…Первые лучи солнца озарили повозку, у которой стояли на изготовке несколько солдат.
— И восходит солнце Аустерлица! — провозгласил один из них. Другие молча озирались, но все было на местах: напротив у стены спал хозяин с супругой, повсюду тишина.
— Что, ребятушки, хорошо отдохнули? — донесся прокуренный голос откуда-то сверху, а снизу ответили:
— Уж поспали так поспали.
Мальчишка в буденовке, восхищенно глядя на группу индейцев, спросил:
— Большая Змея, расскажешь сегодня еще про Натти Бампо?
Старший индеец распрямился и медленно, привлекая всеобщее внимание, произнес:
— Разве нет у вас о чем рассказать нам, индейцам? Я слышу разные голоса, но вижу только медведя, тебя и несколько нарядных людей. На какой горе мы живем?
Снизу раздался напевный, добродушный голос:
— Мы живем не на горе — мы живем в шкафу! Я, например, живу здесь уже десять лет.
— А ты кто? — откликнулся хор голосов.
— Я — снеговик! Я сделан из фарфора, и наш хозяин очень аккуратно переставляет меня, когда вытирает пыль.
— Странное дело, — удивленно, с акцентом, отозвался наполеоновский кирасир, — однажды нам было велено переместиться на полированный стол, и я увидел индейцев и других воинов. Медведь меня не удивил, в России любят медведей. Но что среди нас делает снеговик?
Мальчишка в буденовке горячо воскликнул:
— Мы и снеговиков любим!
Но снеговик, скромно склонив голову, произнес:
— Меня подарили на день рождения.
И все сразу поняли, что речь идет о подарке жены.
— Ну, ребятушки, а вот и наш главнокомандующий поднимается! — возвестил тот же прокуренный голос с верхней полки. — Помню, как со своим взводом впервые здесь оказался. Мы тогда на полке стояли вместе с Чингачгуком, помнишь, друг? — Индеец безмолвно кивнул, а солдат Великой Отечественной, словно услышав, продолжил:
— Хорошо, когда любит человек Родину, историю любит, армию. Вы вот видали, сколько у него книжек всяких? Ночами мы с товарищами ходим их читать.
— Как это — ходите? — удивленно спросил фарфоровый хоккеист с третьей полки.
— А вот так! Ночью-то все иначе, чем днем. Мы сквозь переплет — раз! — и в книжке. У нас на полке только про царей сочинения, на нашу жизнь хватит.
— А на моей полке — про Белое движение! — воскликнул мальчик в буденовке. — Не хочу про них ничего знать!
— Знание — это прошлое, — отозвался Чингачгук, — но мудрость — это будущее, а без знаний мудрости не бывает.
— Товарищи офицеры, смотр строя! — возвестил тот же солдат Великой Отечественной. В этот момент дверцы шкафа открылись, и все увидели высокую фигуру главкома.
— Здравия желаю, товарищи! — прозвучал бодрый голос лет сорока.
— Здравия желаю, товарищ верховный главнокомандующий! — ответил стройный хор голосов.
— Вольно! Сегодня уезжаю в командировку на два дня, вы тут — за главных!
— Есть!
Дверцы закрылись, и человек отправился завтракать, Чингачгук, глядя ему вслед со своей полки, задумчиво произнес:
— Когда нас ему подарили, ему было 10 лет, а теперь он женат. Я боялся, что он наиграется, но он стал для нас верным другом.
— Да, хорошо, что с нами он по-прежнему — мальчишка, — отозвался солдат Отечественной войны 1812 года.