Начался 1945 победный год. В Тбилиси около площади Ленина открыли магазин. Назывался магазин «Особторг». Большой магазин. Там продавали продукты, о которых можно было только мечтать, но очень дорого. Чтобы там купить продукты, надо было иметь зарплату раз двадцать больше, чем моя мать. Я один раз ходил туда. Говорили, что в этот магазин, вроде, двое влезли через печную трубу. И когда дорвались до продуктов, наелись так, что не могли обратно вылезти и их поймали. Я не знаю, насколько это правда.
С началом 45 года наше положение стало меняться к худшему. Видимо, хотели от нас избавиться. Кажется, пришел новый директор школы и то, что мы жили там ему это не нравилось. Вообще-то, мы там жили, конечно, не законно. Мы и прописаться там не имели право. С началом весны 45-го нас из этого помещения выселили в класс на первый этаж рядом с школьным туалетом. День победы мы встретили, еще живя в школе. Я помню утром рано кто-то носился на мотоцикле. Я вышел на улицу. Какие-то люди ходили по улице и кричали «Победа!». Конечно, как и для всх, это было огромное счастье. Я почувствовал, что дышать мне стало легче. Я почему-то Джунико не видел в эти дни. Я пошел гулять по Плеханова. Встретился с одноклассником, и мы решили пойти на проспект Руставели. День был солнечный, очень приятный. Мы много говорили. Я высказывал твердое убеждение, что жизнь станет лучше и свободнее. Я думал, что это была не просто победа над фашизмом, а что это была победа над всеобщим злом. И я чувствовал во всем своем организме, что мне легче и лучше.
Конечно, лучше сразу ничего не стало, а наоборот, стало хуже. Нам предложили освободить школу. А куда? Нанимать квартиру денег нет. В деревне, где ничего у нас нет, кроме маленькой сакли. Мать решила связаться со своей дочкой от первого мужа, которая жила во Владикавказе, тогда Орджоникидзе. Женя жила у нас года два до появления нашего папаши. С его появлением она сразу верулась во Владикавказ и догадываюсь почему. До Владикавказа от Тбилиси всего 200 км через перевал по военно-грузинской дороге. Но! Дорогу в те времена открывали в начале лета. А нас выгоняли уже сейчас. Поэтому мать решила послать на переговоры с Женей меня. Не Шалико. По железной дороге через Баку. И вот мне купили билет до Баку в общем вагоне, где можно было только сидеть. Дальше билет я должен был купить сам. Мать моя, наверно, не представляла себе на какие мученья она послала 14-летнего мальчишку.
От Тбилиси до Баку 600 км. Ехал я целый день. В вагоне полно народу. Жарко и душно. На остановках к вагонам подходили местные жители и предлагали купить рыбу, картошку варенную, много другой еды. Я на все это смотрел голодными глазами. По прибытию в Баку всех пасажиров направили в подземный выход. Но не в город, а в баню. Мужчин отделили от женщин, и они были направлены женскую и мужскую баню. Перед входом в баню надо было раздеться догола и сдать одежду женщинам, которые эту одежду пропускали через горячий пар для уничтожения вшей. У людей не было достаточного количества мыла и вшей было полно. Много было заболевших тифом. Вот подобными мерами государство боролось против тифа. Мне тоже надо было раздеться и это было очень стыдно. Потому что на меня с такой насмешливой улыбкой смотрели гардеробщицы. Я с четырехлетнего возраста не разрешал матери мыть меня без трусов. Рановато проснулся мужчина во мне.
