К годовщине «спецоперации» мы попросили фотографов «Таких дел» выбрать снимок, который лично для них символизирует прошедший год, изменивший мир
Ксения Иванова
Эта фотография была снята 25 февраля 2022 года в Санкт-Петербурге у Гостиного двора, когда ОМОН посадил протестующих в автозаки и разогнал оставшихся. Прошел год, но до сих пор мое тело как сжатая пружина. Будто готово в любой момент получить удар, быть отброшенным на землю или бежать.
Весь этот 2022 год для меня — непрекращающееся 24 февраля, сгусток невыразимого животного ужаса перед лицом насилия. Там же чувство вины, боли и бессилия. В этом вареве все время всплывало два вопроса: кто ты? что ты можешь сделать сейчас?
Самым главным оказалось не молчать, делать свою работу. Волонтерить. Преподавать фотографию потерянным детям с обеих сторон. Помогать тем, кто рядом, и учиться просить о помощи самой.
Сергей Строителев
Это фотография — часть проекта «Потерянный свет», посвященного детям — беженцам из Украины, который я снимал в Молдове.
С начала «специальной военной операции» в Украине 24 февраля 2022 года в эту страну прибыло более 400 тысяч беженцев, большая часть которых продолжила свой путь в Европу, но 90 тысяч остались на территории республики. Более 70 тысяч из них — несовершеннолетние.
Все герои проекта живут в пункте временного размещения Moldexpo в Кишиневе. Это бывший выставочный комплекс, а позже — ковид-больница. Дети вынуждены ютиться в маленьких боксах без дверей и потолков, в антисанитарных условиях. Эти мальчики и девочки остро переживают отьезд из дома, скучают по родным, друзьям, оставшимся в Украине, домашним животным, игрушкам, любимым паркам и улицам.
В рамках истории с помощью проектора я накладываю фотографии из счастливого довоенного прошлого этих детей на их фигуры и нынешние условия жизни, таким образом показывая последствия этой страшной «СВО».
На данном снимке изображена девочка Эльмира, ей 16 лет. Она приехала из Николаева вместе с мамой, напуганная перспективой погибнуть во время бомбежек. Добраться до Кишинева было сложно — пришлось два дня простоять в пробке. Они уже хотели вернуться назад. На фотографии, спроецированной на девочку, изображено поле подсолнухов под городом, где летом она проводила время с друзьями.
Для меня этот снимок является олицетворением «специальной военной операции» и ее последствий. Всё во взгляде Эльмиры, в ее позе, в месте, где она находится. Мне как для человеку и фотографу из России было очень сложно работать над этой историей и портретом по причине того, что именно моя страна принимает участие в этом. Но на удивление, самобичевание было только в моей голове, и дети приняли меня как друга. Когда закончил работу над проектом, я приходил в центр временного размещения и мы смотрели детские мультики вместе с героями этой истории с помощью проектора, который я использовал для съемки портретов.
Станислава Новгородцева
Это фотография сделана в начале февраля 2022 года для обложки альбома российского музыканта и журналиста Евгения Берга. Идея принадлежала Жене, он же добыл этого зайца на «Авито». Съемка проходила на пустыре возле Симоновского суда в Москве. Всем было тревожно — обсуждали, кого из коллег признали иноагентами, у кого прошли обыски, кого посадили, но представить, что через две недели начнется «специальная военная операция», я тогда не могла. После 24 февраля мне вообще не хотелось брать фотоаппарат в руки, вообще ничего не хотелось. Все планы, желания, знания о себе и окружающем мире сгорели, как этот плюшевый заяц. Сейчас Женя в Риге, я в Тбилиси. Для меня ничто так не символизирует прошедший год, как эта фотография.
Мария Гельман
Елене Андреевне 77 лет. Она художница из Санкт-Петербурга. Отважная женщина, которая последние 20 лет протестует против политики Путина и ходит на все значимые акции в городе. Она сама рисует плакаты: трагедии в «Норд-Осте» и Беслане, чеченские войны и война в Сирии… Украина. На акциях Елена Андреевна постоянно сталкивается с грубостью полицейских и агрессивными задержаниями. И все же она продолжает выходить на улицу и протестовать. Для меня Елена Андреевна — символ бесстрашия, веры в добро и справедливость, несмотря ни на что.
