Предыдущая глава:
Начало повести:
Глава 12. И всё-таки море — останется морем…
— Не пора ли и тебе позвонить домой, а то Наташка небось переживает? — бросил через плечо начальник, составляя список на телефонные переговоры с берегом.
Из радиорубки только что вышли записавшиеся позвонить домой.
— Хорошо, Женя, запиши. Скажу, что самолётом возвращаемся. Может в Москве встретит. Во сколько связь?
— После ужина, как всегда.
Звонки домой для моряков стали обыденным делом. А каких-нибудь пару лет назад об этом и не мечтали. Обходились телеграммами. Сашка хорошо помнил, как это началось. Он был тогда на БМРТ «Атлант» в северо-западной Атлантике. Калининградский радиоцентр оповестил все суда о возможности телефонных переговоров. Толя Кулаковский — начальник радиостанции, связавшись с берегом, попросил Сашку срочно разыскать капитана. Кому как не капитану первым поговорить с домом. Ни в каюте, ни на мостике его не было и тогда Сашка попросил Толика Лаптева, третьего помощника, объявить по трансляции: «Капитану срочно зайти в радиорубку».
— Алексей Митрофанович, давайте свой домашний телефон, — попросил капитана начальник, когда тот через минуту появился в рубке, — сейчас будет связь с берегом.
— Ты серьёзно, Толя, вот так вот, прямо как по обычному телефону? А кто-нибудь уже пробовал?
— Я с радиоцентром разговаривал, а так ещё никто. Только предупреждаю, говорить надо по очереди как по УКВ радиостанции.
Начальник дождался, когда радиоцентр вызовет «Атлант» и зачитал номер домашнего телефона капитана.
— Садитесь сюда, — он уступил капитану своё рабочее место у радиоприёмника. — Когда позовут, жмите тангенту и говорите.
«Атлант, ваш номер на связи, — сообщил радиоцентр». Начальник кивнул капитану, дав понять, что можно говорить.
— Алло, Валя, алло, — нажав тангенту телефонной трубки, всё ещё не веря, что из этой затеи что-нибудь получится, сказал капитан.
— Лёша, это ты? — пробилось сквозь шум эфира.
Капитан вздрогнул, узнав знакомый голос.
— Я, Валя, это я. — Его голос слегка задрожал от неожиданно обрушившейся на него реальности непосредственного голосового общения с близким человеком.
— Лёша, ты уже дома?
— Валя, я на корабле, — с трудом через подступивший к горлу комок ответил капитан.
— Вы в Калининграде? — через довольно длинную паузу донеслось с того конца.
— Валя, мы в море, — прохрипел капитан.
— Лёша…
— Валя…
Капитан ждал, что скажет жена, а та молчала, видимо испытывая те же чувства, что и он. «Атлант, говорите, — вмешался женский голос оператора радиоцентра.
— Валя, Валюша … — капитан отпустил тангенту, не в силах сказать что-нибудь ещё. По его лицу текли слёзы. Это были слёзы мужика, разменявшего шестой десяток лет, видавшего войну, всю жизнь отдавшего морю.
«Заканчивайте, — донеслось из приёмника». Похоже на радиоцентре уже привыкли к такому развитию событий при первом общении, и поняв, что содержательного диалога не получается, решили разрядить ситуацию.
— Лёша, — последний раз успела сказать жена, прежде чем отключился телефон.
«Атлант, разговор три минуты, — сообщила оператор»
— Калининград один, спасибо, конец связи, — начальник выключил передатчик. — Алексей Митрофанович, вы телеграмму домой напишите, объясните жене что и как, а то она в контору начнёт названивать. Подумает, что мы уже вернулись, а вы домой не хотите идти.
«Мне не забыцца песні той даўняе вясны, — подпевал Сашка «Песнярам» свою любимую «Александрину», стараясь, как и Мулявин, выговаривать слова по-белорусски. — На Мурамскай дарожцы стаялі тры сасны…».
В проёме открытой настежь входной двери в кормовую лабораторию, где Сашка устроил себе мастерскую, появился Николай.
— Привет Санёк, крикнул он с порога.
