Предыдущая часть
За воротами был дом. Тот самый парадный вид с рекламы на буклете. Под ярким майским солнцем, в тени разросшихся и сейчас цветущих сиреневых кустов, он выглядел немного приятнее. Но и сейчас его трудно было назвать привлекательным. Некогда белые стены поражали мрачной серостью, краска на каменной кладке местами облупилась. Что-то зеленое почти сплошь покрыло собой черепицу на крыше, а валявшийся в саду мусор вызывал в памяти картины стихийного бедствия, в котором этот дом побывал недавно.
При мысли о том, что она скажет завтра на планерке, из груди Анны вырвался только короткий нервный смешок. Рука уже потянулась к сумочке и телефону, нужно что-то же заснять, выбрать самый лучший план и как-то выгоднее выбрать перспективу… но все после, решила Анна.
Тут некстати она вспомнила о разговоре и о том, какие пожелания Беркутов озвучил. Усмехнулась, оглядываясь вокруг. Если не брать во внимание упадок и запустение вокруг двум формальным пожеланиям клиента этот дом полностью соответствует: первое – он находится совсем недалеко от города и второе – это именно укромное местечко, реально удаленное от всех.
Анна подняла глаза и посмотрела на окна второго этажа. Совершенно очевидно, что из них открывается вид на сосновый бор вокруг.
Подумала, что раз цена постройки и будущие вложения в нее для Беркутова не имеют большого значения, то вот пусть и займется переделкой и благоустройством территории и дома, наконец. Коммуникации все есть, дом подключен и к свету, и к газовой сети, и даже к интернету. Подъехав, Анна посмотрела в телефон. Связь была устойчивой, а на ближайшей опоре ЛЭП, бетонной, новой, она заметила кабель оптиковолокна. Значит, проводниковый интернет тут есть.
Мысленно дала себе подзатыльник, соображая, как ей быть. Делать фотографии и готовиться дать описание дома на планерке или же забросить эту идею и вообще пусть Маршин ищет Беркутову дом. Он его теперь агент, пускай все пожелания ему озвучит. Ну а она осмотрится сейчас и если найдет хоть что-то стоящее для рекламы дома, то подготовит все и все равно, расскажет на планерке и начнет готовить материал.
По-настоящему, при наличии воображения, место может показаться не таким уж плохим, подумала.
Сам дом, несомненно, обладал каким-то своим неуловимым нравом, которого так не хватает современным строениям. И свободной земли, в конце концов, здесь предостаточно. Можно выстроить да хоть конюшню, хоть бассейн и даже мини зоопарк. Никто не возмутится, все потому что вся прилегающая к дому территория относится опять к нему. По документам. Целых восемьдесят соток.
Анна подошла к крыльцу. Дом с приведениями однозначно. Парочка в нем точно обитает. Точно под его сенью обитает бывший владелец, если грешен был, а мы все грешны, как только вырастаем. Анна не уточняла, кто он был, но Эдик Рыбин обмолвился, что это была дама.
«Старая, больная, наверное, – подумала Анна. – А еще, наверное, она жила или мечтала жить в Англии начала ХХ века. Дом очень напоминал о той поре, а еще о сериале по романам Агаты Кристи «Эркюль Пуаро».
Когда Анна распахнула дверь, она предупреждающе заскрипела проржавелыми петлями, и она похвалила себя за то, что не верит в призраки. В противном случае вообще не стоило приезжать сюда одной пускай и днем.
«В сумерках и ночью здесь должно быть совершенно жутко», – подумала она.
По правде сказать, она не чувствовала себя спокойно, пока подруливала к воротам и поднималась по каменным ступенькам широкого крыльца к входной железной вполне себе современной двери. Особенно смущали ее эти маленькие темные окна: все время казалось, что в одно из них кто-то пристально наблюдает за не прошеной гостьей.
Отогнав от себя недостойные мысли, Анна решительно толкнула шире входную дверь и когда уже занесла ногу, чтобы переступить порог, дверь внезапно снова скрипнула, вызвав в девушке волну животного ужаса. Дверь же явно новая, так почему скрипит?
«Немедленно прекрати психовать», – жестко приказала она себе Анна и, преодолев страх, вошла в дом. Встав в холле, она подавила инстинктивное желание постучать кулаком о дверной косяк второй, внутренней входной двери и тем самым спугнуть кого-то, кто мог прятаться в этом месте. Внутренне Анна приготовилась дать отпор невидимому обитателю дома, пусть то будет хоть приведение, хоть дух почившего хозяина дома, где бы это не произошло. Ведь всем известно, что духи любят заброшенные строения. А дом явно выглядел долго нежилым.
Пыль под ногами, запах затхлости и плесени. Окна плотно были закрыты, более того, на окнах были задернуты занавески.
