А бог его знает, какой это был год. Сейчас уже и не вспомнить. Конец сентября, осень в самом разгаре. Идут унылые моросящие дожди. Низкое небо с провисшими облаками давит на землю. Второй день нет погоды. Стоим в наряде, проходим санчасть, идём на метеостанцию, читаем прогнозы и убеждаемся, что сегодня полётов не будет. Прогноз нелётный на весь срок. И следующий прогноз таким же будет. Короче, сидим, курим.
Эскадрилья МИ-6 располагалась тогда в старом одноэтажном здании на южной окраине аэродрома. С торца здания вход в тамбур, а за ним помещение эскадрильи. А посередине здания вход в контору нашего ПАНХа (применение авиации в народном хозяйстве), и комнатушки, где сидят наши «Заказчики». НРЭ (нефтеразведочная экспедиция 1 и 2), ВМК (вышкомонтажная контора), ЯрНГРЭ (Ярославская нефтегазоразведочная экспедиция), ЮПНГРЭ (Южно-Печорская нефтегазоразведочная экспедиция) и прочие. Два-три экипажа МИ-6, стоящих сегодня в наряде, накурившись на крылечке конторы, сидят в комнате отдыха у «Заказчика». Там нарды есть, шахматы и подшивка газет. Кто играет, кто читает, а кто просто кемарит, откинувшись на спинку дивана. Все понимают, что работы сегодня не будет. Ещё подождём пару сроков прогнозов, да и будем отбиваться.
Я тогда ещё летал вторым пилотом. Молодой, шустрый, заняться нечем, листаю подшивку газет и одним глазом поглядываю на капли дождя, ползущие по стеклу окна. Скукотища!
Внезапно в нашу комнатёнку входит высокий стройный мужчина кавказской внешности. Это Фридон Арчилович Бичашвили – «заказчик» ЯрНГРЭ. Окинув нашу тёплую компанию орлиным взором, он говорит с лёгким акцентом: «Мужики, надо баню отвезти!». Молчание. Он повторяет: «Надо баню отвезти!». Его кто-то лениво спрашивает, мол, откуда и куда. Выясняется, что баня хочет перебраться с буровой Вылью-41 на одну из строящихся буровых в районе ручья Нечавож. В 60 километрах на северо-восток от Печоры, на Северной железной дороге есть крохотная станция – Вылью, такой себе домик неподалеку от рельсов. А рядом с ней, километрах в восьми, среди высоченных деревьев притаилась площадка – буровая Вылью-41. Поганая площадка. Небольшая проплешина в тайге, которую вырубили под буровую, а вокруг, куда не глянь, лес. Подходы поганые, площадка небольшая, больше похожа на колодец. Да и везти эту баню надо километров сто на северо-восток, в сторону посёлка Косьювом. А потом на заправку в Инту. Кто-то опять спрашивает у Фридона: «Баня тяжёлая?». Дурацкий вопрос. Баня не может быть лёгкой. Балок на санях, а в нём печка-каменка, полки, парная, да ещё всё это сырое. Тонн на шесть потянет, да ещё и «пауком» надо брать, а деревья вокруг высокие. Это даже я, второй пилот, не так давно летающий на МИ-6, соображаю. Но молчу в тряпочку. Меня никто не спрашивает. Есть здесь более старшие опытные товарищи, с огромным лётным опытом. Товарищу Бичашвили отвечают, что подходы к площадке плохие, она маленькая, груз тяжёлый, его так просто не вытащить. Надо ждать хорошего денька, чтобы ветерок у земли был приличный, было прохладно, а наверху, на пути от Вылью до Нечавожа, ветер был попутный, вот тогда можно будет и попробовать. А пока всё пусть стоит, где стоит. На том и закончили.
В тот день мы такт не летали. И на другой тоже, и на третий. А потом подошёл антициклон, тучи растащило, показалось голубое чистое небо, солнышко засияло, осенняя тайга заиграла своей яркой красотой. Пошла работа. Тогда летали много. Аэропорт с раннего утра гудел, как растревоженный улей. Гул моторов в небе и на земле. Взлетают трудяги АН-2, разлетаясь по соседним сёлам, маленькие МИ-2 снуют в разных направлениях, МИ-4 загружаются, запускаются МИ-8 и, конечно же, наши корабли МИ-6. Машины на базировках на оперативных точках, полёты с базы. Короче, всё гудит и крутится.