Сашка не оглянулся. Он увлечённо что-то паял, пуская ароматные облачка канифольного дыма. Музыка звучала из самодельных Сашкиных колонок настолько громко, что Николаю пришлось подойти к нему вплотную и похлопать по плечу.
— Чего это ты мастеришь, — спросил он, когда Сашка убавил громкость.
— Цветомузыку, Коля. Видишь, как лампочка под музыку мигает?
Сашка ткнул паяльником, припаивая проводок к монтажной схеме, представляющей собой картонку с контактами увешанную радиодеталями. На краю картонки замигала под музыку небольшая лампочка от карманного фонарика.
— Ну, вижу, а как это будет выглядеть в конечном результате?
— А вон панелька на столе? — Сашка кивнул в сторону другого стола, где лежала прямоугольная конструкция, утыканная крашеными лампочками, и кусок полупрозрачного пластика рядом. — Вот такая будет коробочка толщиной три пальца.
— Понятно, — хмыкнул Николай, — я к тебе вообще то по делу заглянул. Кофеварка моя поломалась, не греется, — он достал из пакета небольшую штуковину.
— Давай сюда, посмотрю, — Сашка сдвинул свой стул вправо к свободному месту длинного лабораторного стола и взял в руки кофеварку.
Это была изящная самодельная штуковина, выточенная из куска дюралевого сплава. Внешне она напоминала турку емкостью на один стакан. Сверху на неё накручивалась крышка с двумя хоботками из которых под давлением выплёскивался готовый кофе. Снизу была прилажена маленькая электроплитка. Сашка внимательно осмотрел кофеварку, прощупал весь шнур и не обнаружив никакого изъяна сказал: «Без тестера не обойтись».
— Что-то серьёзное? — озабоченно спросил Николай.
— Ну что тут может быть серьёзного, Коля, два провода и спираль между ними. Вон на столе цветомузыка, так там и транзисторы, и тиристоры, и диоды, и конденсаторы электролитические, чего только не наворочено, а вся схема у меня в голове. Вот смотри, — он ткнул щупами тестера в контакты на кофеварке, — спиралька цела, значит дело в шнуре. Неси кофе, а я пока ты ходишь починю шнур, — он взял отвёртку и начал разбирать штепсель. — Ну так и есть!
Через десять минут исправленный агрегат изверг из своих хоботков в две небольших чашечки настоящий африканский кофе. Николай запасся им ещё в Пуэнт-Нуаре, выменяв на сгущенку. Зелёные зёрна он обжаривал сам, наводя сумасшедший аромат по всему судну.
— Что там было, Саня? — поинтересовался он между двумя глотками.
Сашка не был страстным любителем кофе, как Николай, но всё же, его интересовал тот эффект, который оказывает на организм настоящий кофе, из которого перед продажей не извлекли весь кофеин.
— Правильнее будет сказать «не было».
— Так чего там не было? — переспросил Николай.
— У нас в радиоэлектронике, — прищурив глаза и напустив на себя глубокомысленный вид, — сказал Сашка, — все неисправности происходят по двум причинам.
— И что же это? — Николай тоже изобразил стремление глубоко вникнуть в суть проблемы.
— Во-первых, наличие контакта, когда он не нужен, — Сашка сделал глоток кофе, удовлетворённо хмыкнул и продолжил, — а во-вторых, это отсутствие контакта, когда он нужен.
— Надо же, — улыбнулся Николай, — совсем как в жизни моряка. Ты его не хочешь видеть, а он всё время контачит рядом.
— А тот, кто тебе нужен, — подхватил Сашка, — там, на берегу, и контакта с ним нет.
Они посмеялись, обнаружив схожесть судьбы моряка с неисправностями электроники.
— Коля, а кто у тебя на берегу? —после некоторой паузы спросил Сашка. — Почему ты развёлся?
— Нет никого, Саня, — сказал Николай грустно, — один я, — а затем, улыбнувшись, трижды произнёс с грузинским акцентом: «Адын, савсэм адын», — первый раз с отчаянием, второй с любопытством, а третий с восторгом.
Дружно похохотали. Это было из анекдота про грузина, похоронившего нелюбимую жену.