Помылись, пропарились, нам вернули нашу одежду, и я помчался на вокзал купить билет до Беслана. Куда там. Кассы закрыты. Билетов нет. На территории около кассы толпы людей. Все хотят купить билет и все в направления России. На тбилисское направление был другой перрон. Я когда глянул на эту толпу безбилетных и наглухо закрытые кассы, понял дело очень плохо. Если бы можно было подойти к поездам, можно было бы решить проблему непосредственно с проводниками. Но на перрон нельзя было пройти без билета. Стояли солдаты с винтовками в руках. Вокзалы считались военными объектами. А ведь любой шпион мог запросто купить билет и прошел бы на вокзал, а мы, простые люди, не имели права у себя на родине свободно входить на перрон. У кого-то были билеты но их тоже не пускали на перрон пока их поезд не встанет на посадку. Я пытался с такими пассажирами сблизиться. Вызвать у них доверительное отношение, чтобы, когда они войдут на вокзал через решетчатый забор передали мне свой билет. Я прошел бы с их билетом и вернул его им. Но таковых не оказалось. В таких поисках я познакомился с братом и сестрой, осетинами, и им тоже нужны были билеты на Беслан. Мы подружились и решили вместе пробовать. Мне помнится, что ночь мы все провели на улице и вполне спокойно спали там, где могли пристроится.
Целый день также прошел в поисках возможности достать билет. Как пробраться на вокзал? Уже к вечеру на посадку поставили наш поезд, который шел на Беслан и дальше в Россию. Толпа хлынула к проходу на вокзал. А там стоял только один солдат и, конечно, он не успевал проверять и видеть всех, кто рвался пройти. Мы втроем решили прорваться, восклицая, что у него наш билет показывая на любого, у кого был билет. А в этой суматохе и в бешенной толпе трудно было навести какой-то порядок, и мы втроем проскользнули на перрон. Вот стоит поезд, который может довести меня до Беслана, но билета нет. Денег, чтобы дать взятку столько у меня нет. Остается одна возможность ехать на крыше, не представляя, что значит ехать на крыше пассажирского поезда. Я видел в художественых фильмах, что многие ездили на крышах вагонов. Но я не понимал, что ездить на крышах грузовых вагонах как-то еще можно, но на крыше пассажирского вагона, совсем другое дело. Мы, два мальчика, походили вдоль поезда, и никто нас не пускает без денег. Решили мы ехать на крыше вагона. Я посмотрел как можно подняться на крышу вагона и начал подниматься. И вот я уже у цели, как снизу раздался свисток. Патруль заметил меня и стащил оттуда. Вооруженная охрана доставила меня к военному коменданту вокзала. Шпиона поймали. С комендантом вокзала состоялась бесседа. Я объяснил, что я не шпион. Он посмотрел мой комсомольский билет. Он не стал меня задерживать, но предупредил, чтобы я не лез на крышу. Что поезд здесь проходит под очень низкими мостами и были случаи сбросов людей с крыши вагонов. Я, конечно, не стал больше лезть на крышу, но ехать-то надо.
Близится отправление поезда. Тогда мы решили ехеть на площадках между вагонами. Там нас ни один проводник не тронет. Дело в том, что раньше связки между вагонами были открыты и площадки для перехода были ровными . Сестру друга как-то устроили в вагон и я ей дал свой маленький чемоданчик. Там у меня было немного денег на билет, комсомольский билет и полотенце для вытирания лица. Вот и все. Устроились на переходных площадках и поехали. Но ехать на переходных площадках стало очень плохо. Люди постоянно переходили из одного вагона в другой и все время приходилось уступать проход. Что делать? Я решил ехать на лестнице, по которой поднимаются в вагон. Как правило, для входа в вагон всегда открывается одна сторона вагона. На очередной остановке я пересел на лестницу, которая всегда была закрыта. Но можно было упасть если вдруг усну. Поэтому я поясным ремнем прикрепился к поручню лестницы. Плечо просунул под перило лестницы и так уселся. Ехать стало удобнее. Периодически у меня были мгновенья сна. Так я ехал всю ночь и весь день. И конечно, голодный.