Стараясь больше не поддаваться малодушию, Анна сделала шаг вперед.
Стоило включить свет, как холл окрасился в мягкие теплые тона, отчего даже старенькая ковровая дорожка с загнутым краем у порога смотрелась вполне приветливо.
Ощущение уюта только усилилось, когда Анна прошла внутрь, и по мере того, как она обходила помещение за помещением, в ее душе росло ожидание приятных, а отнюдь не мрачных сюрпризов.
Первая дверь вела из холла налево, в гостиную, в которой ничего не наводило на мысль об антикварной ценности, но в тоже время она смотрелась странно привлекательно. Анне еще не доводилось предлагать к продаже такие старые дома, с таким древним и по ее разумению, убогим набором мебели.
Проведя рукой по спинкам кресел, обтянутых не дермантином, ни кожзамом, а самым настоящим ситцем, и стараясь не замечать паутину под высоким потолком, Анна проследовала в комнату, которую иначе как утренней – или солнечной – назвать было нельзя. Она оказалась на удивление светлой, с огромным окном и сверкающим паркетом. И пыли здесь, как в холле не было совсем. Старинный овальный письменный стол занимал место у одной стены, а потертый от времени деревянный буфет – у другой. В буфете были чашки и фужеры. Обыкновенное стекло, фарфор или же, наверное, хрусталь, который бережно собирали и хранили наши мамы…
Солнечные лучи падали прямо на стоящий под окном круглый деревянный стол, и Анна почему-то пришло в голову, что завтрак в такой комнате был бы прекрасным началом рабочего дня какого-нибудь детского писателя или же фантаста.
Она продолжила осмотр, войдя в длинную прямоугольную и совершенно ужасную кухню, где стояла только древняя газовая плита. Даже холодильника не было. На стенах было заметно, что когда-то здесь висели навесные шкафы и полки, были приделаны крючки, вбиты гвозди.
Заметила дверь, как черный ход из кухни на какое-то крылечко сзади дома. Дверь была заперта, и у Анны не было ключа.
Из кухни путь вел в еще одну комнату, расположенную уже на другой стороне дома, а из этой комнаты в библиотеку-студию, которая производила наилучшее впечатление. И пусть на полу был постелен древний истертый местами ковер с плохо различимым рисунком, а занавеси на окнах пахли пылью. Эта комната была наполнена жизнью – на стеллажах вдоль стен и полках стояло множество книг, многие в старинных переплетах.
У части стеллажей были стекла на дверцах, часть была без них. Всюду пыль и запах затхлости и плохо проветриваемого помещения.
Анна подошла к ближайшему окну и распахнула его. Волна свежего, пахнущего цветущей сиренью воздуха, ворвалась внутрь, и ей стало чуточку легче дышать в этом сумраке. Трогать занавеси она побоялась, ограничившись небольшим проемом в распахнутом окне. Занавеска трепыхалась от потока воздуха и света.
Лестница была величественной, начиналась в середине холла, была деревянной и несла в себе следы покрытия лаком. Лак почти полностью иссох, доски поскрипывали под ногами.
«Во всем этом былом великолепии что-то есть, – решила Анна, взбираясь по лестнице на второй этаж, – какой-то шарм старины середины прошлого столетия».
Ей-то дом нравился. Но вот вопрос, понравится ли он кому-то еще? Неясно было, сколько лет этот дом простоял пустым. Интернет проведен, в остальном тут нет следов современности и даже минимума удобств.
Левую часть второго этажа занимала спальня, но комната была пуста, если не считать огромной древней кровати, покрытой толстым стеганым покрывалом, собранным из ярких разноцветных лоскутов. Явно ручной работы какой-то рукастой мастерицы. Совершенно очевидно, последние хозяева не пользовались этой комнатой. Хотя Анна не почувствовала в ней характерного для остальных помещений затхлого запаха. Более того, она уловила еле заметный аромат лаванды. Анна нагнулась над подушками. Да… определенно лаванда. Стойкий аромат.
Ванная, находившаяся на этом этаже, была столь же древней, что и газовая плита. Анна покачала головой, едва увидев облупившуюся эмаль на ножках, дне ванны и проржавевшие трубы. Все работало, но было очень несовременным. Из крана немного погудев, полилась чуть ржавая вода со скрипом, визгом и каким-то даже стоном. Дом как бы заявлял ей: я жив, просто устарел, но вполне себе способен к продолжению служения людям.
В результате осмотра сантехники губы Анны тронула ироничная улыбка: именно мелочи делали продажу этого дома задачей почти невыполнимой.
Попробую продать и если ситуация с Маршиным не вернется в русло, то уволюсь к чертям. Найду себе новое дело по душе, а воспоминания об этом доме мне будут греть душу.