— Ты знаешь Саня, — продолжил Николай, — я был влюблён по уши, как слепой дурак. Познакомились мы на танцах. Ей 18 мне 22. Красавица. Другие девушки для меня просто перестали существовать. Через полгода свадьба, а затем море. Ещё через полгода вернулся из рейса, любовь пуще прежнего. Съездили в Москву к её родственникам. Третьяковка, Кремль, ВДНХ, всё облазили. Старый и Новый Арбат, кафешечки, рестораны. Потом снова в море ушёл. Заработал тогда не плохо, решили на кооператив отложить, чтобы было где детей растить, — не в съёмной комнатушке, а в своей квартире. В общем, три года я жил с мечтами о нашей будущей прекрасной жизни. Между рейсами на юг ездили, в Крым, в Сочи. И тут как-то случай произошёл. Я дома был, в очередной рейс собирался. Жду её с работы, стемнело уже, а моей любимой всё нет. Обзвонил всё что можно, — никто её не видел. Перепугался не на шутку, в милицию обратился, а они мне так спокойненько, мол вы молодой человек до утра подождите, а уж потом если что — заявление. Как знали, черти. Утром заявилась моя вместе с тёщей, видимо одна побоялась возвращаться. Наплели мне всякой лабуды, типа плохо ей стало — заночевала у мамы. Только я то тёще чуть ли не первой позвонил, а потом ещё пару раз перезванивал. Так я правды от них и не узнал. Только завёлся у меня в душе эдакий червячок, который грыз меня весь следующий рейс. Я как бы увидел себя со стороны. Банальная до тошноты картина. Он моряк, по полгода в дальних краях деньгу зашибает, она — привлекательная девушка, «терпеливо ждёт», отвергая все соблазны окружающей действительности. Видимо, не всё для меня так радужно было, раз она позволила себе не ночевать дома, когда муж на берегу. Что же тогда творится, когда он в море? Я понял, что правда, которую они от меня скрывали, была несовместима с продолжением нашей дальнейшей совместной жизни. По возвращению из очередного рейса надо было вносить первый взнос за кооператив. Все деньги были у ней, а точнее никаких денег у неё уже не было. Я её спросил: «Почему?» а она мне: «А я и не собиралась с тобой жить, потому и тратила». Настоящий шок для меня. Какая уж тут любовь, простой порядочности не было. Потом я понял откуда ноги растут. У неё сестра двоюродная в Москве замужем за дипломатом была. Видимо она так мозги моей промыла, что та и обзавидывалась, слушая про райскую жизнь в столице, про поездки за рубеж. «А я чем хуже? — подумала». Моряк ей нужен был для временной финансовой опоры.
Николай открутил крышку кофеварки.
— Будешь ещё кофе?
— Буду. И что с ней сейчас, нашла своего дипломата?
— Нет, Саня, она опять за моряка вышла, очередного лопуха себе нашла, а сама в Москве у сестры ошивается. Да и не тянет она на жену дипломата, интеллект не тот, не столичный. Ей надо бы детей рожать, пока не поздно.
— А что же вы не завели детей за три то года?
— Да, надо было сразу, не дожидаясь квартиры, пока её сестра не испортила. Мать у неё хорошая, отец фронтовик. — Николай заправил кофеварку. — А как в Москву съездили…
— Сколько лет уже прошло, Коля, ты что никого так и не встретил больше?
— Ой, Саня, сколько их у меня было за эти пять лет и умненьких и дурочек. Нам с тобой пальцев на руках не хватит всех пересчитать, да и не помню я всех то.
Кофеварка вздрогнув выплеснула в чашечки тёмную жидкость, заполнив кофейным ароматом всё окружающее пространство.
— Конечно, ты парень видный, ещё и тридцати нет, с квартирой. — Сашка сыпанул в чашечку ложку сахара и не спеша помешал. — Всё ещё наладится, найдёшь свою суженую.
