Предыдущая часть
В тот день Петр, как всегда, встал вовремя и собирался идти на работу. В офицерской форме он казался Анне еще более красивым и самоуверенным, чем всегда. Она наблюдала за ним, лежа на постели, едва прикрывшись простыней и все еще не веря тому, что произошло у них прошлой ночью.
Не то чтобы Петр никогда не бил ее. Бывало и так – но только ладонью, по попе, в порыве страсти, как объяснял он ей свою экспрессию и агрессивный через чур настрой после дежурства в отделении.
А прошлой ночью…
Боже, даже вспоминать об этом невыносимо. Анна все еще чувствовала боль, которая и теперь, по прошествии нескольких часов, казалась нестерпимой.
Когда он подошел и присел на край постели, она инстинктивно попыталась отодвинуться.
– Не надо, Анна, – попросил он. – Я не виноват, ты же знаешь. Ты вывела меня из себя. Почему ты не сказала мне, куда ездила вчера днем? Я же понял, что не по магазинам. Ты ничего не купила, а деньги с карточки ушли. Тебе бы просто признаться, что ты ездила в собачий приют, и они опять тебя уговорили оплатить расходы. Я не против твоих визитов, но тебе следовало спросить моего разрешения на трату средств. Подобранных на пустырях собак так много, а денег у меня не слишком много. Если бы ты это сделала, у тебя не было бы причин лгать мне, а у меня – наказывать тебя.
Анна смотрела на него глазами, полными ужаса.
– Обещай, что в следующий раз ты попросишь у меня разрешения, – сказал он, мягко поглаживая ей шею.
Сердце Анны готово было выпрыгнуть из груди.
– Я… я обещаю, – еле ворочая языком, выдавила из себя она.
– Хорошая девочка. – Петр улыбнулся, довольно оглядывая ее лицо. Потянулся рукой к галстуку и расслабил ровный узел. – Я думаю, что мне сегодня можно немного задержаться дома, – заявил он, расстегивая пуговицы кителя. – Сейчас сделаю звонок, и мы с тобой немного поваляемся еще…
Когда он разделся, лег с ней рядом на постель и нагнулся, чтобы слиться с ней в непристойно глубоком поцелуе, а его руки под простыней начали ласкать ее груди, Анне сделалось нехорошо. Потом губы их, наконец, разомкнулись, и он стал сильно сжимать ее сосок, хладнокровно наблюдая, как она страдает от боли, кривится, готовая заплакать, но не пытается отстраниться вновь.
– Раздвинь пошире ножки, крошка! Еще шире… ложись спиной. – Петр отпустил ее грудь и толкнул рукой в плечо не сильно. Анна упала на спину на локти, отчаянно желая прикрыть наготу. Ей до смерти хотелось сжать колени, отвернуться, но она не смела этого сделать, и лишь смотрела на него. На то, как он с довольным видом рассматривает ее, снова тянется рукой к груди. Низ живота ныл, саднило мышцы шеи. Анна с ужасом ждала, что последует еще. Он ее опять ударит или снова поцелует?
В этот миг Анне захотелось его убить.
Но тут раздался звонок его мобильного. Петр состроил гримасу недовольства, перевел глаза на вставший колом член. Слез с кровати, и нашарив в кармане кителя мобильный, ответил на звонок. Звонили с работы и разговор обещал быть долгим, а потом… потом, ему придется уехать. Поэтому он посмотрел на Анну и недвусмысленно указал кивком на член. Начал поглаживать его. От этого тот агрессивно задрался еще выше.
– Да, слушаю, рассказывай все по порядку, не упускай деталей и не торопись… Я еще не доехал до работы, – говорил Петр в трубку, держа ее одной рукой. Второй рукой он держал Анну за волосы, четкими, выверенными движениями насаживая ее рот на член.
Получив разрядку быстро, не дал ей отстраниться. Пришлось ей проглотить как в наказание все, что вылилось ей в глотку. Анна глотала и одновременно давилась выступившими слезами. Петр волосы не отпускал, крепко сжимал пальцы, делая ей снова больно. А ее мутило. Неужели дальше будет только так?!
Она отчаянно сопротивлялась его испорченным желаниям, не хотела брать ни в первый раз, ни после член в рот и отказывалась от других его фантазий. Сейчас ей казалось, что терпение его закончилось… давно. Он просто сдерживал себя, пытаясь быть с ней мягким. До последней ночи… Только и всего.
Сейчас, сегодня утром, у него пропала необходимость ограничивать себя, только и всего. Он сломал ее, распустив сегодня руки. Сломал окончательно и больше – растоптал.
Отпустив ее и дав подняться с коленей, Петр поставил ее рядом и рассмотрел внимательно лицо. Измазанное семенем, слезами, на нем в утреннем неясном свете начали проступать на скулах ссадины и синяки. На шее виднелись круглые отметины от его пальцев.
Мда… Перестарался. Вечером ее раскрасит еще ярче. В следующий раз, если она разозлит его, то не следует касаться лица, да и шеи тоже. Вполне можно ограничиться всем остальным набором прелестей и если так захочется, то на них оставить синяки.
Долгим взглядом он удерживал ее взгляд и дождался: она вымученно ему улыбнулась, подняла ладонь, чтобы промокнуть глаза.
– Это просто маленькое напоминание о том, – Петр перевел глаза на ее сосок, – что тебя ждет, если ты и дальше будешь обманывать меня, – сказал он на прощание. Он посетил душ, потом быстро оделся. – Не смей отсутствовать, когда я вернусь, – были его последние слова.
Она так никогда и не узнала, что произошло бы в случае ее непослушания, потому что Петр домой не вернулся. В тот день во время полицейской погони он был убит. Спустя несколько часов один из его коллег ей позвонил, а чуть позже, приехал лично. Слезы, захлестнувшие Анну, он принял за вполне естественное проявление горя, но оказался неправ. То были слезы освобождения.
Продолжение