Эдуард Лимонов. Русский писатель, политик, патриот. Сегодня ему исполнилось 80 лет. В день юбилея проект @wargonzoya публикует, пожалуй, самую интересную страницу итальянского дневника нашего автора Дмитрия Селезнёва (Старый Шахтёр), который сопровождал Эдуарда Вениаминовича в турне по Италии в 2018 году. В описанный день Эдуард Лимонов посещает Феррару, а также дом известного итальянского искусствоведа Виторио Згарби – скандального политика из команды Берлускони.
Из "отеля роз" нас забрала Анна, и мы поехали в Феррару. Анна – высокая, вытянутая и худая, как спичка, женщина. Она добрая и интеллигентная, она итальянка, у неё русское имя, и она разговаривает со мной на ломаном русском. Она общается односложными фразами и вопросами. «Вам здиесь нравиться, Дмитрий?» Отвечаю, что, да, мне здесь нравится. Анна работает на Тети, она была с нами в Риме и на выставке в Турине тоже. У Анны сын-студент, он тоже помогал на выставке, и он такой же, как и Анна, долговязый и худой дрыщ. Аутентичный, молчаливый, аккуратный юноша – непривычно было его видеть среди разнузданных и болтливых итальянцев. На лице у него всегда ноль эмоций, а только очки и чётко очерченная борода, как будто нарисованная. Может, он слишком умный, а может, и глупый, его внешний вид подходит под все эти определения. Умный, наверное – он учится в Ферраре в университете.
Но перед выездом утром позвонил Тети, который, как и положено, сам опаздывал. Он попросил Э дать интервью ещё одной журналистке. Э поворчал и нехотя согласился. Журналистка ждала у калитки и мы прошли от отеля до ближайшего кафе. Вопросы журналистки Э не понравились, она глупая, – сказал он на обратном пути. Я заметил, что журналисты часто используют в общении с селебрити один идиотский приём. Они разговаривают с собеседником о каких-то важных вещах, о литературе, о политике, о культуре, и вдруг в конце задают последний, неожиданный своей глупостью, вопрос. Типа: «Какой ваш любимый цвет?» или, ещё: «Как по-вашему, что такое любовь?». Цвет, цветочки, любовь – ну что это за инфантильность, что это за хуйня! Все эти новомодные журналистские штучки-дрючки с Э не проходят, они только вызывают у него недоумение и раздражение.
Итак, снова на юг. Ехали мы по автобану относительно недолго, часа два. Старая Феррара, как и множество небольших и маленьких городов Италии, в отличие от Милана, Турина, Рима сохранилась во всём своём средневековом образе, образе, ненарушенном новыми застройками. Серые каменные мостовые, узкие улицы, вытянутые окна с решётчатыми ставнями. Стены некоторых домов не отштукатурены, видны кирпичи с прожилками раствора. Крыши домов в грубой, массивной черепице, как будто крышу уложили рядами расколотых вдоль глиняных горшков. За окном гармоничная гамма цветов, никаких ярких красок, кроме пышных зелёных крон деревьев, выглядывающих из-за крыш. Всё в одном спектре – жёлтое, коричневое, бежевое.
Как обычно, Э совершает обряд знакомства с апартаментами, куда нас поселили. Он ходит по комнате, открывает шкаф и окно, всё рассматривает. Читает перечень услуг на столике. В душевой поднимает внешние ставни при помощи выведенной для этой цели вовнутрь верёвки – этот процесс ему понравился, так как он требует немного усилий для того, чтобы тянуть верёвку. Ставни, прогрохотав деревянными рейками, подняты вверх – душевая мгновенно наполнилась светом. – Дима, свет – это хорошо! – люцеферно заключает Э, довольный результатом. И весь номер в целом его полностью устраивает – пусть и невзрачный, но очень просторный, всё в нём по-простому, присутствует только самое необходимое. Э любит когда просто, хотя он гораздо сложнее, чем большинство людей.
Пошли в город к городскому замку. Замок есть, я точно знаю, есть и замок, и ров с водой – я уже был в Ферраре. Правда, я был давно и проездом, в молодёжной компании. Меня тогда привлёк у замка памятник – зловещий монах на пьедестале, вздымающий руки к небу, и я возле этого памятника сфотографировался. Позже, получая второе, гуманитарное образование, я узнал, что это Савонарола – оказывается, он родом из Феррары. Век живи – век учись. И вот я снова вижу его, он не изменился, всё также делает пассы руками на пьедестале, монументально проклиная всё то греховное Возрождение, в эпоху которого он жил, проклинает вместе с его содомией, роскошью, искусством.
