Предыдущая часть главы 11:
Вся повесть:
Вальс радистов (продолжение)
— Хорошо, — согласился Сашка, — буду краток. В самом начале рейса, уже не помню почему, Женя обратился ко мне, как к не курящему другу, помочь ему избавиться от дурной привычки. «Делай что хочешь, — выдал он мне карт-бланш, но помоги мне бросить курить». Я согласился и с энтузиазмом взялся за дело. Женя редко носил сигареты в кармане. Они всегда у него лежали на столе в радиорубке, где он обычно и курил. Сначала я пичкал их спичечными головками. Эффект был зрелищный. Он закуривает, и где-то на третьей затяжке ПШИК! Сигарета летит в мусорку, удовольствие от курения испорчено. Правда, это действовало не долго. Он просто стал перед курением тщательно ощупывать сигарету, я ведь в пачке не все заряжал. Если он замечал подвох, то с эдакой ухмылкой, типа нас на мякине не проведёшь, легко устранял дефект. Но и я не лыком шит, вспомнил про детские дымовухи из горючей киноплёнки и про то, что из этого же материала делались расчёски. Горели они как порох, и вонь была противная. Не сразу, но нужную расчёску я раздобыл и стал вставлять в сигарету тоненькую стружку. Она не прощупывалась, не пшикала, но при курении вдруг появлялся противный до тошноты запашок. Женя долго не мог понять в чём дело. Точнее, он понимал, что это я стараюсь, но как избавиться от этого не знал. Я начинял стружкой всего пару сигарет, а страху было на всю пачку. В конце концов, распотрошив несколько сигарет, он обнаружил мою закладку. Теперь перед курением он стал отрывать полсигареты, и показательно, мол смотри какой я хитрый, докуривать остальное. Тогда я придумал вставлять тонюсенькую стружку не в торец сигареты, а где-нибудь посредине или ближе к концу. Заметить крохотную дырочку было практически невозможно. Представь, — Женя осторожно закуривает, ожидая подвоха почти не затягивается, и вдруг, под конец, когда он уже расслабился, и курит без опаски, происходит срабатывание закладки. Вся пачка, порванная напополам летит в урну. Он стал осторожным, стал прятать от меня сигареты в разные потайные места, их в радиорубке полно. Заходит как-то, смотрит на меня с хитрой ухмылкой, достаёт из ящика стола отвёртку и снимает крышку с одной из коробок на переборке, а там пачка сигарет. Ну и курит без опаски, показательно наслаждается. В следующий раз куда-нибудь в другое место спрячет. Изобретательный чертяка! Как-то раз хожу я по радиорубке, заглядываю в разные закоулки, Жени не было, а радиооператор Валерка Жучков, видя мои тщетные потуги найти спрятанные сигареты, подсказал где искать. Он тоже не курящий был, встал на мою сторону. Дело пошло на лад. Женя курить стал всё реже и реже, да и то всегда с опаской, что травонётся дымовухой. Кроме того, у него перестали стрелять курево все, кто раньше это беззастенчиво делал. И третий штурман, и даже друг — Женя Серёгин. Как-то стрельнул у него сигарету, затянулся, покашлял и сказал, сильно окая: «Что-то мне нехорошо стало, пойду ко я прилягу».
— Извини, Санёк, я сейчас, — притормозил Сашкин рассказ Игорь, снимая с гнезда трансляционного пульта микрофон, — На корме, вира трал, — скомандовал он.