— Чем дальше время бежит, Саня, тем меньше у меня надежды. — Николай сделал небольшой глоток. — Этот червяк во мне так разросся, так выел всю душу… Теперь любая женщина для меня —потенциальный хищник. Да, я конечно, хотел бы снова полюбить, обзавестись семьёй, детей растить, но где она, та, которая…, наверное, любовь даётся нам один только раз. Я по крайней мере больше и близко не испытал того, что было с ней, моей первой. А заводить детей с нелюбимой…
— Говорят же в народе — слюбится-стерпится, раньше вообще молодых не спрашивали. Родители договорятся и всё. Жили, детей по многу растили.
— Ты ещё крепостное право вспомни, — усмехнулся Николай — там вообще всё барин решал, да ещё и невесту сам проверит, не грешила ли она до свадьбы. А у тебя, Санёк, ещё не завёлся червячок? — Николай пристально посмотрел ему в глаза, рассчитывая на откровенный ответ.
— Как тебе сказать, — Сашка сделал глоток кофе, оттягивая ответ. — Нам повезло, у нас дочка подрастает, замечательное создание, рождённое в любви. Я своего червячка в самом зародыше уничтожаю. Никого не слушаю, ничего плохого не замечаю, люблю и верю. Думаю, что и она такая же.
— Дай то Бог, — улыбнулся Николай, — это хорошо, что в наше время молодёжь обычно по любви сходится, не по расчёту. Хотя почему-то сын шахтёра, как правило, женится на дочке шахтёра.
— А дочь дипломата, — Сашка подхватил его мысль, — скорее всего выйдет замуж за сына дипломата.
Друзья рассмеялись.
— Со мной не так давно одна любовная история приключилась, — продолжил Николай, — ты дискотеку на «Вагонке» знаешь?
— Ещё бы, — ответил Сашка, — там первый и пока единственный в городе кордебалет. Девчонки длинноногие так зажигают, весь город посмотреть ходит. Я знаком с их руководителем, Малининым, пластинки ему приношу заграничные, журналы всякие. Они с них фотки делают для своего слайд-шоу. У меня туда бесплатный вход.
— Слушай дальше. Как-то раз в субботу сижу я там за столиком, на верху, где слайды демонстрируются, коньячок попиваю, а рядом девчонки тусят. Я заприметил одну, поглядываю на неё с интересом, а она возьми и подойди ко мне. Познакомились. Её Света звали. Угостил коньяком. Оказалось, она из кордебалета, они уже закончили своё выступление. Симпатичная, начитанная, разговаривать с ней одно удовольствие. Коньяк пила наравне со мной, да так, что пришлось вторую бутылку заказать. Она сразу меня предупредила, что от коньяка не пьянеет, но может вырубиться на несколько минут, а потом опять как стекло. Так оно и случилось. Мы на диване у столика сидели. Посередине второй бутылки она отключилась ненадолго у меня на плече, а потом как ни в чём не бывало продолжила. После дискотеки я пошёл провожать её домой. Идти было не так далеко, где-то с полчаса. Она жила на Шиллера рядом с магазином «Кооператор». С виду обычная пятиэтажка, но у входа нас встретил милиционер. Она ему: «Привет, Петя, знакомься это Николай. Мои не вернулись?» Тот отрицательно мотнул головой. «Они на даче, — шепнула она мне, — пойдём». Мы поднялись на второй этаж. «Ничего себе квартирка, — подумал я осмотревшись, — потолки высокие, комнаты большие, кухня тоже, а ванная… ну и обстановка —кожа, хрусталь». Через пару часов я ушёл, пройдя мимо молчаливого Пети. Дом этот, как я потом разузнал, оказался обкомовским, а Света —дочка большого чинуши.
Николай сделал паузу, допивая кофе. — Может ещё заварить? — предложил он Сашке.
— Хватит уже, и так сердце как бешеное колотится от твоего кофе. Рассказывай, что у вас дальше было. Получилось у «тракториста» в партийную номенклатуру внедриться?
— А дальше мы продолжили встречаться. Договаривались по телефону. То на море позагорать съездим, то посидим в ресторане, а потом ко мне домой. На ночь она не оставалась. Контроль был строгий, если что вся милиция на уши будет поднята. Родители для неё уже давно жениха наметили, комсомольского вожака крупного предприятия, из своего так сказать круга. Он ей не нравился. Она мечтала по любви, как простые люди. До меня у неё уже были попытки встреч с другими ребятами, но они сразу пресекались. Похоже, для неё всё серьёзно было: «Увези, — говорила, — меня куда-нибудь подальше Коля, чтобы не нашли».
