07.12.2021
Затронутую Достоевским в романе “Братья Карамазовы” тему иезуитов со всеми оценками и акцентами нужно рассматривать в контексте романа “Агасфер”. Например, реакцию Федора Павловича на резонерство Смердякова об отсутствии греха при отречении от Христианства под пытками: “– Алешка, Алешка, каково! Ах ты, казуист! Это он был у иезуитов где-нибудь, Иван. Ах ты, иезуит смердящий, да кто же тебя научил? Но только ты врешь, казуист, врешь, врешь и врешь”.
“– Нет, у Смердякова совсем не русская вера”, – говорит чуть позднее Алеша.
Смердяков иезуит и поэтому – убийца.
Но он только бледное отражение главного иезуита в романе – Ивана Федоровича.
Иезуитское происхождение его поэмы “Великий инквизитор”.
Из французов и Федор Павлович: “А Россия свинство. Друг мой, если бы ты знал, как я ненавижу Россию… то есть не Россию, а все эти пороки… а пожалуй что и Россию. Tout cela c'est de la cochonnerie. Знаешь, что люблю? Я люблю остроумие”.
Разумеется. Особенно каламбуры.
И несказанно умиляет, что Федор Павлович ненавидит “все эти пороки”.
Он смотрит на Россию выборочно, и взгляд его французский. В Мокром, без сомнения, было на что посмотреть и помимо этого, но он разглядел только тамошних маркизов де Садов. Взгляд наметанный и пристальный. Взгляд профессионала. Приглашает Ивана Федоровича на экскурсию в Мокрое.
В либеральной московской тусовке много любителей в том же духе порассуждать о России и русском народе.
Но также иезуитским является происхождение организации “бесов”, руководимой Петром Степановичем Верховенским.
Габриэль говорит аббату д’Эгриньи о своем воспитании в коллеже общества Иисуса: “До той поры я шпионил за товарищами вполне бескорыстно… Но приказания начальника заставили меня сделать новый шаг по позорному пути… Я сделался доносчиком, чтобы избежать заслуженного наказания. Но моя вера, мое смирение и доверчивость были так велики, что я исполнял эту вдвойне омерзительную роль в полной душевной невинности. Правда, однажды мной овладело смутное сомнение, может ли та религиозная и милосердная цель, на которую мне указывали, служить оправданием шпионству и доносам? Это был последний взрыв великодушных стремлений, которые во мне старались убить. Я поделился опасениями с начальником, и он мне ответил, что я не должен рассуждать, а должен только повиноваться, и что ответственность за мои поступки всецело лежит на нем”.
Шатов, покидающий “заседание”, на “загадочную” реплику Верховенского, что ему (т.е. Шатову) это “невыгодно”, отвечает: “Зато тебе выгодно, как шпиону и подлецу!”
Примерно то же самое подразумевает Габриэль, разговаривая с аббатом, шпионом и подлецом, в присутствии Родена, другого шпиона и подлеца.
Мы хорошо знаем, что это такое: мы в ХХ веке семьдесят лет жили при такой власти: “Я читал казуистов… И каков же был мой ужас, отец мой, когда при этом новом потрясающем открытии я увидел в творениях наших отцов извинение, даже оправдание воровству, клевете, насилию, прелюбодеянию, измене, убийству, цареубийству!..” (Габриэль).
В России цареубийство не только оправдали. Они его совершили.
Откровенное шарлатанство – называть антииезуитский роман “Агасфер” антихристианским. Достаточно указать на одухотворяющую роман и исходящую из Христианства гуманность, которая остается главной опорой в противостоянии ордену иезуитов. Он даже не антикатолический, если вспомнить Габриэля.
Но над всем этим господствует, конечно, религия Гуманизма, самым ярким адептом которого является Адриенна.
То же у Булгакова.
12.12.2021
Напомню рассуждение Свидригайлова о вечности, изложенное им во время первого разговора с Раскольниковым:
“– Я не верю в будущую жизнь, – сказал Раскольников.
Свидригайлов сидел в задумчивости.
– А что, если там одни пауки или что-нибудь в этом роде, – сказал он вдруг.
“Это помешанный”, – подумал Раскольников.
– Нам вот всё представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится”.
Вечность в представлении Свидригайлова перекликается с тем, какое будущее готовят человечеству иезуиты и их духовные наследники, если судить о них по роману “Агасфер”. Роден с каким-то извращенным эстетическим удовольствием рассказывает своим сообщникам, чего он добился в своей борьбе за наследство Реннепонов:
“– …Было жаль глядеть, как неглупый все-таки человек унижался всеми способами, чтобы завязать тысячу нитей этой темной интриги! Не правда ли, красивое зрелище – видеть, как паук упрямо плетет свои сети?.. Как это интересно: маленькое черное существо, протягивающее нить за нитью, связывая одни, подтягивая другие, удлиняя третьи. Вы пожимаете плечами: есть чего, мол, смотреть! А приходите-ка часа через два-три, и что вы увидите? – маленькое черное существо, наевшееся до отвалу, а в его сетях дюжину глупых ошалелых мух, так запутавшихся, так скованных, что маленькому черному существу остается только назначить, когда ему вздумается, час и минуту своего обеда любой из них”.
Но, в отличие от Раскольникова, никто из слушателей Родена не считает его ни помешанным, ни маньяком. Вот поэтому в “цивилизованном” мире у Христианства не было никаких шансов в его противостоянии иезуитам, торжество которых привело к сегодняшнему состоянию дел в Европе и в США.
Католический мир даже не понял толком, что иезуитам нужно было противостоять.
Вот где корни всех трагедий ХХ века и всех наших нынешних бед.
Смердяковско-иезуитский мир. Это похлеще наивного “1984”.
От иезуитов – “алчное лицемерие (l'hypocrisie et la cupidité)”, которое стремилась “разоблачить (démasquer)” Адриенна.
Алчное лицемерие – исчерпывающая характеристика того мира, который предлагает нам в качестве нормы “цивилизованный” мир.
Для иезуитов, а также для иезуитствующих политиков все богатства мира – это принадлежащее им, как они считают, “наследство Реннепонов”. Только поэтому весь мир для них – сфера их жизненных интересов.
Что потеряли американцы на территории бедной, разрушенной ими Украины? Они считают, что много чего…
13.12.2021
Об иезуитствующей политике “цивилизованных” стран: “Цель проста и ясна: она обеспечивала успех системы стяжательства, к которому вечно стремилась политика и ненасытная алчность святош. Захватив различными средствами огромные богатства, они стремились к успеху любой ценой, даже если бы убийства, пожары, бунты и, наконец, все ужасы гражданской войны, возбуждаемой и оплачиваемой ими, залили кровью всю страну, которой они тайно стремились овладеть. Рычагом здесь являлись деньги, добытые всеми возможными средствами от самых постыдных до преступных. Целью была деспотическая власть над умом и совестью человека для использования их в интересах ордена Иисуса. Таковы были, есть и будут способы и цели этих духовных лиц”.
Поставьте на место слов “духовные лица” слово “политики” – и сразу же исчезнут, растают, как дым, все неразрешимые вопросы, касающиеся ХХ века и нашего времени.
И в “Агасфере” наличествует то, что позднее прозвучит в стихотворении Тютчева “Ужасный сон отяготел над нами…”: “На жаргоне иезуитов, как можно видеть из их проспектов, предназначенных для околпачивания добрых людей, эти набожные разбойничьи притоны (ces pieux coupe- gorges) назывались “святыми убежищами, открытыми для душ, утомленных тщетой мирской суеты”.
Одна из основополагающих идей Эжена Сю.
А вот еще объяснение, почему Воланду делать фокусы совершенно неприлично: “Благословение неба можно заслужить раскаянием в ошибках, упражнением во всех добродетелях, самоотверженной преданностью страдающим, любовью к ближнему, а не более или менее крупной суммой денег, пожертвованной в виде ставки, в надежде выиграть рай, причем ловкие жрецы с помощью фокусов (prestidigitations), бесконечно выгодных для них, хитро надувают и проводят доверчивые души”.
Потому что он не иезуит.
Из книги А.В. Домащенко “Maître fini, или Очарование приключенческой литературы”