Савонарола переехал во Флоренцию, и там стал очень популярным среди народа проповедником. Он обличал роскошь, богатство, властелюбство. Он создал свой савонаролаюгент – отряды подростков, которые стучали в двери знатных домов и требовали к выдаче книги, предметы роскоши, музыкальные инструменты, парфюмерию, украшения, чтобы потом всё это сжечь в «костре тщеславия». Ещё они следили, чтобы горожане соблюдали десять христовых заповедей, и докладывали кому нужно об их неисполнении. В итоге, Савонарола стал жертвой интриг другого известного персонажа того периода истории, Папы Александра VI, Папы Борджиа, который все лелеемые Савонаролой заповеди нарушал, и которого такое влияние и такое поведение Савонаролы не устраивало. Александр VI вошёл в историю как самый коварный, властолюбивый и развратный понтифик. Убийства, прелюбодейства, отравления – трупы, женщины, яды – этим в эпоху Возрождения пользовались все для достижения своих целей, а Папа Борджиа в особенности. Но, в тоже время, он был одним из самых просвещённых Пап. Он и отправил Савонаролу на костёр.
Феррара дала приют и дочери папы Борджиа, Лукреции, вышедшей здесь замуж за местного герцога. Из-за своего отца Лукрецию в чём только не обвиняли: в кровосмесительстве, в разврате, в убийствах. Э считает, что это клевета, мы беседуем о ней, идя к замку. Я тоже не думаю, чтобы она сильно была замешана в делах своего папаши. Папа Борджиа использовал все её замужества для усиления своего богатства и влияния, но потом случайно отравился, или его случайно отравили, или отравили не случайно, но в итоге брак с феррарским герцогом стал последним браком Лукреции. Местная элита приняла её и доверяла ей, доверяла ей управлять городом в отсутствие мужа. Она занималась здесь благотворительностью, рожала герцогу детей, что говорит о ней с положительной стороны.
И ещё одна историческая персона, связанная с Феррарой и литературой, родилась тогда, на изломе второго тысячелетия, на изломе двух эпох. Феррара – родина Ариосто, автора «Неистового Роланда», об этом мне напомнила табличка на одной из улиц, ведущей к замку, мы подходим к нему.
Кастл окружён рвом, наполненный ядовито зелёной водой. Внутренние стены рва во многих местах поросли травой. Дна не видно, но моё воображение дорисовывает дно усеянное средневековыми черепами и костями. Из мутно зелёной воды бьёт жиденький фонтан. Наверное, чтобы порадовать туристов. Думаю, без фонтана и радости туристов можно было и обойтись. Достаточно железной пушки перед замком, которую притащили из средневековья и выставили на подставках. Пушка похожа на шахтную трубу водоснабжения, множество которых я как-то раз за одну смену поперетаскивал на своём горбу. С тяжёлыми шахтными трубами у меня связаны неприятные, тяжёлые воспоминания.
В коридоре, ведущему во внутрь, выставлены пирамидой огромные чугунные ядра. Э заинтересовался, подошёл, трогает их. – Представляешь, какая хуйня, – говорит, – ебанёт ведь – мало не покажется. Мы идём дальше, заходим во внутренний двор замка. Двор квадратный, с галереями, с волнами каменных арок с колоннами по стенам. Правда, только одна сторона не замурована. Кучки ядер стоят и здесь по углам. По периметру расставлены кадки с пальмами.
– Неплохо, неплохо, – Э оглядел пространство двора и остался доволен, – представляешь, встаёшь утром, зеваешь, смотришь… Думаешь, чтобы такое совершить?.. Может казнить кого-нибудь… Пару штук… Наказать с особой жестокостью! – у Э я вижу отличное настроение.
Подошли к странному сооружению – бетонный круглый подиум, на котором на железной перекладине висят перекинутые цепи. – Дыба? – оптимистично предположил я. – Может быть, – соглашается Э – представляешь, кого-нибудь вздёрнули, а герцог сверху из окна выглядывает, смотрит… – Э поднимается и заглядывает в глубь подиума, который оказался колодцем, перекрытым железной решеткой – А может быть типа, как зиндан у чеченцев… Точно! Ты посмотри, тут держали кого-то, представляешь…
Прошли замок насквозь, возвращаемся назад к отелю. По пути встречаем сидящую у стены нищенку. Вся в истасканной одежде она канючит милостыню у проходящих мимо туристов. – Люди везде одинаковы, будь они богатыми или бедными. Одни хвалятся своими сокровищами, другие – лохмотьями – глядя на неё, заметил Э, я записал за ним.