Сашка подождал, пока Игорь закончит манипуляции, связанные с переходом от траления к выборке трала и продолжил:
— В общем, всё обернулось тем, что сигареты у начальника в рейсе закончились гораздо раньше, чем у других. А унижаться стрелять он не любил. Это чувство, в сочетании с желанием бросить, у него на тот момент оказалось сильнее тяги к курению. Какой-никакой результат мною был достигнут. Правда в самом конце рейса, когда мы уже пошли через Атлантику домой, он сломался — помогли курящие кореша, у которых тоже всё кончилось. Придут после обеда в радиорубку и давай мечтать: «Вот бы сейчас сигаретку выкурить». А мене перед уходом из штатов, знакомый американец подарил блок «кемела», — не знал, что я не курю. Я его хотел отцу домой довезти. Куда там! Эти куряки прознали про моё «богатство» и стали доставать. По началу я сопротивлялся как мог, но когда они втроём на пороге моей каюты встали на колени и начали меня умолять, я распечатал блок и выдал им по сигаретке. На следующий день ситуация повторилась, и это было уже не так смешно, как в первый раз. На третий день я сжалился и отдал им весь блок, оставив для отца одну пачку.
Сашка замолчал, дав понять, что закончил. Женя глупо-извинительно улыбался, докуривая сигарету. Игорь подвёл итог:
— На что только не способен пойти человек, потакая своим дурным привычкам. Женя, ты как считаешь?
— Я считаю, — Женя не спеша тщательно затушил о край консервной банки коротенький бычок, — я уже считаю наших лангустов в трале. Сашка, пойдём смотреть, что мы там наловили.
Как обычно, друзья расположились на палубе рядом с кормовым мостиком, откуда всё хорошо было видно. Вот добытчики закончили на корме крепить доски и по палубе поползли стальные тросы передней оснастки трала. Загремели кухтыли верхней подборы.
— Мало рыбы, мешка почти не видно, — заметил Сашка.
— Это лангусты не дают ему всплыть, тяжёлые черти, — пошутил Женя.
— А это что за зверь, видишь Женя, — Сашка заметил в сетной части крыльев трала, ползущих по палубе, нечто совершенно необычное.
— Вижу, и это не рыба, я сначала подумал на саблю похоже, а теперь вблизи…
— Да это же пулемётная лента, видишь патроны торчат как зубы! Или я не прав?
— Похоже!
Странный предмет скрылся под очередной частью выбираемого трала.
— Тонны четыре всё же будет, — оценил Женя показавшийся на слипе мешок.
— Что-то я не одного лангуста пока не увидел, пойдём вниз, посмотрим поближе.
— Давай, сходи, а я в радиорубку, — Женя взглянул на часы, — надо сводку погоды передать.
Сашка, прихватив в кладовке запасной комплект аккумуляторов для зонда «фуруно», вышел на промысловую палубу. Добытчики только что вытряхнули мешок и почему-то странно суетились, выискивая что-то в рыбе. «Сейчас всех моих лангустов соберут, — подумал Сашка, торопливо отвинчивая от зонда стальной цилиндр для замены кассеты с аккумуляторами».
Мимо прошёл ихтиолог Игорь с корзиной отобранной для анализов рыбы.
— Лангусты есть, — крикнул ему Сашка, мельком заглянув в корзину.
— Ха-ха, какие лангусты, — бросил ему Игорь, — иди, посмотри, что мы поймали.
Это был совершенно необычный улов. Вместе с рыбой в трале оказалось настоящее оружие. Американские винтовки М-16, наши калашниковы и израильские узи, четыре ручных пулемёта, ленты с патронами, словом, целый арсенал. Добытчики, отправив рыбу в бункер, теперь разбирали трофеи, расхаживая заржавевшие затворы. Вскоре они выглядели как шайка пиратов, до зубов обвешанная оружием. Кто-то сбегал за фотоаппаратом и устроил фотосессию. Сашка тоже повесил на шею узи, подёргал работающий затвор и собрался было сфоткаться, но тут на палубе появился взбешённый капитан.
— Прекратить, отставить съёмку, — дай сюда едрить-ага, — он выхватил у матроса фотоаппарат. — Вы что в тюрьму меня хотите!? Всё за борт, до последнего едрить-ага патрона.
Добытчики нехотя, с большим сожалением, начали бросать оружие в воду. Сашка метнул свой узи в морскую пучину, пожалев, что фотографии уже не получится.
