Петербургскому поэту Сергею Макарову удалось записать ранее не известные стихи Салавата Юлаева
В свое время мне в руки попала небольшая, всего в сорок страниц, красочно оформленная книжка, озаглавленная «Салават Юлаев: путь в бессмертье», изданная в 2001 году в Челябинске в библиотечке «Лилии» тиражом 1000 экземпляров. В ней представлено более двух десятков стихов великого башкирского борца за свободу в переводах петербургского поэта Сергея Макарова. Открывается сборник довольно интересным предисловием переводчика и завершается его же поэтическим посвящением Салавату Юлаеву.
«Живу воспоминаньями» – это уже стихи, созданные Салаватом в каторжной неволе и каким-то чудом дошедшие до его соплеменников:
Кто мне поможет? Русский Бог? Аллах?
Орел башкирский, я – в чужбинной клетке.
Одно крыло – в тюремных кандалах,
Другое – виснет, словно лист на ветке.
Мне тяжко – и во сне, и наяву,
Здесь ад земной, и нету места раю…
В тюрьме воспоминаньями живу
И жизнь свою по дням перебираю.
Сергей Макаров в своем предисловии к вышеназванному сборнику пишет также о своей работе над переводами стихов Салавата. Конечно же, он прав, когда говорит, что «есть разница между дословным переводом, так называемым подстрочником, и поэтическим художественным переводом». Это положение в полной мере правомерно по отношению к искусству перевода вообще. Представляют интерес и такие особенности работы переводчика, о которых он пишет совершенно откровенно. «Иногда я менял ритм того или иного стихотворения, – делится он своим опытом, – дабы по возможности сочнее и ярче донести до русскоязычного читателя поэтические тонкости оригинала, некоторые строки переведены довольно-таки вольно, заменил я и названия иных стихов, но убежден, что все это – не во зло, а во благо. По-своему составил я и эту книжку – так, как это виделось мне».
Не будем вдаваться в подробности и специфику переводческого дела. Главное здесь в том, что Сергей Макаров действительно сумел ярко и выразительно донести до русского читателя силу и красоту стихов Салавата Юлаева. Это относится и к тем стихам, которые были известны ранее и не раз переводились на русский язык до него, и к тем, которые он записал и перевел впервые. А их в данном сборнике всего три. Но оказалось, что впереди Сергея Макарова ожидали новые находки. Теперь уже эти находки связаны с другой, противоположной стороной страны – с северо-западом России, с теми местами, где пролегал путь Салавата Юлаева и его отца Юлая Азналина на каторгу.
Речь здесь о том отрезке пути, на котором обозначены города Ямбург (в 1922 г. переименован в Кингисепп) и Нарва. Здесь следует вспомнить, что в Башкортостане не раз предпринимались поездки по маршруту следования Салавата и Юлая от Уфы до Палдиски. Большая журналистская экспедиция была организована в 2004 году, в год 240-летия со дня рождения поэта и полководца. Однако неизвестно, были ли обозначены на ее пути Кингисепп, Ивангород и Нарва и довелось ли узнать что-либо новое, скажем, о пребывании Салавата Юлаева в Ямбурге. Однако остававшиеся неизвестными сведения о Салавате хранили именно эти города – Ямбург, Ивангород и Нарва, о чем поведали в своих публикациях петербургские писатели Георгий Чепик и Сергей Макаров.
Теперь обратимся к книге Г. Чепика и С. Макарова «Салават Юлаев на Северо-Западе» (СПб., 2004). Впрочем, в Национальной библиотеке Республики Башкортостан имени Ахмет-Заки Валиди имеется единственный экземпляр этого издания с автографом Георгия Чепика, подписанным им 1 мая 2005 года. Поэтому нет ничего удивительного в том, что участники экспедиции 2004 года могли и не знать о существовании данной книги.
В ней прежде всего привлекают внимание две статьи, озаглавленные «Салават Юлаев на Северо-Западе» и «По дороге в Рогервик». Чепик совместно с С. Макаровым предлагает свою версию списка городов, по которым прошел Салават от Пскова до Рогервика (Палдиски). Вот что он пишет:
«Среди специалистов-салаватоведов утвердилось мнение, что путь Салавата Юлаева и его отца Юлая Азналина в крепость Рогервик с группой башкирских повстанцев прошел по маршруту: Уфа – Мензеля – Казань – Нижний Новгород – Москва – Тверь – Великий Новгород – Псков – Дерпт – Ревель – Рогервик.
Уважая мнение исследователей, тем не менее, мы выдвигаем свою версию, основанную на легендах и сказаниях Ингерманляндии и Эстляндии, имевших хождение вплоть до середины ХХ века…
В Пскове группа каторжан была разделена, и наиболее опасные “государственные преступники”… были направлены под усиленным конвоем и в полной тайне по маршруту: Псков – Ямбург (Кингисепп) – Ивангород – Нарва (Ругодив) – Дерпт – Ревель (Таллин) – Рогервик».
Чепик приводит в своей статье и такие вещие строки, которые, как утверждается в народной памяти, были сказаны «крестьянским императором» Емельяном Пугачевым:
А слова мои прощальны таковы:
Перед смертью не надышишься, увы,
Смерть приемлю я, покорно крест неся,
Ибо жить, как Русь живет, уже нельзя!..
И добавляет: «Башкирские сподвижники Емельяна Пугачева по этой же причине воевали с царскими войсками. Но их победы и поражения остались позади. Впереди был Рогервик».
В статье «Салават Юлаев на Северо-Западе» автор описывает жуткую картину наказания Салавата плетьми на городской площади Ямбурга. А это уже предание о том, как Салават той ночью сложил песню в тюрьме и как эта песня, передаваясь из уст в уста, из поколения в поколение, дошла до наших дней. Ее, впрочем, вполне логично было бы включить в сборники преданий и легенд о Салавате Юлаеве.
«А той ночью в тюрьме Салават Юлаев не спал, – то ли не давали уснуть рваные раны на спине, то ли он хотел сам себя подбодрить, но батыр пел песни, которые тут же сам и слагал. Пел по-башкирски, и никто не знал, о чем эти песни, но в ту самую ночь в тюрьме, вернее при тюрьме, оказался приблудный крещеный татарин, истопник, водонос и кашевар Божедар Яр-Толмачев, человек пожилой и неугомонный. Он в молодые и в более зрелые годы побродил-поскитался по славянским странам в Европе, знал многие славянские и тюркские языки, был крещен и получил новое имя то ли в Болгарии, то ли в Сербии. Он не спал и заслушался песнями Салавата. Особенно поразила песня о минувшей порке. Однажды он рассказал содержание той песни по-русски своему закадычному другу старичку Вуколову…
Это предание сохранилось до наших дней, переходя из уст в уста. Может быть, кочуя из века в век, песня и видоизменилась, но, безусловно, ее смысл, дух ее остался прежним – юлаевским».
Далее Г. Чепик приводит дошедшие до наших дней слова той песни. Эту песню также переложил на современный поэтический русский язык Сергей Макаров и назвал ее «Не сумею».
Свои кандалы я, безноздрый, не скину –
Не сбросить их мне и не снять…
Терзают мне плети, как беркуты, спину
На площади людной опять.
Я ветра глотнуть не сумею –
Пропитан он кровью моею…
Свистяще по Ямбургу-городу эхо
Гуляет, не прячась в закут,
И плети взлетают кровавые, – это
Меня беспощадно секут.
Я ветра глотнуть не сумею –
Пропитан он кровью моею…
Видать, на чужбине враждебной я сгину,
Ни сына, ни дочь не обнять…
Терзают мне плети, как беркуты, спину
На площади людной опять.
Я ветра глотнуть не сумею –
Пропитан он кровью моею…
В сборнике «Салават Юлаев на Северо-Западе» (с пометкой «публикуется впервые») представлено также пять коротких стихов Салавата Юлаева, если так можно обозначить, в оригинале (то есть в том виде, в «каком они передавались из уст в уста эстонцами и русскими и дошли до наших дней») и в стихотворном переложении их на русский язык, выполненном Сергеем Макаровым. Одно из этих стихотворений навеяно Салавату впечатлениями от встречи с Ивангородом. «Этот город назван, как мужик русский, – вот неожиданность! – назван Иваном», – так с удивленного восприятия названия города башкирским поэтом начинаются стихи. В целом в стихотворении этом, вопреки тяжкому положению Салавата, нет и тени боли и страданий. Приведем его полностью в переложении С. Макарова:
Город назван, как русский мужик,
Назван город нежданно Иваном,
Ивангород над речкой привык
Покрываться рассветным туманом.
Волн речных я услышал удары,
Или скачут галопом тулпары?
Чистейшее лирическое стихотворение, раскованное, свободное. В чем же дело? А все дело в том, что Ивангород, по словам Чепика, светлым лучом осветил длинную, полную мук и страданий дорогу Салавата на вечную каторгу в каменоломни Рогервика.
«В Ивангороде, древней русской крепости, Салавата Юлаева и его отца, Юлая Азналина, на площади не секли. Скорее всего, соблюдался режим тайного перемещения каторжан. Градоначальник и именитые гости решили насладиться песнями мятежного сэсэна Салавата.
Степными песнями заслушались именитые, чопорные гости.
Но голос Салавата слышали и его товарищи. И в их глазах стояли слезы...»
Автор: Рашит Шакур
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!