На улице много велосипедистов, повсюду слышаться трели предупреждающих звонков, ты постоянно оглядываешься. Это меня жутко напрягает, ненавижу эту инфантильную городскую моду на велосипеды, и велосипедистов тоже не люблю. Концентрация велосипедистов в Ферраре очень велика – Тети, предупреждал, что Феррара считается очень велосипедным городом. Конечно, Ферраре далеко до Копенгагена, где я был год назад. Там просто какой-то велосипедный фашизм, обычные прохожие и автомобилисты существенно поражены в правах. Около центрального вокзала Копенгагена горы, я не преувеличиваю, горы припаркованных велосипедов! А по дорогам с большой скоростью носятся стаями саранчи ебанутые велосипедисты.
Ближе к вечеру в кастл Феррары мы попали ещё раз. Там мы встречались с Виттория Згарби, известным итальянским искусствоведом, политиком и тележурналистом. (Я всегда употребляю «мы», но, конечно, на самом деле известный итальянский арт-критик Витория Згарби вряд ли так уж сильно желал со мной встретиться. В «мы» я на втором плане, выглядываю из-за щуплых плечей Э – долговязый, давно переросший свой возраст юноша с пучеглазыми глазами и мясистым носом).
Виторио Згарби был в Турине на выставке и подходил к Э, они фотографировались вместе. Но тогда в силу суеты два селебрити только вежливо «обнюхали» друг друга. Тети тогда говорил про Згарби, что он не только известный политик и искусствовед, но и жуткий скандалист, драки на телевидении устраивал. Сразу видно – культурный человек. Видимо, поэтому Згарби на выставке и сопровождало два телохранителя. Ещё он бабник, жуткий бабник, добавил Тети, он вместе с Берлускони, когда Згарби работал у него в правительстве, вечеринки с девочками устраивал. Искусство, драки, девочки – да Згарби очень симпатичная личность! Ничто человеческое ему ни чуждо.
Згарби на дорогом костюме, на часах, в галстуке и в интеллигентных очках в тонкой оправе. Уложенная подкрашенная седая чёлка. У него всегда презентабельный вид. Здесь он без телохранителей – в Ферраре он дома. Он очень популярен здесь, во дворе замка его сразу обступила толпа итальянских подростков, пришедших на экскурсию. Он всем раздаёт рукопожатия, позирует для селфи.
Згарби собирается показать Э выставку картин из его коллекции. Он пригласил не только нас, в нагрузку приглашены ещё пара буддистских монахов. Точнее монах и монахиня, они оба лысые, в просторных отглаженных серых рубашках, и отглаженных чёрных халатах без рукавов. Через голову перекинута сумка цвета хаки, похожая на армейскую разгрузку или пояс шахидов. Воины Будды в музее Феррары – мы живём в интересном мире! Также нас сопровождает, по-видимому, представители культурной элиты. Дамы в платьях, мужчины в костюмах, несколько ухоженных маленьких старушек. И всей этой странной и пёстрой толпой мы устремляемся во внутрь и шумим по коридорам замка.
Экскурсия представляет собой культурный забег. Толпой мы передвигаемся по залам выставки. Зграби вкратце, быстро и бегло, говорит чуть ли не о каждой картине. Он быстро перемещается от одной к другой и ведёт за собой Э. Згарби высвечивает фонариком интересующую картину, объясняет. Это испанцы, а это лучший ученик Караваджо, а это было написано до него. Мадонны с младенцами, распятия со Христом, ангелы, херувимы, сеньоры и сеньориты. – А это самый жестокий кардинала всех времён инквизиции, – объясняет Згарби, направляя свой луч просвещения, на портрет красивого молодого человека с бородкой, – хуже Берии – добавляет, видимо, хочет Э сделать приятное.
Я обратил вниманию на картину с одной голой дамой. Стоит, красавица, грудь вперёд. В одной руке, опущенной вниз, держит цветок. В другой же, опирающейся локтём на размещённый на подставке череп, она поднимает вверх песочные часы. Несложная загадка для такого искусствоведа, как я. Это сеанс с проституткой, красивой проституткой. «На часок!» Синьор, продолжать будете? Буду.