— Так взял бы и увёз, — сказал Сашка, — на Дальний Восток.
— А ты думаешь они там тебя не достанут? Найдут, визу прихлопнут, а то ещё и похуже нагадят. Но не это главное.
— А что тогда? — спросил Сашка.
— Главное, Санёк, не было у меня к ней настоящей любви, ради которой ты готов на всё. Ну не было её. Так, увлечение очередное хорошенькой девчушкой. Правда оно подзатянулось почти на год. Я вскоре в рейс ушёл, думал больше её не увижу, а тут письмо на корабль доставили. Пишет, что ждёт, хочет дальше встречаться, просит привезти что-нибудь в подарок экзотическое.
— Ну и что, удивил её заграничной экзотикой?
— Удивил, на свою голову. Мы как раз в Лас-Пальмасе отоваривались, и я прикупил для неё штруксы — последний писк моды. Она конечно обрадовалась, носила не снимая, чуть ли не спала в них, пока родители не спросили откуда у неё это. Подруги заложили, когда их припёрли к стенке. Звоню как-то Светке домой, молчу в трубку, жду, когда её голос будет, а с того конца её мать: «Что ты в трубку дышишь, думаешь я не знаю кто ты, хочешь в нашу семью влезть, карьеру сделать, ничего у тебя не выйдет». Ну я ей тоже в ответ наговорил, что не нужна мне ваша карьера, как и ваша дочь, просто жалко девчонку. Вот так всё и закончилось. Через год они её всё-таки выдали за комсомольского вожака, он тогда на повышение пошёл. Встретил её как-то недавно у трамвайной остановки. Взгляд потухший, будто и не Светка это. Поздоровались и разошлись.
— Да, история, — выдохнул Сашка, — угораздило же тебя. Не даром говорят: «Хочешь завести друга — заведи собаку», и любовь постоянная и предательства не будет. А я вот даже не представляю, — после некоторой паузы продолжил он, — как можно жить без детей. Для чего тогда вообще всё это — работа, море по полгода. Кто о нас вспомнит потом?
— И будет нам с тобой, Саня, мучительно больно, как говорил Николай Островский, за бесцельно прожитые годы. — Николай припечатал к столу пустую чашку.
— Ну уж нет, я не собираюсь на одном ребёнке останавливаться. Обязательно заведём ещё, а лучше трёх. Тогда и смысл в жизни определится. Давай свою чашку, сполосну.
Он помыл под краном посуду, затем, показав на схему, спросил:
— Хочешь посмотреть, как она будет работать? Принеси панельку, — Сашка кивнул в сторону конструкции с лампочками, — сейчас попробуем.
Николай подал ему фанерный прямоугольник. Сашка подпаял проводки и поставил иглу давно уже молчавшего проигрывателя на начало пластинки.
«Летняя ночка купальная яснай растаяла знічкаю… — завораживающе красиво зазвучала песня». Заморгали в такт музыки лампочки на панельке. Сашка прикрыл панель полупрозрачным матовым узорчатым пластиком, затем выключил весь свет в лаборатории, и добавил громкости.
Эффект был впечатляющим. Звуки бас-гитары окрашивали пластик панели красными пятнами. К ним добавлялись жёлто-зелёные цвета от голосов поющих. Высокие частоты высвечивались синим. Экран светомузыки приковывал к себе взгляд, действуя на подсознательном уровне как пламя костра.
Песня закончилась и на несколько секунд стало темно. Вдруг, под резкий аккорд гитары, вспыхнули сразу все лампочки, а потом энергично замигали под весёлую музыку песни «Косил Ясь Конюшину». И тут друзья обнаружили, что они в лаборатории уже не одни. К дружному «Ла, лала-лалала…» Песняров добавилось «гаф-гаф». Это Бич, заглянув в открытую дверь лаборатории облаял Сашкину цветомузыку, развеселив присутствующих. Следом за собакой появились боцман и рыбмастер. Сашка убавил звук, похлопал себя по ноге, подзывая Бича, и дождавшись, когда тот подошёл, ласково потрепал по холке: «Не бойся, Бич, эта штука не кусается, это просто цветомузыка, — деревяшка с лампочками. Видишь — он постучал пальцем по экрану, — ничего страшного».