«Фламинго» своим донным тралом прошёлся по свалке оружия. На судне имелась информация о таких свалках в зоне Намибии. Эта страна была незаконно оккупирована расистской ЮАР, а проживающие там народы вели партизанскую войну против захватчиков. Изъятое у них в ходе боёв разномастное оружие сбрасывалось в море. Видимо, эта свалка ещё не попала на карту и в радиосводки, а может из-за навигационной ошибки оказалась не там, где надо. Так или иначе, но оружие оказалось в трале, а капитан зарёкся искать рыбу поблизости с границей.
Вечером, после ужина капитан собрал весь экипаж в салоне.
— Надеюсь, все, едрить-ага, понимают, что нам теперь не избежать большого шмона в аэропорту, или кто-то думает, что всё останется в тайне. Смотрите, едрить-ага, я вас предупреждаю, из-за какого-нибудь любителя сувениров, прихватившего с собой всего один, едрить-ага, патрон, может пострадать весь экипаж, и я в первую очередь. Вам премию скостят, а меня с капитанов снимут.
— А что, Геннадий Семёнович, — крикнул кто-то, — премия то будет?
— Мы уже почти взяли план, едрить-ага, — ответил капитан, — думаю, что обязательно доловим, а раз так, то и премия будет.
— Сашка с Женей сидели в самом конце салона и уже по привычке загибали пальцы, подсчитывая капитанские «едрить-ага». Их количество било все рекорды. Капитан был сильно взволнован.
— Слушай, Жень, а как на берегу узнают, что мы поймали оружие, — шепнул Сашка ему на ухо
— Наивный ты Саня, — тихо ответил Женя, — ни одно судно в загранку не уходит без стукача, а то и нескольких.
— Ты наших знаешь?
— Их даже капитан не всех знает, потому и предупреждает.
Собрание закончилось. Сашка с Женей сидели в радиорубке в ожидании старпома. С лангустами не получилось, но у нах был запасной вариант — копчёный клыкач. Это Жора соорудил на корме коптилку и теперь снабжал друзей деликатесами. Игорь задерживался.
— Откуда они только берутся? — Сказал Сашка. Женя вопросительно вскинул брови. — Я про стукачей.
— Залётные, — бросил Женя, — попадёт моряк по пьянке в вытрезвитель, или драка какая, тут ему и предложат выбрать — или-или.
— Что или? — Сашка с интересом наблюдал как Женя пинцетом выискивает в банке окурки подлиннее.
— Или ты, у них на крючке, продолжаешь работать в море, или — гуляй Вася. Вот ты что бы выбрал?
— Не знаю, Женя, никогда об этом не думал, — помолчав немного, ответил Сашка. Он представил, как легко может пойти под откос вся жизнь в случае какого-нибудь «залёта». — А если пообещать, а самому не стучать?
— Раскусят сразу, там не дураки сидят, — Женя на секунду оторвался от своего занятия и посмотрел Сашке в глаза, — ты не настучишь, так другие, а тебе раз — и прихлопнут визу, даже объяснять не будут за что.
— Не дай Бог, вляпаться в такое дерьмо…
Дверь внезапно открылась и в радиорубку влетел капитан.
— Вы что, едрить-ага, совсем меня добить решили. — Он припечатал перед Женей к столу листок бумаги. Сашка узнал в ней «липовое» послание Эльвире.
— Ну пошутили мы, — Геннадий Семёныч, — Женя сразу сообразил в чём дело, — достала ведь совсем со свей квартирой.
— Вам всё шуточки, а Эльвира слегла, на работу, едрить-ага, не вышла, докторша говорит сердце прихватило, вашу писульку мне принесла. Я то сразу всё понял, а каково бедной женщине. Идите, подлецы, извиняйтесь, а то я вас едрить-ага… — капитан погрозил кулаком.
— Идём-идём, Геннадий Семёныч, — Женя сунул листок в карман, — сейчас покурю и сходим.
Капитан ушёл. Женя закурил.
— Давай я к Эльвире схожу, — предложил Сашка, — я всё это придумал, сам напечатал, мне и извиняться, а ты вообще не имел права, как начальник радиостанции, на такие выкрутасы. Давай сюда послание.
