ресторане. Ок?
Экономка бросила недобрый взгляд на растрёпанную хозяйку, потом на Сальника, который кивком дал ей понять, что она здесь лишняя. Вздёрнула свой припудренный носик, повернулась и гордо вышла.
– Марина Вячеславовна, вы на неё за что собак-то спускаете? Василий Петрович сказал вас врачу показать. Ему не нравится ваша раздражённость…
– А билет не сказал обратно купить? — она глянула в окно. Терпеть не могла, когда кто-то указывает ей на ошибки. А то, что она сейчас была неправа, не признать не могла.
Да, ей не нравится эта Сюзанна. Она даже не знает почему. Но это же не повод срываться на женщине. Ладно, потом попросит прощения.
– Не надо меня к врачу. Чего ещё хотел? Сигареткой не угостишь?
– Вы курите? И давно? У вас же, насколько я помню, аллергия на табак, — усмехнулся он. – После завтрака я покажу вам бумаги по первому делу. А пока в двух словах. Было такое предприятие Х. Существовало оно на рынке металлоизделий лет пять. Работало достаточно успешно. Директор Кошкин Валерий Валерьевич, дедушка из тех, кто ещё НЭП помнит. В прошлом году предприятие получило продукции на пять миллионов и… вдруг объявило себя банкротом. Вот так вот неожиданно, за три месяца из прибыльного превратилось в убыточное. Накануне подачи заявления юрист Охломов попадает в больницу с приступом аппендицита и… умирает.
– Аппендицит разорвался?
– Нет, сердце.
– Не выдержал наркоз?
– Не делали операцию. Аппендицит не подтвердился. – Сальник налил себе душистого чая.
– Тоже был дедушка одной ногой в могиле?
– Нет. Ему было тридцать лет. Вёл здоровый образ жизни.
– Думаешь, убрали?
Сальник пожал плечами.
– И какая наша задача?
– Узнать, отчего на самом деле умер юрист.
Марина хмыкнула: «Надо результаты вскрытия и желательно эксгумацию делать».
– Бумаги по банкротству посмотреть не хочешь?
– Ты думаешь, что там будет написано, отчего умер юрист? Или судное решение в качестве завещания?
– Может, что на ум придёт. – Сальник вышел из кухни, а когда вернулся, то держал в руках папку синего цвета, перетянутую резинкой.
– Давай, гляну. — она открыла папку и стала медленно перекладывать бумажки. Именно перекладывать, а не изучать. Кухонный стол был слишком мал для работы по размерам, да и присутствие Сальника напрягало. – А тебе не пора идти?
– Нет, я сегодня при вас. Народу много постороннего. Василий Петрович попросил о вас позаботиться. Да и мы же вроде вместе работать будем. Вы планчик мне накидаете, а я выполнять его начну.
– А… чтобы не сбежала. Ясно. То есть я-то сама с людьми встречаться не буду.
– Марина Вячеславовна, хочу вам напомнить. Вы не следователь. Вы частный детектив, пока ещё без лицензии. Василий Петрович только документы подал. Никто перед вами сейчас не обязан расшаркиваться. Я уже проводил некоторые расследования для Коровкина, так что мне немного сподручнее.
Телефон Марины не отвечал весь день. Если бы рядом с ней не было верного Сальника, Коровкин бы бросил всё и примчался домой, чтобы проверить, не сбежала ли в очередной раз. А так и его помощник молчал. Раз не беспокоит, то всё в порядке.
Дома его застала оригинальная картина. Ковёр скатан и отодвинут в сторону. Весь пол усеян бумагами. По центру его благоверная распласталась. Рядом с ней на животе лежит его верный Сальник. На диване валяется его оперативка с пистолетом. Они что-то рисовали на листе, при этом громко обсуждали.
– Да как ты этого не видишь? Смотри сюда, – Марина жирно обводила какие-то записи.
– То есть, по-твоему, выходит… — как это "по-твоему"? Марина Вячеславовна для него. Колчак насупился. – Если я поставлю велосипед и не привяжу его, а вор украдёт, то я же и буду виноват. — горячился Сальник.
– Нет, это ты не понимаешь, — она заправила прядку за ухо. – Если ты поставишь свой велосипед и не привяжешь, то твоё действие будет трактоваться, как виктимное, то есть виновное поведение потерпевшего. А он… Он подписал на отпуск продукции ему не принадлежащей в обход инструкции. Его проверяли?
– Марина, они же заявители. – Сальник выглядел как раб на плантации.
– И что? Понимаешь, задача следователя — подвергать сомнению каждое слово, и ему абсолютно всё равно: заявитель или подозреваемый. Знаешь принцип? Если не можешь доказать виновность, значит, невиновный. А он должен быть первым подозреваемым… Можешь мне узнать, какие были отношения у Охломова и этого, который подписал отпуск продукции, – и Марина положила свою руку на руку Сальника.
Позади раздалось недовольное покашливание…
Сальник и Марина разом оглянулись:
– А-а, это ты, – женщина протянула руку Василию, тот помог подняться, при этом пробурчал:
– Нет, кинооператор. Пришёл кино снимать.
– Вася, да хватит уже. Уговорил, расскажу, – она довольно подставила щёку для поцелуя.
Коровкин приподнял в изумлении одну бровь, как бы спрашивая, что это было сейчас: сама Марина Вячеславовна милостиво разрешает себя поцеловать.
– Только у меня условие, – и она хитро улыбнулась, глядя, как Сальник, кряхтя поднимается с пола и отряхивает брюки: – В ресторане накормишь? Сюзанну я отпустила, а сама не приготовила.
– Поехали. – Василий Петрович продолжал смотреть на Марину с подозрением. Слишком покорная.
Он привёз её в небольшой уютный ресторан, стоящий на высоком берегу реки. Сумерки придавали открывающемуся обзору мистический вид. Свечи, горящие на столах, только усиливали ощущение нереальности. Над столиками плыли такие запахи, что даже сытый от пуза начинал ощущать голод.
– Мариша, расскажи про кино? – попросил Василий, когда они сделали заказ.
– Если пообещаешь, что ни один участник съёмок не пострадает ни во время, ни после рассказа. – она почему-то подумала, что жизнь вполне удалась: и есть, что вспомнить, и есть, чем жить сейчас.Сальник и Марина разом оглянулись:
– А это ты, – женщина посмотрела на Василия, тот недобро сощурился:
– Нет, кинооператор. Пришёл кино снимать. И чем вы тут занимаетесь? Я так понимаю, испорченных ковра с диваном Марине мало, она решила мне ещё паркет подправить. - статная фигура хозяина дома грозно нависла над распластавшейся на полу парочкой.
Марина задрала голову. Подула на спадавшую на глаза чёлку. Поднялась. Вскинула голову. Задрала подбородок.
- Так, Сальник, весь бардак собрать и выбросить. - повернулась и направилась к лестнице.
- Слышь, командирша, ты куда направилась. - Коровкин едва сдерживал рвущуюся ярость.
Он и сам не мог понять, что же произошло? Что пальцы его верного помощника коснулись в каком-то интимном жесте руки его женщины? Что их лица были рядом друг с другом? Что щеки невесты покрылись румянцем, как у красной девицы после первого поцелуя? Что? Произошло? Почему она не отвечала? Почему он не звонил? Почему выправодили Сюзанну? Сколько времени они провели вдвоём на этом полу?