На втором этаже располагались еще три комнаты. Две в правом крыле, образующие своего рода небольшую галерею в виде буквы Г.
Повинуясь какому-то странному влечению, Анна подошла к ближайшей комнате и открыла дверь.
Без сомнения этой комнатой пользовались. Тоже спальня. Здесь ночевали люди, хотя какие бы то ни было признаки, хранящие печать личности хозяев, отсутствовали. Ни фотографий на стенах, ни рамок на полках. Мебель была темной, тоже очень древней, тяжеловесной и объемной. Огромную кровать покрывал плед, а под ним лежало стеганое одеяло, очень изношенное и лишенное пододеяльника, а три объемные подушки были лишены наволочек. Одни наперники. Анна потрогала подушку, и сквозь изношенную ткань палец уколол кончик перышка.
Что за унылая комната, – подумала Анна, и рывком закрыла дверь.
В правом крыле оставалась еще одна дверь. И одна дверь была слева.
Анна быстро пересекла коридор, влекомая неосознанным желанием побыстрее окончить осмотр, и только взялась за ручку следующей двери, как снова ощутила необъяснимый ужас. Она одернула руку и постояла так, прислушиваясь к шорохам, а больше к тишине.
Но вот что-то, какая-то неведомая сила, заставила ее, преодолевая страх, приоткрыть дверь.
Собственно, она приоткрылась сама, стоило Анне лишь коснуться ручки. Чувствуя, что ее сердце проваливается куда-то, Анна сделала мучительный шаг вперед, пытаясь одновременно восстановить дыхание и быстро оглядеть помещение.
Это была детская.
На ватных ногах Анна прошла в комнату, трясущимися пальцами коснулась белой детской кроватки-качалки. В груди у нее все болезненно сжалось при взгляде на чистейшие белые простыни, на изящный розовый и синий орнамент кружева, покрывавший легкое одеяло и подушку. А когда она увидела игрушки, с, казалось, великой любовью и аккуратностью расставленные на светлом деревянном комодике, ей показалось, что она разрыдается сейчас. Открывая лежавший на груде аккуратно сложенных ползунков дневник, куда родители обычно заносят все важные события в жизни младенца, Анна уже знала, что увидит. Белые чистые листы. Страницы дневника были пустые. Были места для фотографий, но и они были пустыми.
И это было красноречивей любых слов. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: в детской никто никогда не жил. Не было здесь ни царапин на детской мебели, ни карандашных каракулей на светлых обоях. Все игрушки выглядели новыми.
Волна симпатии к неизвестным хозяевам охватила Анну. Что за несбывшиеся мечтания хранила эта комната? Какую невысказанную горечь и сердечную боль оставили в этой комнате прежние жильцы? Кто были эти люди? Или может, здесь жил одинокий, несчастный человек?
Неожиданно глаза Анны наполнились слезами. Все же, она неисправимо сентиментальна. Эту чувственность, особенность в себе она тщательно прятала все последние годы. Незачем окружающим знать, какое сердце у нее.
Она постаралась взять себя в руки и подошла к огромному окну, из которого открывался прекрасный вид на фруктовый старый сад, а дальше, за все той же красной кирпичной оградой, сосновый бор. Высоченные корабельные сосны с ровными светлыми стволами, освященные лучами солнца, выглянувшего сейчас из туч. Погода стремительно портилась, поднялся ветер, который казалось, рвался ворваться в комнату разогнать ту грусть, что посетила Анну в этой комнате и целом доме. Даже сквозь стекло ощущались порывы ветра, а солнечные лучи расцвечивали все вокруг. Анна расстегнула пуговицы пиджака, мечтая о том, чтобы голову посетили более приятные мысли.
Но ничто не могло ее отвлечь от переполнявшего ее душу чувства горечи. В конце концов, Анне удалось справиться с навалившейся внезапно слабостью и слезливостью, и она обнаружила что, не отрываясь, смотрит на старомодное кресло, обтянутое тем же древним ситцем, но в более прохладных, чем на первом этаже тонах: бледно-розовым с жемчужно серыми цветами цвете. Кресло было придвинуто к самому окну. Анна смотрела неотрывно на это кресло, а точнее – на характерную вмятину, оставленную на сиденье человеческим телом.
Боже, подумала она, кто-то провел в этом кресле множество часов, уставившись взглядом на сад и на сосновый бор чуть дальше. Со второго этажа из окна лес был виден до горизонта.
Странно, но Анна сейчас почувствовала что это она, а не кто-то из живущих здесь людей сидит сейчас в этом кресле, только спиной к окну, а ее карие глаза покрываются дымкой воспоминаний, следуя за взглядом в прошлое…
Только на сей раз это прошлое ее, Анны…
Продолжение