Наталья Лозинская
После объявления частичной мобилизации улица перед военкоматом в городе Темрюке Краснодарского края была переполнена. Сборы продолжались несколько дней, начинались ранним утром и заканчивались почти под вечер. Все это время возле ворот толпами стояли провожающие: матери, жены, родственники, друзья. Никто не знал, когда начнут отъезжать автобусы с мобилизованными, никто не знал, почему так долго идет оформление, и каждая из женщин надеялась, что ее сын (муж, отец) по какой-то причине не пройдет медкомиссию.
— Вон выпустили мужика, ему 47 лет.
— А 49-летнего забрали.
— Вон еще кого-то отпустили. Не твои, нет?
— Не, какое, моих нет.
Женщины, обнимающие друг друга возле автобуса для мобилизованных, — обратная сторона «специальной военной операции», те, кто остается в тревожном ожидании и неведении. Таких женщин тысячи по всей стране.
Сергей Пономарев
На этой фотографии март 2022 года, журналисты телеканала «Дождь» Тихон Дзядко и Екатерина Котрикадзе с детьми, Нигина Бероева и Мария Борзунова переезжают из Стамбула в Тбилиси в поисках нового дома. Это только начало «пути изгнания» в поисках страны, которая бы приютила их и телеканал «Дождь». Турция была промежуточным этапом, потом — Грузия, дальше — Латвия… Сейчас они оказались в Амстердаме…
Я продолжаю следить за судьбами многих российских журналистов. С начала войны журналистика в России оказалась одной из самых уязвимых профессий. Возможность получить статус иноагента или нежелательной организации, закон о «фейках», гарантирующий 15 лет лишения свободы за право называть вещи своими именами. Все эти репрессивные меры заставили многих журналистов покинуть страну.
Для меня эта фотография — символ: все мы сейчас оказались в таком темном переулке. А вокруг нас гопники бряцают ядерным оружием. Мы оказались не готовы к самому факту «специальной военной операции». Темные фигуры в темном переулке — метафора марта и апреля, когда нас всех разбросало и мы оказались тенями в других странах. Мы до сих пор пытаемся сообразить, что нам дальше делать.
Елена Щербакова
Я была очень впечатлена известным французским фотохудожником Антуаном д’Агатой, который сделал портреты погибших российских солдат в мае 2022 года. На фотографиях — лица крупным планом. Фотографии обработаны так, что кажется, будто на них изображены не люди, а зомби или армия мертвых, как в фильме «Властелин колец». Мощный символ, качественно сделанная работа.
Наверное, это неизбежно, что из эпицентра катастрофы и с ее периферии одно и то же явление выглядит по-разному. Различие оттенков и холодная голова — привилегия человека, которому на эту голову не падают снаряды. Я не уверена, правильно ли сделал фотохудожник, обесчеловечив субъекты своих снимков, но точно знаю, что те, кто лежал перед его объективом, не свалились с Луны и не вылезли из недр Белых гор.
Осенью я делала репортаж о погибшем российском контрактнике. Мне тоже нужен был портрет, и мать этого мужчины, Людмила, согласилась мне позировать. Когда нажимаешь на кнопку, то время почти останавливается, и я нажимала и думала: «Этому необязательно было случаться».
Необязательно, чтобы города оказывались разрушенными, расстрелянными, растерзанными после осады. Необязательно, чтобы врывались в дома, чтобы пытали, чтобы убивали — от страха ли или чувства безнаказанности. Необязательно, чтобы шли на войну — неприкаянные, не нашедшие себе места, развращенные фундаментальной, въевшейся в кожу бедностью и безразличием, живущие на окраинах, забытые на всех уровнях, отчаянные и отчаявшиеся, те, чьи родители были заняты выживанием, те, кого не научили самому важному, те, которых любая власть, от почти ничтожной до верховной, недосягаемой, не только подвела — подготовила к будущей войне тоже.