— Саня, включи свет, — попросил он рыбмастера. Мы сейчас с Бичом споём вам песню.
Пёс был частым гостем в Сашкиной лаборатории. Выяснилось, что он тоже любит послушать музыку. Однажды, когда Сашка, что-то мастерил, громко подпевая Песнярам любимую «Александрину», Бич начал слегка скулить. Сашка не оставил без внимания эти попытки собаки подвывать под музыку, и с помощью конфет развил прорезавшиеся способности пса до уверенного «пения». Почему-то из всей музыки Бич предпочитал «Александрину». Уговорить его на «подпевание» других песен не получалось, да Сашка особо и не стремился к этому. Он ставил полюбившуюся собаке песню, вместе с ней ждал припева, и они дружно подпевали: «Ааа-ле-ксан-дрыыы-на! Цяпер прыйшла зима. Ааа-ле-ксан-дрыыы-на! Шукаю я няма». «Опять ты фальшивишь. Бич, — объяснял он собаке, пока звучал второй куплет, — выше голос, надо выше!»
Сашка перевернул пластинку и поставил «Александрину». Бич насторожился, услышав знакомую музыку, но когда зазвучал припев, подвывать не стал, всё ещё настороженно поглядывая на моргающий экран.
— Давай, Бич, голос! — тщетно пытался Сашка уговорить собаку.
— Да выключи ты эти лампочки, — вмешался Николай, — видишь он нервничает.
— Сейчас попробую, — сказал Сашка, включая остывший паяльник.
— Погоди, не отключай, — попросил боцман, разглядывая мигающую под музыку конструкцию, — можешь мне такую сделать для дома.
— Времени маловато осталось, Витя.
— А если постараться, а Санёк, я готов двести рублей за эту штуковину отдать.
— И я тоже, — присоединился к просьбе боцмана Саня-палец.
Сашка призадумался, прикидывая свои возможности, сколько понадобится мощных тиристоров и других радиодеталей. В принципе, всего хватало.
— Давайте так, вы достаёте у электриков лампочки на 12 вольт, мне они уже больше не дадут, остальное я сам. А что касается денег, хватит и половины. По рукам? — боцман и рыбмастер хлопнули по Сашкиной ладони. — А сейчас мы с Бичом попробуем вам спеть. Только ведите себя тихо, не отвлекайте артистов.
Сашка отпаял проводки от схемы, экран перестал мигать. Затем, прицелившись, поставил иглу проигрывателя на «Александрину» и добавил громкости.
«Фламинго» усердно добивал план, беспрестанно таская трал в группе флота. Начальство промрайона позволило поисковому судну доработать несколько последних дней рейса на рыбе. Уловы были сравнительно небольшие, 5 – 10 тонн за траление, но за сутки получалось не так плохо, а главное стабильно. Настал тот долгожданный момент, когда капитан объявил экипажу, что план по всем показателям выполнен.
Сашка торчал на кормовом мостике наблюдая сверху за выборкой очередного трала. На душе было благостно. Это значит, что ничто не омрачало его мыслей, незаметно копошащихся в голове. И что эта, плавно покачивающаяся линия горизонта (тело уже давно не ощущает слабой качки и кажется, что это окружающий мир шатается вокруг идущего прямо судна), и этот привычный шум работы судовых механизмов, и громыхание траловых досок о корму судна, перезвон вползающих грузов, и эта чёткая до артистизма работа добытчиков, и этот запах — такой родной букет ароматов от завалявшейся в разных закутках рыбы и выхлопных газов, всё это наполняло душу моряка спокойствием, которое сродни тому, что ощущает человек на земле созерцая цветущие луга, колосящиеся поля, темнеющий вдалеке лес, щебетание птиц в синем небе над головой. Пока всё это есть, человеку хорошо, благостно.
