Правду поют люди: «Любовь — кольцо, а у кольца начала нет и нет конца». История, случившаяся в Ельце, подтверждает эту истину.
НЕЧАЯННАЯ ЗНАКОМАЯ
— Ты, дочка, не туда глядишь. Ты выше, на купол гляди! Храма, как наш Вознесенский, во всей России не сыскать.
Оглядываюсь, рядом женщина. Лет шестидесяти. Волнистые волосы аккуратно прикрыты платком.
— На экскурсии в Ельце-то? — смотрит на меня. И вздыхает. — А я вот мужа помянуть пришла. Год как помер, царство ему небесное. Любовь с ним была такая, какой, может, и не бывает уже.
Отворачивается, чтобы скрыть подступившие слезы и, утерев глаза кончиком платка, предлагает:
— Чайку хочешь? Давай ко мне.
И уже через полчаса мы пьем чай в ее просторной избе с иконами в красном углу.
— Сеня этот дом строил, — рассказывает Антонина Ивановна. — А вот и он... — подходит к фотографии в траурной рамке, гладит, рассказывает. И дрожит, срывается голос.
ДАВАЙ СБЕЖИМ?
На свадьбе у Кропышевых гуляло пол-Ельца.
— Обменялись мы, значит, в ЗАГСе колечками из настоящего золота, — вспоминает Антонина.
А в самый разгар свадьбы Семен предложил невесте:
— Давай сбежим? Ну вроде как в свадебное путешествие?
А тут дождь стеной. Сняла Тоня туфли и бегом по лужам. Вперед к крутому берегу Воргуна, к старой мельнице. В какой-то момент поскользнулись оба и, обнявшись, скатились кубарем вниз.
— Чумазые, мокрые. А как миловал-целовал меня Сеня, как грел да к себе прижимал...
Под утро, разомлев от ласк, собрались домой. Глянь, а у молодого мужа нет обручального кольца!
— Я в слезы, — вспоминает Антонина. — Примета плохая! Он утешать. Каждую корягу, каждую травинку мы тогда облазили. Нет кольца!
Домой шли понурые. А тут еще Тоня вспомнила, что место, где ночевали, недобрым считается. Появляются тут привидения бывшего владельца этих мест купца Ивана Талдыкина и его жены Анны. Мол, давным-давно задушил их родной племянник из-за денег — вот и маются их души.
ЗДРАВСТВУЙ И ПРОЩАЙ
Дома сняла Тоня и со своего пальца колечко. Положила под образа. Спросят, чего, мол, колец не носите, скажет, что под образами лежат. Надеваем разве что в гости. Золото все ж. Но на душе было неспокойно.
Семен смеялся:
— Руки — кольцо! Любовь — кольцо! А железки? Разбогатеем — десять таких куплю. А пока дом срублю всем на диво.
К весне и правда Семен поставил дом. Да и внутри много чего собственными руками сделал: лавочки, стулья, комод, обеденный стол.
— Вот этот самый и есть, — разглаживает клеенку на столе хозяйка, и глаза вновь наполняются слезами. — Я, дочка, дому, конечно, радовалась, — продолжает она. — Но больше всего мечтала о детишках.
А Семен хмурился:
— Сперва надо деньгами разжиться. Вот вернусь из Сибири...
Глаза Тони округлились:
— Как из Сибири? Куда? Зачем?
— На стройку меня зовут, Тонь. Всего-то на полгода. Вернусь при деньгах, тогда и нарожаем ребятишек.
Всю ночь перед отъездом мужа она не спала. Металась, чудилось что-то нехорошее. А совсем под утро вроде как рядом с кроватью и вовсе встало привидение купца Талдыкина. Вскочила, закричала:
— Нет, Сеня, беду чую! Не пущу!
Но утром, крепко обняв жену, Семен уехал. Потом в письмах, которые писал каждую неделю, все смеялся над ее женскими страхами. Прошло три месяца, как письма приходить перестали.
НЕ НАШЛА МОГИЛКУ
Уж который день похудевшая, побледневшая Тоня ловила почтальоншу. А та отворачивалась и старалась бочком проскользнуть мимо ее дома. Тоня ждала. Месяц. Другой. Писала на стройку. Молчание. А однажды увидела — летит к ней на всех порах почтальонша. Сунула Тоне в руку письмо и пошла, убыстряя шаг.
Письмо было от приятеля Семена. Тоня прочла и побелела. Он писал, что уж четыре месяца как похоронили Семена Кропышева.
— Стена там какая-то обрушилась, — сереет лицом Антонина Ивановна. — Семена и еще одного строителя завалило. Написал, что не выжили. Я ведь тогда сразу поехала, могилку искала, вроде нашла, да только крест без фамилий. Вернулась сама не своя.
И ВЫРОСЛИ ЧУЖИЕ ДЕТИ
И потекла жизнь. Только Тоня с той поры словно жить перестала. Высосала тоска по любимому все силы. Вставать не хотелось. В голове — муть. Зачем жить? Для кого? Только во сне и радовалась, когда Семен снился. Работала Антонина по-прежнему в совхозе, а все свободное время проводила в храме. Понять хотела: за что ей такое испытание послано? И все чаще приходило на ум, может, и правда сбылась страшная примета с потерянным кольцом? В такие минуты Антонина доставала свое. Посмотрит, поцелует и опять под образа положит.
А время шло. Давно уже подружки детей нарожали. А Тоня на мужчин даже не смотрела. Если кто и пытался подойти, отваживала взглядом. Нет, не было среди них того, кто хоть немного напомнил бы ей Семена. Так и похоронила в себе все женское.
Шли годы. Седели волосы, уже вековухой соседи Антонину величать стали, чужие дети выросли. Вот такие могли бы быть и у них с Семеном. А время все крутило и крутило известную песню: зима, весна, лето, осень. И вдруг спустя много лет стал ей Семен сниться снова. Да чуть ли не каждую ночь. Идет навстречу. Сильный. Молодой. Схватил, закружил. Как-то проснулась Антонина ночью, встала на колени перед образами и все шептала, молилась, просила у Бога... О чем? О свидании с давно погибшим мужем? О том, чтобы унялась в душе проклятая тоска? А утром чуть свет отправилась в те самые места, где когда-то была у них свадьба.
ДОЖДАЛАСЬ!
— Веришь, дочка, тридцать лет я там не была. Тянулась душой, но такая тоска накатывала, что... — качает головой Антонина. На секунду замолкает, и глаза загораются радостным светом:
— Сижу, на Воргун любуюсь. А он извилистый, берега красивые. Солнышко припекло. И как сверкнет на земле что-то. Наклонилась, а это... колечко обручальное! То самое! Семино! Посерело все, золота почти не видно. Вот когда сердце у меня дернулось: ну, думаю, неспроста! Увижу я своего Семена!
Дома Антонина колечко очистила, поцелуями покрыла и под образа рядом со своим положила.
— И стала ждать его. И дождалась! Не веришь?
Как-то поутру постучали к ней в окно. Спросонья-то поначалу не признала в седом, но еще статном мужчине Семена. Накинула халатик. А потом — метнулась во двор, да так, обняв, и повисла на нем без сознания. А он что-то шептал, в чувство ее приводил. Это уж потом, когда многие узнали, что случилось, приходили на живое чудо посмотреть.
А они с Семеном наговориться не могли.
— Когда на него с приятелем та проклятая стена упала, выжил Семен. Да только ногу ему подчистую оторвало. Да еще и по мужской части. Потому и не вернулся ко мне. Там в Сибири бобылем и прожил. По мне сильно тосковал. Порывался приехать, да гордость не давала. А уж под старость, видно, решился. Только недолгим наше счастье было. Два годика и прожили. Умер мой Сеня во сне от сердца.
Дрожащими руками Антонина подливает мне чай, а я во все глаза смотрю то на нее, то на моложавого на фотографии Семена. А ведь они были по-настоящему счастливы. Может, потому что точно знали, что такое любовь? Ведь могли же столько лет ждать и верить...
Мария Рождественская, Елец, Липецкая обл.