К ночи поезд прибыл в Беслан. Я встретил своих друзей. Девушка отдала мой чемоданчик, и я пересел в поезд, который шел от Беслана во Владикавказ. Вагончик был абсолютно пустой. Я лег на скамью и мгновенно уснул мертвым сном. Наверно, пока я спал поезд меня несколько раз возил во Владикавказ и обратно. Но проснулся я во Владикавказе. Чемодана нет. Комсомольский билет потерял. Позже я говорил, что я еще не вступал в комсомол. Я заново вступил в комсомол, кажется, в 47м году. Я адрес знал и добрался до сестры. Она жила в своем домике с небольшым двором. Это левобережье Владикавказа и там были в то время в основном частные дома. Она приняла меня очень тепло. Согласилась принять нас. Два мальчика у нее были. Муж на фронте. Побыл я у нее несколько дней. Откормился отправился обратно в Тбилиси, но уже по военно-грузинской дороге через перевал. Дорога открылась. А я ехал с такими приключениями через Баку. А тут всего 200 км. Видимо, Женя мне купила билет и отправила домой.
Я хоть и вырос в горах, но был потрясен красотой перевала и особенно грохотом реки Терек. По-грузински Терги. Я обяснил матери обстановку, и мы собрали свои шмотки и поехали автобусом в Орджоникидзе. Шалико остался у тети Текле. Я очень смутно помню наше пребывание у Жени, но скоро две женщины перестали понимать друг друга и нам пришлось уже в Орджоникидзе искать приют. Нашли недалеко от сестры домик. Глубокие старик со старухой. Домик небольшой. К нему пристроен маленький домик. Там помещалась кровать и еще оставалось небольшое пространство. Кажется, зимой стояла буржуйка и зимой грелись от буржуйки. Не помню, где работала или добывала денег мать. Жили крайне бедно. Я познакомился с дочкой первого мужа моей матери. Это была очень живая девочка моего возраста или чуть старше. Во всяком случае, все признаки зрелости уже обозначились и я уже с интересом посматривал на нее. Она, вроде, собирала группу молодых людей на работы по уборке урожая в Ростовской области. Я тоже включился в эту группу. Мы ждали несколько раз представителей прямо на вокзале, но никто за нами не приехал. Я потом потерял связь с ней.
По соседству с этими стариками жила грузинская семья. У них был очень большой дом с садом рядом с садом стариков. Каким-то образом я познакомился с их дочкой Натальей, Наташей. Мы стали общаться. Она была года на три старше. Ота мохеве. Так называется группа горных жителей грузин. Живущие в ущелье. Она мной очень заинтересовалась и постоянно стремилась поговорить. У них был недалеко участок с кукурузой. Мы часто встречались там и беседовали о разном. Она мало что читала и мои рассказы из мировой классической художественной литературы, конечно, ее увлекали. Когда мы встречались, она приносила еду и кормила меня. Мне тоже было приятно с ней встречаться. Я к ней испытывал чисто дружеские чувства. Конечно, мне уже шел пятнадцатый год и какие-то ощущение возникали, но не более. Однажды она завела меня в свой двор. Дала мне круглый, только что испеченный хлеб. Ее сестра начала из-за этого ругаться. Наташа защищала меня. Я думаю, что ее родные заметили ее сильное увлечение мной и ее куда-то увезли. Они же не знали, что я будущий полковник. Я и сам не знал. Наступил сентябрь и мать меня не пускает в школу. На все мои просьбы отвечала отказом. В этих спорах прошел сентябрь. Она хотела сделать из меня сапожника или парикмахера. Я поражаюсь тому, что она же видела мое рвенье к чтению. Она же знала, что я лучший ученик в классе. Я думаю, что никакая мать не стала бы такого ученика отрывать от знаний. К началу октября я плюнул на запрет матери. Нашел грузинскую школу и попросил принять меня. Но за то что поздно пришел меня снова посадили в седьмой класс, который я уже прекрасно закончил.
Эта была единственная в городе грузинская школа. Мальчики и девочки учились вместе. Класс принял меня вполне нормально. Конечно, всегда есть какая-то группа, которая негласно командует классом. Мне тоже хотели показать кто тут лидер. Но когда многие ученики стали обращаться ко мне за разъяснением вопросов по учебной программе, то сразу стало ясно у кого авторитет выше.