За кормой, всплыл мешок, сразу атакованный стаей птиц, слёту выхватывающих торчащую из ячеек рыбу. «Худо-бедно, а с десяток тонн будет, — прикинул Сашка улов, посчитав секции мешка, набитые рыбой, когда его подтянули ближе к корме». Сверху на мешке беспардонно восседал морской лев с рыбиной поперёк пасти. Ещё несколько лёвиков плавали рядом. Ничего необычного в этом не было. В здешних краях все давно привыкли к этим милым, но очень наглым гостям.
— Так и знал, что ты здесь, — к Сашке подошёл начальник радиостанции, — пойдём антенну чинить.
В конторе было заведено, что по возможности, за небольшое материальное поощрение, экипаж выполняет часть регламентных работ по ремонту, который должен проводиться на берегу. Ремонт главной антенны значился в списке работ, которые они взяли на себя.
— Сейчас, Женя, посмотрим, что в трале.
— Что там смотреть, всё как всегда, в трале рыба на трале зоопарк.
— Вот зоопарк и посмотрим, — улыбнулся Сашка, наблюдая за вползающим на слип мешком, на котором сидели уже три лёвика.
Добытчики, игнорируя непрошенных гостей, начали выливать улов в бункера. Лёвики разбежались по промысловой палубе в разные стороны.
— Сейчас зоопарк превратится в цирк, — сказал со смехом Женя.
— Вон уже и главный дрессировщик появился, — поддержал его Сашка, заметив капитана на другой стороне кормового мостика. — Представление начинается!
Не так то просто было прогнать шустрых лёвиков с промысловой палубы обратно в воду. Добытчики, вооружившись скребками гоняли их туда-сюда, под дружный смех собравшихся посмотреть на это моряков.
— Что вы, едрить-ага, за всеми бегаете, — кричал сверху капитан, — загоняйте их на слип по одному!
Ребята-добытчики, поработав немного на публику, сами повеселившись от души, где палками, где пинком сапога, наконец спровадили зверей, заставив их сползти на животах по слипу в родную стихию.
— Антракт, — сказал Сашка, — до следующей выборки трала. Пойдём, Женя.
Они пошли на верхний мостик, где начальник приготовил всё для ремонта главной приёмо-передающей антенны, той что висит между макушками носовой и кормовой мачт судна. Она была уже спущена и лежала на палубе большими кольцами. Необходимо было заменить позеленевший от старости медный трос и треснувшие изоляторы. Практически надо было собрать новую антенну, благо всё необходимое в запасе имелось. Работы было на пол дня.
— Успеем до ужина? — спросил Сашка.
— Надо до срока уложиться.
— А во сколько у тебя связь с берегом?
— В 18-30. Тащи сюда изоляторы.
Сашка поднёс коробку к Жениным ногам. Они начали собирать первую цепочку из четырёх антенных изоляторов соединяя их между собой кусками стального тросика.
— Чем это вы тут занимаетесь? — к ним праздной походкой подошёл Жора. — Никак антенну будете натягивать?
— Её родимую, — улыбнулся Женя, — соскучилась без ласковых мужских рук.
— Аж позеленела, — хохотнув добавил Сашка.
— Может и я для такого случая на что сгожусь? — продолжил юморить Жора.
— У тебя что, своего гарема мало, не натрахался? — спросил Женя, намекая на частые поломки в заведывании друга.
— В моём всё в порядке, всё крутится-вертится, есть не просит, — ответил Жора. — И потом, хочется чего-нибудь новенького.
— Ха-ха, — загоготал начальник, — может и сгодишься, Жора, если возьмёшься за конец и подашь его нам, — он сделал паузу, ожидая реакции друга.
— Какой такой конец? — правильно отреагировал Жора,
— Концы разные бывают, — добавил Сашка, — и длинные и короткие, а в данном случае это длинный красно-жёлтый конец. Так Женя?
— Я бы сравнил этот цвет с твоим загаром, Жора, — продолжал гоготать начальник.
— Вы что, думаете я голый загораю? — деланно возмутился Жора. Все дружно рассмеялись.