— Галстук не забудь, — бросил начальник вслед уходящему Сашке, давая понять, чтобы тот привёл себя в соответствующий для посещения женщины вид.
Спустя пятнадцать минут, зайдя в радиорубку и не обнаружив там начальника, Сашка постучал в дверь каюты старпома.
— Войдите, — услышал он.
Стол был уже накрыт — вино в стаканах, рыба порезана на куски. Игорь и Женя сидели на диване под чёрным прямоугольником не зашторенного ночного окна. Сашка прошёл в каюту и присел на стульчик у стола.
— Бери стакан, — сказал Игорь, — докладывай, как там Эльвира, успокоил «девушку»?
— Всё в порядке, — Сашка сделал пробный глоток, — ммм, вкусно, я всё представил, как первоапрельский розыгрыш.
— Так сегодня ещё март не закончился, послезавтра первое, — резонно заметил Игорь.
— А это всё начальник напутал, — объяснил Сашка, — отдал по запарке телеграмму раньше срока. Прокатило.
— Находчивый ты наш, — улыбнулся Женя, — Эльвиру успокоили, кто бы ещё капитана…
Друзья выпили.
— А капитана Жора пошёл успокаивать, — сказал Сашка, протягивая руку за клыкачом. Я его по дороге с пакетом в руках встретил. Они сейчас тоже клыкачом закусывают.
— Проклятый апартеид, чуть до инфаркта нашего едрить-агу не довёл. — буркнул Игорь, дегустируя рыбный деликатес. Ещё неизвестно, как нам Бискай аукнется. Могут героями представить, мол спасли судно, а могут и показательно наказать за разгильдяйство, — почему капитан перед штормом крышку слипа ослабил, кто забыл задраить рыбные бункера, кто не проверил расходную топливную цистерну, словом есть за что. А тут ещё оружие на его голову.
— Это что, я помню случай с капитаном похлеще, — сказал Женя. — Мы как-то на «Эврике» в Кейптаун зашли, работали рядом, в нескольких милях от берега, Столовая гора всё время на виду была. А капитаном на «Эврике», как всегда, Афанасий Афанасьевич, по-корейски его имя-отчество не выговоришь.
— Дона-капитана, первый и единственный капитан-кореец в СССР, — не удержался, вставил, Сашка.
— Он самый, — продолжил начальник. — Гуляли-гуляли мы по городу, да и зашли в пивбар, пивка выпить. Капитан с нами был. На всякий случай с ним матросы покрепче ходили. Опасался всё же один гулять. А тут, собственно говоря, он сам и предложил, так сказать, освежиться. Расслабился под конец, забыл в какой стране находится. Все, в том числе и его матросы, спакойненько мимо бугая-охранника внутрь прошли, а его, капитана, не пустили. Этот громила обругал Дона, что-то типа: «куда прешь жёлтая свинья», взял за шиворот, развернул, и дал ему под зад.
— И поэтому, — добавил Сашка, — когда я в следующем рейсе попал на Эврику, под Женино крыло, в Кейптаун мы уже не заходили, хотя работали рядом.
— Именно так, — продолжил Женя, — хотя волей случая нам всё же пришлось идти к берегу сдавать заболевшего моряка. У него аппендицит случился. Кейптаун был ближе, но мы побежали сдавать больного в Уолфиш-Бей в Намибию. Уж больно невзлюбил Афанасий Афанасьевич проклятый Кейптаун.
— Женя, а помнишь того негра в порту?
— Угу, — промычал начальник увлёкшись деликатесом, — расскажи Игорю.