Где-то, через неделю, так же собираемся перед вылетом в комнате отдыха у «заказчика», кто-то перекуривает на крыльце конторы, кто-то перебрасывается парой слов. Обычная обстановка. В коридоре слышны быстрые шаги. На пороге комнаты отдыха появляется Фридон Арчилович и заявляет прямо с порога: «У меня баня пропала!». Как пропала?! А так, улетела в неизвестном направлении и всё!!! Начинаем расспрашивать. Выясняется следующая картина. На буровой Вылью-41 оставили только двух сторожей, они же и подцепщики. Они, типа, охраняют в тайге имущество, которое будут вывозить на вертолётах (балки, железки всякие, ёмкости), а когда появляется вертолёт, то после осмотра груза экипажем, эти сторожа-подцепщики цепляют его тросами на крюк вертолёта и груз уходит в небо.
Видать у них с собой на буровой было что-то согревающее. Ведь скучно же сидеть посреди глухого леса в осеннюю слякоть и смотреть в низкое небо. Как нам рассказал Фридон Арчилович, в тот раз сторожа проснулись не сразу. Их разбудил свистяще-рокочущий звук лопастей. Раннее утро, уже рассвело, дождь прекратился и даже ветерок раскачивал верхушки высоченных сосен. А может это был поток воздуха от несущего винта вертолёта. Пока, чертыхаясь с похмелья, сторожа оделись, напялили резиновые сапоги и выбрались из двери своего балка – действие подходило к концу.
Они увидели огромный МИ-6, висящий хвостом к ним. Крылья закопчены от выхлопных газов двигателей, большие цифры номера не прочитаешь. Видна только задняя часть вертолёта, округлые створки грузовой кабины, основные колёса шасси в грязюке по самые оси, хвостовой винт и лопасти несущего винта, стоящие этаким тюльпаном, ведь груз на крюке тяжёлый. А под вертолётом на «пауке» висит баня. И всё это, под хлопанье лопастей и вой движков на взлётном режиме, цепляясь санями бани за самые верхушки деревьев, исчезло в небе, в неизвестном направлении. Короче, баню, как корова языком слизала. Некоторые бездушные люди, не умеющие ценить прекрасное, иногда называют вертолёт МИ-6 уничижительно – «корова». Типун им на язык. Ничего не «корова», а прекрасная работящая «ласточка». Короче, дальнейшее расследование зашло в тупик. Сторожа не могли ничего толком рассказать. Мол, большой, грязный, закопченный вертолёт с крыльями, бортовых номеров не видно, скрылся за деревьями, а куда потом повернул – неизвестно!
При нормальной работе вертолёт МИ-6 висит над подвеской, подцепщики накидывают петли тросов на крюк вертолёта, закрывают защёлку, бортоператор подтягивает трос с крюком лебёдкой, закрывается гидрозамок, вертолёт натягивает троса, центрует их, то есть становится точно над грузом, отрывает груз от земли и поехали. Или на крюк сразу цепляют «паук», а потом его карабины цепляют за петли тросов и опять потянули вверх, как краном.
Но в особых случаях, когда на буровой нет подцепщиков или груз стоит где-нибудь отдельно, в глухомани, экипаж МИ-6 может справиться и сам. Главное, чтобы вертолёту нашлось место примоститься рядом с грузом, было куда поставить колёса и помещались лопасти несущего и хвостового винта, им не мешали препятствия и деревья. У хозяйственного экипажа, помимо штатного крюка и «паука», на борту всегда есть пара девятиметровых стропов и четырёхметровый подстропник, а иногда и пара двенадцатиметровых стропов. Имея такое подспорье, можно увязать хоть чёрта лысого. Подсел рядом с грузом, прицепил троса или «паук» при необходимости, выпустил трос лебёдки и зацепил «рвушку» (такое специальное приспособление) за верхнюю часть крюка – так называемую «балду». Завис, оператор подтягивает лебёдкой трос, поднимая крюк, и ты, по его командам, смещаешься, пока не встанешь над грузом. А потом: «Трос в замке! Горит зелёная!». И всё, отрываем груз и поехали. Видимо такой «хозяйственный» экипаж и упёр баню. И обошёлся без всяких подцепщиков. Время было выбрано грамотно, когда они ещё спят. Хоть топлива на борту видимо было немного, но уходили они тяжело. Баня, это вам не какие-то банальные трубы или насос.
Короче, баня растворилась в просторах северных лесов и тундр бесследно. Ну почему же бесследно?! Я прекрасно помню название и очертания озера на уютном бережке, которого она появилась. Пролетал несколько раз над ним. Даже один раз подсаживался рыбкой разжиться и рыбаков забрать. А потом баня опять пропала. На этот раз окончательно и бесследно. Нет, не улетела снова в небеса. А сгорела до головешек! Ибо, не фиг пьянствовать и париться одновременно. Совмещение этих «мероприятий» требует осторожности и аккуратности. Ибо, чревато! Да где только на Руси бани не горели? Первый раз, что ли?