— Медный трос видишь, — Женя показал на бухту троса, лежавшую рядом. — Вытащи конец, и подай его нам с Сашкой.
— А, так вам нужен медный конец, — не унимался Жора, — так бы сразу и сказали. — Он отмотал от бухты пару метров троса и протянул конец Жене.
— Подержи пока так, — сказал начальник, продолжая вместе с Сашкой возиться с изоляторами.
— Я, пока держу медный конец, — сказал Жора, — расскажу вам про деревянный. В прошлом рейсе одна научница попросила нашего плотника, бывшего ювелира, починить швабру. Так он на конце палки вырезал… ну в общем вы поняли. Та, не обратив сначала на это внимания, поблагодарила за ремонт инструмента и пошла убирать свою лабораторию. На следующий день плотник-ювелир спрашивает её: «Понравилась швабра?». Та ему: «Да, спасибо, как новая, такой приятно работать, а что?» А он ей: «Так, ничего, дело известное, все женщины любят такие штучки». Через несколько минут она уже гоняла его этой шваброй по всему кораблю.
Посмеялись.
— Долго ещё держать, начальник? — Жора заподозрил что-то неладное.
— А как она тебе на ощупь?
— Кто она, — Жора посмотрел по сторонам.
— Антенна, наша, — снова загоготал начальник. — подержался и хватит, уложи на место. А натягивать мы с Сашкой и сами управимся.
— Вот вы как с друзьями, — Жора напустил на себя обиженный вид. — Ладно-ладно, Бог вам этого не простит. Он показал пальцем на небо, две трети которого затянула свинцовая туча.
Тропический ливень стремительно приближался к «Фламинго». Ещё минута и он заслонил собой солнце, разом набросив мрачное покрывало на всё что было вокруг. Мгновенно исчезла духота, которую сменил свежий прохладный ветерок.
— Оставайся с нами, Жора, — бросил Сашка собравшемуся уходить другу, видя, как Женя снимает свою рубашку с обрезанными рукавами, готовясь встретить ливень прямо тут на палубе.
— Ладно, — согласился тот, стягивая свою клетчатую рубаху, — освежиться не помешает, перед тем как мы будем натягивать вашу антенну, вы же теперь не откажите другу, когда вам сверху пригрозили.
Они разделись до трусов, успев спрятать одежду под спасательными плотами.
Ливень налетел стеной. Ещё несколько минут назад горизонт был абсолютно чист. Нигде не видно было того маленького, тёмного пятнышка, которое, быстро разрастаясь, вдруг навалилось огромной тучей, накрыв собой весь горизонт и солнце. Казалось, весь Мир погрузился во мрак. Падающая сплошным потоком вода грохотала о палубу так, что ничего не было слышно кроме этого мощного гула. Крупные капли разбивались о препятствия на своём пути, окутывая всё ореолом мелких брызг, из-за которых ничего больше не было видно. Какая то первобытная мощь, вызывающая в подсознании чувство страха и восторга заставила друзей сплотиться. Они обняли друг друга за плечи и развернулись фронтом навстречу косому ливню, подставив лица потокам чистой воды. Всё, всё что накопилось за казалось бесконечный рейс, вся бытовая нечисть мелких передряг, все душевные невзгоды, все тяготы морской жизни растворялись и смывались ливнем вместе с солёным потом их молодых, прокопчённых тропическим солнцем тел.
Тропический ливень в море быстротечен. Вот уже вдали засветлело, мрак начал отступать, возвращая из небытия знакомые очертания родного «Фламинго». Необыкновенно сильное чувство, замешанное на радости преодоления, уверенности в силах, вере в свою счастливую звезду, нахлынуло на Сашку, заполнив всё его существо от глубины мозга до мурашек на коже. Он не выдержал и заорал во всю мощь, стараясь перекрыть шум воды: «Тропическим ливнем мы лица умоем, полярные ночи увидим не раз, не раз… — Раскачиваясь из стороны в сторону, друзья дружно подхватили знакомый припев: "И всё-таки море, останется морем…»
Конец повести.
Продолжение "Эпилог":
Предыдущая глава:
Начало повести: