В Кейптаунском порту
С пробоиной в борту
«Жанетта» поправляла такелаж
Но прежде, чем уйти
В далёкие пути
На берег был отпущен экипаж.
Идут, сутулятся
По тёмным улицам
И клёши новые ласкает бриз…
Каждый из нас вспомнит, что было дальше: французские моряки опрометчиво заглянули в таверну, где уже отдыхали от трудовых будней их британские коллеги. Увидев соседей через пролив, они вспомнили Креси, Азенкур и всю историю своего векового соперничества. Вооруженная кортиками матросня атаковала супостатов, но спор в Кейптауне решает браунинг…
Песня, известная, как народная, на деле была написана школяром Павлом Гандельманом в Ленинграде в 1940-м году. Молодой поэт стал курсантом медицинской академии в 1941-м, принял определенное участие в обороне родного города, был отправлен в эвакуацию, но через год снова попал на фронт. Отслужил до победы в качестве военврача, да и впоследствии подвизался на этой стезе. Хотя и о творчестве не забывал.
Пусть от его редакции осталась только основная сюжетная канва, современный текст, на мой взгляд, даже лучше. У автора было с «какао на борту», да и в результате схватки получили люлей обороняющиеся, а не нападающие. Но дело в том, что он написал только слова, используя уже известную мелодию. На деле история «Жанетты» началась десятилетием ранее…
Все началось, как водится, с двух евреев. Яков Якубович отправился за океан, являясь уроженцем заштатного городишки в Румынии. Его товарищ Шолом Секунда был родом из Александрии нынешней Кировоградской области. Их семьи эмигрировали в Соединенные Штаты в 1900-х годах, и молодые люди поначалу занимались низкооплачиваемым подсобным трудом. Но, после того, как пообтерлись в новой стране, оба стали заниматься тем, что им нравилось больше всего – искусством.
В то время в Америке существовали целые театры на идиш, и наши герои работали в одном из них. В 1932-м им поступил заказ написать песню для мюзикла на народную тему со следующим сюжетом:
Джейк, рабочий обувной фабрики, уволенный за профсоюзную деятельность, влюблен в дочь владельца, Хене. В ответ на ее беспокойство по поводу долговечности его обязательств перед ней, он в какой-то момент поет ей любовную песню. Несмотря на ряд предсказуемых попыток сорвать брак, в конце концов они, конечно же, поженились.
Мюзикл давно забыт, а вот песня получилась шикарная. Хит под названием «Бай мир бисту шейн» («Для меня ты красива»), для которой Секунда написал музыку, а Якубович – слова, быстро разошелся сначала по всему Бруклину, потом по Нью-Йорку, потом по Америке, а в конце 1930-х его стали петь по ту сторону Атлантики.
Сначала его (в переводном, конечно, варианте) исполняли певички сестры Эндрюс, которые благодаря этому и приобрели популярность. Впоследствии песню включили в репертуар Элла Фицджеральд, Джуди Гарленд, сестры Берри, а после войны – даже Мерилин Монро и Нина Хаген. От изначальной версии остался только один куплет, и американцы, не знавшие идиш, слышали там не то «My Mere Bits of Shame» («мои жалкие крохи стыда»), не то «Buy Me a Beer, Mr. Shane» («купите мне пива, мистер Шейн»).
Шведская певица и актриса Сара Леандер, в 1930-1940-х работавшая в Германии и Австрии, стала исполнять текст на идише. Немцы сначала восторгались прикольным южным диалектом, а потом узнали, какой именно это язык, и, как типичный образец «дегенеративного искусства», «Бай мир бисту шейн» была запрещена.
По иронии судьбы, авторы продали права на песню вскоре после ее написания за тридцать баксов. А в последующие десятилетия она заработала три миллиона. Говорят, мать композитора после этого стала посещать синагогу каждую субботу и делала это следующие 25 лет до своего ухода из жизни. То ли она жаловалась ребе, какой ее сын шлимазл, то ли пыталась отмолить грехи, за которые бог лишил его богатства.
А когда этот хит услышал ленинградский школьник, у него началась новая жизнь.