Тот, кто оказался на войне добровольно, ответственен за свое решение, что бы ни было его причиной. Но когда мы будем смотреть на портреты солдат, живых и мертвых, удастся ли признать, что в каждом мы видим лицо человека? Я бы хотела.
Дарья Крыл
Там, где раньше были любимые люди, вещи, места, спустя год появились трещины, пробелы, дыры. Мы научились быстро собирать вещи, узнавать нужное и легче расставаться с ненужным, говорить «до встречи» на прощание, ведь почти никто не уезжает «навсегда». Но не ясно, куда мы вернемся, когда наступит мир. Друг упаковывает свою жизнь в 23 килограмма багажа. Оказывается, ее можно спрессовать и уместить в пространство чемодана «размерами до 203 сантиметров по сумме трёх измерений». Человек уезжает не навсегда, человек не умирает (а мысли о действительно гибнущих ежедневно не отпускают). Но с каждым отъездом ты будто понемногу превращаешься в решето — и продолжаешь говорить себе: «Я остаюсь, потому что…» Красная линия сдвигается. Это год немыслимых потерь, которые постепенно приходят к каждому, будь то семья, дом, страна, свобода, сама жизнь. Сегодня 24 февраля — словно бесконечный понедельник из романа Маркеса «Сто лет одиночества»: он был вчера, длится сегодня, вновь наступит завтра. Мы застряли внутри 24 февраля, но каждый по-своему пытается выбраться, сохранить себя и бороться за хрупкий мир.
Анна Кабисова
Один из основоположников осетинской скульптуры Сосланбек Едзиев во время гражданской войны не считал нужным делить людей на красных и белых и, видя, что кто-то нуждается в помощи, помогал. Он не спрашивал, кто, за что борется, кто враг, а кто друг.
В этом смысле исход россиян через границу в Верхнем Ларсе после объявления частичной мобилизации проявил в жителях Осетии аналогичную мудрость: застрявшим в километровых пробках людям приезжали помогать волонтеры с разными политическими взглядами: кто-то признавал необходимость «СВО», кто-то осуждал. Но выше всего этого было простое человеческое сострадание: в горах Осетии в холодную осень несколько дней и ночей без еды, воды и теплой одежды страдали целые семьи.
В эти дни уезжал из России и наш московский друг — украинец по национальности, женатый на русской девушке. Чтобы было больше шансов пересечь границу, ему дал велосипед местный священник. В делах милосердия не должно быть политики.
У костра возле Военно-Осетинской дороги в ту ночь грелись люди разных национальностей, разных вероисповеданий, разных политических взглядов, разных возрастов и профессий. Их согревал один костер и единый для всех таких разных людей источник милосердия — любовь ближнего.
Игорь Подгорный
Голубка «прилетела» в Петрозаводск 1 февраля. В первый день месяца, который год назад навсегда перекроил историю всего мира. Тем не менее мы не привязывали рисунок к какой-то определенной дате. Мы просто выбрали тихий, безветреный день после небольшого снегопада. Мы — небольшая инициативная группа друзей, мы не называем наше творчество акцией, тем более антивоенной акцией.
Взяться за лопаты и выйти на лед Онежского озера нам помог пример финна Паси Видгрена, который каждый год рисует на льду какое-нибудь животное.
«Голубку» Пикассо выбрали, так как этот рисунок известен всем и у него очень простой контур. Все остальное — в глазах смотрящего. Каждый увидел то, что он может, хочет, способен увидеть. Судя по реакции и охвату, мы попали в яблочко. Рисунок получился немаленьким, около 100 метров в длину. На его создание потребовалось чуть больше часа. Рисовали втроем. Контролировали с воздуха, с помощью квадрокоптера. Спасибо всем, кто заметил «Голубку» — самый известный на планете символ мира, которого всем нам сейчас так не хватает!
Нет войнам! Миру — мир!
Спасибо, что дочитали до конца!