В середине зимы хозяин велел матери освободить жилье. Сестра к нам уже не приходила и не интересовалась нами. Платить за этот ночлег нечем. На улицу. В классе об этом узнали. Наверняка, сказали учителям. Видимо, учителя пошли к директору и директор решил поселить нас в классе. Мать устроилась уборщицей. Вроде, все наладилось. Мне учителя тоже нашли применение. Тогда в Северной Осетии желающим давали участок земли для посадки картошки. Конечно, эта была неплохая помощь. У учителей тоже были такие небольшие участки. Весной надо было перекопать участок. Конечно, женщинам это было тяжело и они нанимали кого-нибудь. А тут молодой здоровый парень. Они все знали, что программу 7го класса я знаю. Меня начали просить, чтоб я им помог. Я согласился и за день работы они мне давали ведро картошки, что для нас была хорошей поддержкой.
Весна 1946 года. Учебный год заканчывается. Копать огороды закончил. Во дворе школы нам дали жилье. Еще подселили молодую учительницу физкультуры. Хорошая девушка. Я в свободное время читал или болтался по двору школы. По соседству около школы жила девушка, русская. Иногда мы беседовал. Я пытался говорить на своем ломанном русском. Разговарывать грамотно еще не мог. Папаша родной вернулся с фронта. Вернул нашу Тбилисскую лачугу. Но они с Шалико жили у Текле. О нашем возвращении в Тбилиси речь не шла. Наверно, в начале июня директор шклы пригласил мою мать и сказал, что по разнорядке она должна поехать в Нарское ущелье на лесорубку на 10 дней. Куда деваться. В оплату за работу в лес давали отрез для пошива костюма и приличные деньги. Она мне объявила, что должна уехать. Я стал против этого. Я сказал, что из этой десорубки она живая не вернется и что поеду я. Пошел к директору и упросил его чтоб послать меня. После некоторых сомнений он согласился. Я уехал на лесозаготовку вместо матери. За мной пришла грузовая машина и я в кузове машины поехал в горы.
Вся Северная Осетия раположена в пяти ущелях центрального Кавказа. Нарское ущелье - родина Коста Хетагурова. Лесозаготовка проходила высоко в горах. Место было изумительной красоты. Густой лес из высоких стройных елей. Мне было очень жалко рубить такой лес. Я не рубил. Я был в команде по очищению от веток срубленного дерева. А рубили самым что ни есть первобытным способом - топором. Мне становилось не по себе, когда я смотрел, как топором отбивают от дерева кусок за куском. Десять дней работал вместе с другими от зари и до зари. Спал на еловых ветках, набросанных на землю. Кормили хорошо. До этого я считал самой трудной работу лопатой. В лесу убедился, что с топором не легче. Я, когда ехали в лес, обратил внимание на название деревень через которых мы проезжали «Дур—дур» (Камень—камень), «Сынь-каев» (Колючка деревня). Характерные названия осетинских деревень. Беднота, нищета. В горах очень красиво и очень голодно. Земли мало, чтоб кормиться.
Закончил срок работы я вернулся домой, а сестер нет. Оказывается, приехал братец и по приказу папаши забрал сестер. А мать не взял. А если разобраться, какое он имел право вот так запросто забрать детей у матери? Но дело в безграмотности и не знании своих прав. Я задумался о том, что меня держит здесь в Орджоникидзе, когда мое место в Тбилиси. Я сказал матери, что уезжаю в Тбилиси. Я не помню, дала она деньги на дорогу или я поехал в Тбилиси на попутных. Скорее всего на попутных. И в футболке нашей квартирантки. Она просила, чтоб я вернул бы ей футболку, но тогда мне вообще не чем было бы уехать. И она все-таки уступила. Движение по военно-грузинской дороге довольно оживленное и меня мальчишку водители подбирали подвезти. Многие водители сами были отцами и жалели молодого парня.