Не менее скандальные и эпатажные интерпретации позволяет и Згарби. – Вот смотрите, у это юноши бледный цвет лица – он много мастурбирует. Старушки и дамы в нашей свите улыбаются и хихикают в ответ. Когда дошли до современных авторов остановились перед картиной, представляющей собой, на мой взгляд, детский рисунок карандашом. Я совсем ничего не понимаю в современном искусстве и вижу только, что в этой мазне угадываются два человека – один поднимает другого сзади за плечи. Про себя я назвал эту картину «Рабочий посёлок. Вечер пятницы», но Згарби, проявляя свою скандальность, позволяет себе более хулиганский вариант. – Вот смотрите, – вот этот (кого поднимают) только что отсосал у этого, и очень сильно от этого процесса устал. Видите! – он обводит фонариком грубо размалёванную область рта у сидящего. Старушки и дамы опять хихикают и улыбаются.
После презентации в книжном магазине Феррары, мы поехали на загородную виллу Згарби, где нам был устроен званный ужин в честь посещения Э Феррары. Ехали уже довольно поздно. Из мешка ночи на украшенное тёмными призраками крокодильих облаков небо щедро рассыпались горошины звёзд. Ехали мы по Подферрарью долго, где-то полчаса, куда – я не запомнил. Фосфором светились в лучах фар указатели с итальянскими названиями, мелькали дорожные знаки. За окном чередовали друг друга тёмные силуэты домов, заборы, деревья, редкие фонари. Помню, проезжали деревню Ruina – Э прикололо название, и он долго объяснял непонимающему водителю, местному писателю, другу Згарби, в чём тут каламбур. – Ruina – значит развалины по-русски, дистракшен! – но водитель его не понимал, переспрашивал, пытался объяснить, что на самом деле такое ruina, а в конце концов сдался, сделал вид, что понял шутку и уже просто улыбался в ответ.
Въехали в небольшой посёлок, припарковались в углу пустой площади. Воздух свежий, пахнет, как у бабушки в деревне. Свернули за угол, прошлись по тёмной зелёной аллее к двухэтажному дому. Возле дома люди и стоит телевизионная газелька с мини-локатором, направленным в ночного небо – хозяин дома в любое время может выйти в прямой эфир. Нас встречают, заходим в дом.
Ба, да здесь целая кладовая искусства, целый мини-эрмитаж! По стенам картины в позолоченных рамах, иконы, панно – все стены заняты, места свободного нет. Сам дом полон всякого добра. Везде стоят вазы, статуэтки, часы, чаши, ступки, светильники, люстры, бюсты, статуи, статуэтки, зеркала, мрамор, гипс, железо, сплошной антиквариат! Ты лавируешь, обходя и рассматривая всё это множество предметов. Много женщин, запечатлённых в картинах и в статуях, женщин, с миловидными лицами и округлыми формами – видно, что именно им отдаёт предпочтение хозяин. Также ангелочки – я рассматриваю в прихожей купидончика, играющего черепом в мяч. Внимание Э обращают на бюстик нашего земляка, Маяковского. Рядом с ним Бальзак, выползающий почему-то из горшка. А, может быть, это не Бальзак, я ошибся, ну очень он похож.
Через некоторое время подъехал и сам Згарби. С ним его свита, друзья, коллеги, какие-то женщины, какие-то мужчины, возможно родственники, хрен тут разберёшь. Чернявая и стройная помощница-итальянка сопровождает Згарби, я её заприметил, она была со Згарби и на презентации у Э. Молодая и стройная помощница, конечно же. Сели за стол. Ели хорошо, колбаса, сыр, мясо, паста, пироги, мороженое с клубникой. Пили лабруску – красное газированное вино. Алкоголя в ней не чувствуется, это не какая-нибудь сивуха на дрожжах, пьётся легко, только и хлопаешь стакан за стаканом.
За столом Згарби подверг Э литературоведческому допросу:
– Любите ли вы Ахматову?
– Нет.
– А Пастернака?
– Нет.
– Бродский?
– Написал несколько гениальных стихов.
– Гоголь?
– Великий русский писатель.
На том и порешили. Сидели где-то около часа, и все немного налабрусились. Но опьянения не чувствуется, вышли на улицу – воздух такой чистый, что хмель как рукой сняло. Э и Згарби тепло попрощались друг с другом, видимо друг другу понравились. На улице ночь, нежная и приятная ночь. Я обязательно запомню этот дом. Дом Виторио Згарби.
Читать другие страницы итальянского дневника об Эдуарде Лимонове:
День пятый
День одиннадцатый
День двенадцатый и тринадцатый, последний
*наш проект существует на средства подписчиков, карта для помощи
4279 3806 9842 9521