— Я так мечтал побывать в легендарном Кейптаунском порту, а тут захолустная дыра на берегу захолустной Намибии. Да и зашли мы всего на несколько часов без увольнения на берег, сдать больного, и получить положенное по международным правилам продовольствие и воду. Там в порту с нами рядом стоял арестованный за что-то болгарский БМРТ. На берегу никого не было видно, и мы с Женей решили сходить к болгарам в гости. Прихватили с собой пару фильмов —«Бриллиантовую руку», «Ивана Васильевича» и пошли. Нас встретили как родных. Они уже месяц под арестом без схода на берег стояли. Передали на «Фламинго» парочку итальянских лент, тех что у нас под запретом, а нас с Женей ихний радист пригласил к себе в гости. Что сразу бросилось мне в глаза у него в каюте, так это ящик с бутылками бренди. Он сказал, что так у всех офицеров. На наших судах такого не увидишь. Угостились, вышли с хозяином на крыло покурить, и тут видим, — по ночному порту слоняется пьяный негритос. Вот тебе и апартеид, подумали мы. У нас дома попробуй вот так по порту походи, мигом заметут. Минут десять он шатался по пирсу, совсем близко к нам подошёл, и тут мы наконец увидели, что такое расизм. Откуда то из темноты к нему лихо подъехал ихний воронок. Вышли два здоровых полицая с овчаркой и ошарашили его дубинкой прямо по голове. Тот сразу упал, а они бесчувственное тело швырнули в кузов и уехали.
— Слушай, Санёк, — сказал Игорь, — сходил бы что ли за гитарой, хорошо сидим.
Сашка вышел и через минуту вернулся с гитарой. Игорь уже наполнил стаканы бургундским.
— Про что поём? — Сашка подстроил инструмент.
— Давай, про любовь, — попросил Игорь
— Ну, тогда за прекрасных дам, — Женя поднял свой стакан.
— За наших прекрасных дам, — добавил Игорь, акцентируя слово «наших».
«Для меня нет тебя прекрасней, но ловлю я твой взор напрасно…» Сашка спел одну из самых своих любимых песен из репертуара «Поющих Гитар».
— Наливай под третий тост, — сказал он закончив. — Я теперь свою спою, про дом, про любимых. Премьера. Вы первые, кто услышит, и вам надо придумать к песне название.
— Тогда выпьем за тех, кто на берегу, — сказал Женя, — поднимая стакан.
— За тех, кого сегодня нет рядом с нами, — уточнил Сашка, чокаясь с друзьями, — не все они на берегу, кто-то и в море может быть, и Бог его знает где ещё.
Выпили. Сашка взял гитару и начал петь:
Морзянки нудный писк стоит в эфире,
Мы пятый месяц пашем океан.
Давно за дружбу мы с тобой не пили,
Так подставляй, Кашкевич, свой стакан.
Забудь свою работу на полчаса,
Ты лучше нам душевно песню спой.
Вздохнёт гитара тихо гулким басом,
И пусть нас песня унесёт домой.
Не может никогда душа земная
Понять рыбацкой дружбы глубину,
Судьба ведь нами выбрана такая,
Друг друга видим чаще, чем жену.
Так третий тост за тех, кого нет с нами,
За наших жён детей и матерей.
Мы пашем здесь руками и ногами,
А сердцем там — за тридевять морей.
Любимые пишите письма чаще,
Молчаньем не пророчьте нам беду.
Сломить любви не могут настоящей
Разлуки десять месяцев в году.
Ты шли радист ключом своим бездушным,
Сквозь тыщемилье из конца в конец,
Меж точек и тире морзянки скучной
Частички наших любящих сердец.
Помолчали. Каждый задумался о своём.
— А почему у меня ключ «бездушный», а Саня? — нарушил тишину начальник, — я не согласен.
— Ну пусть тогда будет «послушный». Устраивает?
— Устраивает. А вообще-то ты молодец, хорошая песня, за душу берёт аж до слёз. Надо бы и фамилию мою убрать, а то как-то… в общем, чтобы про всех радистов.
— Вальс радистов, — сказал молчавший всё это время Игорь, — мне кажется это подходящее название, ты же в ритме вальса сочинил.
— Хорошо, — ответил Сашка, — пусть будет «Вальс радистов».
Следующая глава:
Начало 11 главы:
Начало повести: